– А, был ли?

Бесшумно отсмеявшись, сойдясь на своем, прикрыл веки засыпая. Всё-таки мне нужно было отдохнуть к следующему дню. Ведь он и так спешил ко мне на встречу. Стоило уснуть, как у юрты раздались шорохи и непонятный шум. С трудом продрав глаза, очумело смотрел, как приподнялась орчанка и не стесняясь своей наготы, бессовестно растолкала Очира, выталкивая его на белый свет. Сама же она поспешила накинуть нечто похожее на платье или скорее сарафан из тонкой кожи и подалась за шаманом. Под шум толпы не удержался от любопытства и я, поспешив за парочкой выходя пред очи, как минимум половины племени. Здесь был глава в окружении пятерых не менее старых и почётных воинов. И если судить по тому, как за главой встал Акиф, кокой-то паренек, Далель и еще несколько орков, коему примеру последовали и остальные становясь за старейшинами. Можно было предположить, что я попал на общий совет. На секунду опешив от такого зрелища, постарался затеряться сбоку, наблюдая за происходящим. А посмотреть было на что. Стоявшая подле шамана бестия, коротавшая у нас ночь, поспешила затесаться в стан одного из старейшин и судя по тому, как она стала в один ряд с тем, кого вчера едва не придушил Очир и сразу за спиной старейшины, дела шли к печальному обороту. И понимал это не только я один. Ещё недавно, стоя не жив не мертв – после попойки, сосед побледнел, собираясь с силами. И судя по тому, как в полукруг у старейшин вышел местный предводитель оккультизма, вызывавший некое почтение и страх, то Очир собирался не только морально. Молчание не затянулась на долго, стоило появиться последнему, как вождь громогласно начал:

– В связи с возвращением наших воинов из похода и приобретения в нем нового врага и союзника, я дозволяю Очиру – Громовому топору, вступить в племя. Но готов ли он защищать его, как мы защищаем, кровью ли, жизнью? Обяжется ли, кто из семей приютить и отстоять его, да так чтобы и он в трудную минуту отстаивал вас?

В повязнувшем на долгие секунды молчании, казалось не зазвенела бляха и не ударила подковой лошадь, пока не вышел вперед один из старейшин:

– Я – Исам, готов принять воина и уберечь племя от предательства. И слову моему в опору встанет слово отца и сына.

Не прошло и десяти секунд, как стоявший за его спиной Ганис, подошел к шаману племени и тот по старшинству ответил за обоих:

– Коли зло разнесется и обман признается, как глава рода обещаю избавить племя от напасти силой, как своей – так и на плечи внуков обязанностью возложенной.

И так это было сказано, что как-то не возникало сомнений, что шаман и все поколения после него в этом семье, обяжутся убить орка. Но как будто, того было недостаточно, вождь продолжил:

– Во светёлке висит лук, дедом вашим повешен, обязал он волею своею оберечь, обезопасить. А не сопреют ли стрелы и не слетит ли тетива от воли вашей?

В этот раз, взял слово Исам:

– Сотни троп исхожены мной, там во след всякий падает свет. Во свету том судьба виднеется, где плоха, где светилом согрета. Всякий в нем заплутать горазд и поможет лишь древний сказ. Сказ простой, но о многом расскажет. Тот ли – брат, кто по силе двум, шел украдкой за спиной устремляясь в путь иной? Тот ли – кто духом слаб, убежит от когтей и лап? И, если в собрате слух, коли силен он и смелый дух? Прежде чем слово своё сказать, вестников их попросил сыскать. Были они на трех конях, Рыжем, Гнедом и Белом.

Стоило ему закончить, как толпу проредил неведомо – когда отлучившиеся, Далель, Ганис и его сестра. Осмотрев трех вестников за своё взялся Акдам:

– Вестники далекие, да не простые, скажете ли и нам слово тайное?

Подойдя к Далелю, вождь положил руку ему на плечо:

– Словам моим путь далекий, да сказ простой. В нужде и обиде, не забыл он о помощи, услышал и уберег. И цена тому конь рыжий, аки золото.

Подойдя к Очиру, Даль вручил ему поводья с благодарностью. Вождь же тем временем перешёл к Ганису:

– Моим же словам вес – конь гнедой, как и проверка мною устроенная на страх и бесправие. Не увидел я тщетности и безудержного страха, отличающего того, кто забудет себя и слово предков.

Подошёл к шаману и Ганис, вручая поводья от коня, но как для меня стоявшего сбоку и видевшего его лицо, паренек не забыл вчерашнее унижение и навряд-ли его так спустит. Последней же оказалась девушка. Подойдя, вождь попросил высказаться и её:

– У сказа древнего нет ответа, но дело есть. Чтобы от дороги иной спасти, вывести лож и корысть, обменялись мы душою белой. С нею одна была, с нею всю жизнь жила, да на двоих разменяла. И этой ночью сплела в одно целое судьбы наши.

Под молчание племени, откуда не возьмись из-за спины вождя и старейшин вышла орчанка. Гордо задрав голову, та в молчании прошла в юрту, минутой же позже, она появилась со шкурой белой, развернув ту на обозрение, засвидетельствовала кровавое пятно. Возложив шкуру между шаманом и вперед вышедшей пигалицей, та махнула рукой и к ней выбежали, судя по нарядам и человеческому виду, две наложницы. Они были разодеты, но внимание мое привлек сверток в их руках, перекочевавший в руки к орчанке, поспешившей представить общественности два браслета. Прочертив ими по крови, подхватила один и двинулась к Очиру. Тот было дернулся в сторону, но от его шороха, как-то потяжелело, не только в груди, но и сам воздух задрожал. Вот только шаман не позволил случиться стычке, понимая к чему она приведет и с некой твердостью приподнял руку, куда и был повешен браслет. Орчанка же двинулась к девице, а я улыбался той гамме чувств, что донеслась от орка, через дух Ахира. И как-то, даже не верилось, что тот – все знающий и казалось все сильный шаман, может так попасться. И от того извиваться в ярости, тоске и отчётливо слышимой, но от того не менее детской обиде. Благо, ненависти не было. А так интересно все. И принятия в племя, и женитьба, да не абы – как, а по старым заветам. Главное подвели-то все как, хочешь ты или не хочешь, а молчать придётся. Вот только что-то мне не вериться, после вчерашнего. И пышущих ненавистью взглядах вестника на черном коне, в некоторые проверки. Но кого это волнует. Дойдя с браслетом до орчанки, женщина склонилась – цепляя тот ей на ногу. Но подивится их обычаю я не успел, как Акдам провозгласил:

– Быть посему, коли семья крепка и слово верно.

На этом церемония закончилась, и орки пошли в сторону основного стойбища, не осталась и невеста. Только я, невольница, и всё также стоявший в молчании Очир. Одни лишь кони напоминали о случившемся и мечущиеся в голове мысли с обрывками чуждых мне переживаний. Оттаяв решил, подбодрить друга. Подойдя к орку хлопнул его по плечу, улыбнувшись от всей души:

– Ничего, – протяжно выдохнул я, – старый конь, он борозды не испортит.

Обернувшись ко мне, орк промолчал, но вот лопавшиеся от ярости в глазах капилляры говорили о многом. С честной улыбкой, посмотрев ему в глаза, побежал в сторону леса, не в силах удержать хохот, при том мечась из стороны в сторону и как оказалось не зря. Что-то промелькнуло рядом, скосив часть кустов, в следящую секунду скрывших и меня. Но эхо, гоготавшего вслед за мной из леса, укрыть не смогло. Слегка отойдя от смеха и отдышавшись, вынырнул из укрытия. Все-таки в меня при желании попало бы большинство воинов, а значит Очир кидал на авось и то, что попало под руку. Поискав в кустах убедился в своем предположении, найдя кинжал в ножнах, с которым и поспешил назад, не найдя на поляне орка. В юрте же на оборот все было не так спокойно. Шаман собирал в кучи, только вчера им же разложенные вещи из числа трофейного вооружения и защиты. Почесав подросшую бороду, в недоумении спросил:

– Ты никак в бега собрался?

Но в ответ получил лишь невнятное шипение, с едва различимым ответом:

– Если бы я мог – то давно уже сбежал, попытать счастья в степи. Но нет. И стоит мне теперь подумать об этом, и до края земель во владении племени, я не доберусь.

Так, ничего и не поняв, переспросил:

– А вещи-то на кой собирать, если никуда не собираешься?