– Зачем так рано явился?

– Мне в пять на съёмки, а надо восемь часов отработать…

– У хорошего журналиста нет строгого графика, а есть выполненная работа. Если тебе съёмки важнее, чем журнал, ты можешь сюда больше не приходить.

Крис сник. Но Дин знал, что прав, и парню придётся принять решение, кем он в дальнейшем хочет стать – моделью или репортёром.

– Я откажусь от съёмок, – наконец, выдавил он.

Они спустились в кафе, расположенное в том же здании, и Дин занял свой любимый столик. Сделав заказ, он с пониманием посмотрел на расстроенного парня.

– Не спеши. Пока у тебя нет чётких заданий, и ты свободен заниматься, чем угодно. Но в будущем ты должен понимать, что побегов я не допущу. Если работаешь на НоргеТаймс, то ты принадлежишь мне. И телом, и душой. Понял?

– Да, спасибо, – Кристиан слабо улыбнулся, а Дин ободряюще похлопал его по плечу. – Я тебя не подведу.

– Умоляю… – он закатил глаза, но его дальнейшие поучения прервал звонок.

Так рано ему редко звонили, и он быстро ответил. Но оказалось, что это Ивар, вечно чем-то недовольный и требующий жить по его правилам. И сегодня он сразу насел узнать, следит ли Дин за своим распорядком дня, высыпается и хорошо ли питается.

– Па, ну, сколько можно, мне двадцать девять.

– Именно! Ты взрослый, созревший для брака мужчина и должен следить за собой, чтобы твои дети были здоровыми.

– Пожалуйста… – простонал Дин. Спорить с папой было бесполезно, как и умолять, и Дин делал это чисто на автомате, словно маленький ребёнок, которого который раз ругают за очень старую оплошность. Но, наверное, рядом с родителями в каждом взрослом просыпается этот ребёнок и стесняется всех своих невыполненных обещаний, забывая о том, как много он всё же успел сделать.

– Тебе надо заняться спортом. Гимнастикой или танцами. Хочешь, я поговорю с дядей Тони, и он возьмёт тебя в балетную студию?

– Па… – Дин закатил глаза. – Только не балет.

– И у меня к тебе серьёзный разговор! – продолжил строгий родитель. – Я хочу обсудить твоё будущее!

– Какое ещё будущее? – Дин старался его не слушать, пил замечательный кофе и закусывал сэндвичами. Всё равно он был уверен, что Ивар ничего хорошего или полезного не скажет. Да и все речи папы уже давно были выучены им наизусть.

– Твой брак и будущих детей.

Дин закатил глаза. Старая история продолжалась и, кажется, никогда не закончится, пока Дин не отправится в могилу. А если Мортен рассказал Ивару про завещание, то простыми советами разговор не закончится. Дин оказался прав, и Ивар стал назидательно рассказывать про семью Тённессенов и их сына. Оказалось (так кстати), что тридцатилетний альфа все ещё не нашёл свою пару. Поэтому и Ивар с Мортеном, и родители того неудачника теперь мечтали их свести. Граф Херман ещё не умер, а они уже вовсю делят наследство и планируют брак. Захотелось громко закричать, как его все это достало, как сильно он ненавидит альф и даже своих родителей.

– Ты послушай, – продолжал тарахтеть Ивар, – этот альфа знаменитый шеф-повар, он в своём ресторане готовит потрясающие блюда, и даже король заказывал у него ужин!

Дин знать не желал ничего о том альфе. И вообще обо всех альфах. Они его не привлекали, даже отталкивали. И у него был Рейли.

– Ой, па, у меня тут собрание начинается, надо бежать, пока, – быстро закончил он разговор и сбросил вызов. Кристиан прыснул в ладошку и чуть не подавился кофе. – Подслушивать нехорошо.

– Куда мне было деться, ты вёл личные разговоры прямо при мне.

– Мог бы тактично сделать вид, что увлечён едой, – Дин устало вздохнул и спрятал телефон.

– Хочешь заняться балетом?

– Папа пытается пристроить меня туда с трёх лет.

– Я тоже занимаюсь танцами, – Крис хитро улыбнулся и совсем по-омежьи дёрнул бровями, – только не такими скучными, как балет. – Дин удивлённо скривил губы, показывая, чтобы Крис продолжал. – Хожу в студию брейк-данса. Там и пластика хорошая нужна, и сила в руках. И ритм надо слышать и чувствовать. А ещё правильный выход энергии и эмоций.

– Любопытно, – Дин придвинулся ближе и заговорщически подмигнул, – запиши меня на свои танцы, Крис, папа от меня сразу отстанет.

– Конечно, в пятницу пойдём вместе, будет работать группа для новичков, и я подскажу, если что-то не поймёшь.

– Отлично, – Дин хлопнул альфу по плечу, и тот аж согнулся под тяжёлой рукой главного редактора. Быстро поднявшись, омега направился на работу, а Крис, потерев плечо, бросил на столик пару монет чаевых. За завтрак Дин заплатил сам.

~

«Господин Херман Ведель-Ярдсберг умер сегодня в шесть утра. Ждём тебя вечером в семь на семейном ужине. Будет присутствовать наш семейный адвокат и юрист – представитель Хермана», – гласило сообщение от папы. И ни слова больше. Ивар даже не подписался.

Под ложечкой заныло, Дин с отчаянием представил, как сообщит об этом ужине Рейли – его омега ненавидел посещать семейство Осенов. Впрочем, Рейли можно и не звать. Но нет – Рейли ему не простит, если Дин не пригласит его на столь важное событие в его жизни. Ведь решается судьба их обоих. Совершенно незнакомый им бета вмешался в их счастливые отношения и только от его последнего желания зависело их будущее. Если по завещанию Дин лишится всего, Рейли должен узнать об этом первым. И первым принять решение – сохранит ли он их отношения.

Дин не хотел о таком думать. На душе становилось до отвращения противно. Зачем он будет нужен самому известному модельеру Норге, чьи коллекции теперь будет производить одна из итальянских фабрик и продавать в известнейших бутиках Европы? Дин станет грязным пятном – безработным бывшим редактором, не умеющим и не знающим в своей жизни ничего, кроме журналистики. Дину было даже стыдно думать о том, что Рейли примет его, как бездомного подкидыша.

– Мне не хотелось тебе этого говорить, но на средства Хермана был куплен наш дом и загородная вилла. Если он потребует выплатить все долги, мы останемся без жилья. – Отец позвонил после обеда и испортил и без того поганое настроение.

Бездомный. Нищий. Безработный. Что может быть хуже?

Дин не мог заставить себя позвонить Рейли и сказать ему о приёме. Как бы ни были сильны чувства всегда есть то, что легко их разрушит. И потеря работы, нищета и собственное падение в глазах любимого было именно тем самым ингредиентом, что могло превратить прекрасные чувства в ненависть. Дин не хотел видеть, как день за днём меняется отношение любимого мужчины, и как дети перестают уважать его. Нужно было придумать решение, чтобы спасти свою семью и не лишиться газеты.

– Ты должен согласиться на этот брак, сынок. Ты ведь понимаешь, не всё в жизни по любви происходит…

– Завещание ещё не озвучили! – рыкнул на отца Дин. Так хотелось, чтобы Мортен поддержал, сказал, что понимает, как важна для Дина семья и его дети, и что будет помогать найти новую работу, и … Но отец пёкся только о своём благосостоянии. Как и всегда.

– Ты приезжай пораньше. Ивару стало плохо с сердцем, вы поговорите, он, глядишь, тогда успокоится.

– О чём мне с ним говорить? Я не собираюсь выходить за отпрыска какого-то Оле. И вообще я приеду с Рейли.

– Сын, не делай глупостей…

Дин сбросил вызов. На душе кошки скребли, и было так гадко, что хотелось повеситься. Или выброситься из окна своего офиса, где столько раз Рейли, широко расставив ноги, отдавался в каждом углу и на каждом предмете мебели.

Сил на то, чтобы позвонить и сообщить новость мужу, не было. Дин послал ему сообщение, проклиная свою слабость. Рейли ответил и с деланным энтузиазмом сообщил, что отвезёт детей брату и прикупит для ужина любимого вина. Лучше бы Рейли устроил скандал и запретил ему посещать родителей.

В десять минут восьмого Дин стоял у порога огромного двухэтажного особняка, который родители построили тридцать лет назад, как уверял Мортен, на его первый заработок. Оказалось всё намного банальнее – некий друг, граф-миллиардер, одолжил ему кучу денег и помог встать на ноги. И вместо того чтобы за долгую жизнь скопить и вернуть долг, Мортен всё прогулял. А отдуваться теперь придётся Дину.