– Далель.
Видя, как орк замешкался, оборачиваясь с неохотой кивнув – мол, что–там еще. И это у него получилось – так выразительно и говорящще, что рабам не стоило бы обращаться к свободным по имени, и несвойственно ему, что я замешкался. Но выбора-то мне никто не оставлял:
– Я хотел бы у тебя узнать – где можно разжиться водой и дровами?
Посмотрев на меня и на лес, он не на шутку задумался. Но все же отбросил излишнее, поясняя:
– С дровами все просто, сушняка в это время года много. А вот с водой будет сложнее. Река обмелела, да и никто тебя к ней не отпустит. А вот родничок, скрытый в тени леса, ещё не иссяк. И пусть он далековато, но тропы ведущей до него тебе хватит с лихвой.
Посчитав, что этих объяснений хватит, он отправился к стойбищу, я же посмотрел на указанную им тропку в нескольких десятках метров от меня и вернулся к юрте. Где к слову уже хозяйничала девушка, рассовав по только ей ведомым местам припасы, оставив в одиночестве котелок. Поняв все без слов, подхватил чугунного монстра, направившись за водой. Идти пришлось далеко. Тропинка виляла и вскоре увела за собой в глубь леса. Здесь было тихо после орочьего племени, настолько, что в голове сами собой за шуршала мысль. "Может быть мне уйти." И чем дальше я шёл, тем легче вырисовывалась представившаяся мне возможность. И с нею я побежал, буквально окрыленный. Но и в это чувство вмешался разум, нашептывая – куда, кругом одни лишь луга, степи и тысячи орков с сотнями их племен, не уйдешь. Словно наткнувшись на ветку, выбившую дыхание из привычного темпа, вспомнил о лошади, она одна без хозяина и досмотра. Но и на то, нашлись ответы. Я понимал, что она не вынесет меня так далеко, как это надо и если бы я не видал, не помнил земли – пройдённые нами, то может быть и рискнул, но не сейчас. И на каждый мой порыв к воле, находилась мысль или довод, образумливавший, и от этого только становилось хуже в сердце, на душе. И явственней захотелось боли или чего угодно, лишь бы пересилить разум и сорваться туда – где ожидает смерть. Ведь и здесь, её поступь ощущается все ближе. Но того, как будто и не существовало для поселившейся где-то внутри, одной из трех наших особенностей под наименованием Надежда. Стиснув зубы, просто шёл, с взявшей за руку поселившейся внутри пустоте. Пока тропинка не вильнула к впадине, у которой меня уже ожидали пятеро всадников из племени, видимо закончив разъезд и решивших перекусить, да напоить лошадей. Где-то внутри, что-то оборвалось и стало свободнее. Но не с гнетущими эмоциями, они прямо-таки прорывались на выход, и все – что я мог, это оскалиться под взгляды группы орков, не спешивших расступится. Но они и не останавливали подступившего к родничку северянина. Мне же оставалось набрать воды и выдвинуться в обратный путь с одной только мыслью. Кто сказал, что меня просто–так отпустит это племя, а я уже начал боялся других. Мысль оказало навязчивой, неприятной и с легкостью, занявшей мою голову на всё расстояние до юрты, а также немалую часть вечера. Заставляла меня, как окунуться в себя, так и пережить терзавшие чувства, с желанием выжечь некоторые из предрассудков. Отвлекла же от раздумий невольница. Она спокойно хлопотала по дому, изредка поглядывая на меня, но не решалась, что-нибудь спросить или сказать. Этим напомнила подруг, таких же тихих, отмалчивающихся и сильных в душе, как она. Пусть это не относилось к навыкам или врожденным способностям, но сложившимся характером от пережитого, и тем – как она выкарабкалась. Да, может и не до конца. Но ведь и этого уже немало. Юрту наполнял запах костра и затмевавший всё аромат каши. Женщина расстаралась, и я понимал, что в первую очередь конечно, она делала это для своего хозяина. Но и сам был ей благодарен, с удовольствием вкушая, впервые за последнее время, что-то наваристее сушёной подметки. Да так, что каша обжигала, и с непривычки пекла в груди, опускаясь приятной тяжестью в живот. Закончив с трапезой отблагодарил хозяюшку, между делом объяснив, что Очир вернётся нескоро и она может отдохнуть. К чему прислушался и сам, заваливаясь на лежанку. День был долгим, а ведь меня должны были и потренировать. Глаза устало сомкнулись, и я отбросил все до завтра.Глава 8
У юрты главы. Вождь племени Акдам.
Уединившись, под лучами спутницы ночи, ощутил, как ветер треплет волосы и доносит до меня жизнь племени; их крики, далеко разносившиеся в ночи, неоконченные днём разговоры и даже стоны невольников. Видимо кто-то отдыхает на славу, а с тем и мне хорошо. Этого добился я, воздвиг я и вырастил. Пусть гуляют. Ведь это случается так редко, но чисто и искренне. А я пока подумаю, как сделать их жизнь проще. Улыбнувшись во тьму, услышал – как откидывается полог, впуская ко мне Исама и смиряющего его гнев Акифа. Но и без шипения первого, я не мог не выслушать одного из старейшин племени, а также одного из самых старых моих друзей. Зная, о чем пойдет речь:
– Акдам, отдай мне шамана! Он опозорил мою кровь, меня и я не спущу этого, ты знаешь.
Задрав голову едва ли не к небу, он окаменел, выражая свою непреклонность. Захотелось поморщиться, начиная вразумлять друга:
– Старина, все не так просто. Ты же знаешь о том, кто нам грозит? И по поводу моих мыслей к чужаку. Но он силен, и в этом я сегодня убедился, увидев то – как он одолел твоего сына. А ведь я помню, каков ты и твой род в бою. И прошу тебя о смирении. От мести, я отступать не требую, а лишь о том, чтобы ты послушал и подумал, какую выгоду он ещё может принести тебе и клану.
Ночное пение у птиц и шелест успокаивающего леса, как и мой сон, прервал шум ввалившихся в юрту орков. В одном, я с трудом разглядел шамана. С опознанием второй же было все проще, хватило и того, что повалившейся на пол была девушка. Томно отдышавшись та подскочила, стряхивая с себя мусор, как делал бы воробей – топорща перья от густых капель, и взялась за старое, волоча старика к первой попавшейся койке. К сожалению, на той отказалась невольница, получившая указания на оркском убираться, и не разобравшая оного, заслужила все объяснившую пощечину. Со всхлипом откатившись, девушка схватилась за щеку, не понимая в чем дело. Это же хотел узнать и я, готовясь к чему-либо. Вот только неприятностей не предвещало ни кольцо, не бормотавший что-то в пьяном бреду Очир, а значит и вмешиваться – как раб, я не имел права. Но кое–что сделать я мог. Помахав рукой, я привлек внимание невольницы, поспешившей перебраться ко мне и устроиться с краешка, не без ненависти смотря на ночную гостью. Благо та не видела её выражения в темноте, да собственно и не хотела обращать внимание, ведь рабыня для неё была вещью. Ходящей, говорящей, но вещью. Втащив шамана на лежанку, она просто повалилась рядом, отдыхая. И я было уже подумал, что на этом все кончилось, и надо как-то ужаться, впуская на шкуру нечаянную соседку. Но не тут-то было. Среди привычного дыхания, послышались шорохи и непонятное мычание, и чем настойчивее шуршало – тем громче отнекивался орк. К его сожалению, а может и счастью, он не смог побороть настойчивую девушку, сдав без боя большую часть одежды, в виде штанов, кои она просто стащила с неподвижного тела, а остальная ей и не могла помешать. Покончив с подготовкой, та встала и без какого-либо стеснения скинула свой покров, оголившись под проступающими в дымоходе лунными лучами. Приоткрыв ветру, слегка поблескивающее испариной тело. Она было стройна и по-своему обворожительна. Пусть и без столь привычных моему взору размеров и форм. Но и то, что я видел перехватило дыхание, неким таинством и свойственным любому мужчине желанию. Да так – что его отголоски достигли бедер, едва ли не окаменевшей невольницы. Не желая смущать её отпрянул, а вот остановиться и не смотреть, как-то не смог. Но не все зависело от меня, и с тем – как орчанка взобралась на шамана, ко мне наклонилась соседка, обжигающе выдохнув в шею, зашептав:
– Сама. Я хочу выбрать тебя сама.
Вот только, как бы она не старалась, я не услышал в её словах желания. Но подхватив ту оборачиваясь к стене, просто прижал девушку к себе, слыша её прерывистое дыхание, дрожь. И даже утихавшие под стоны орков, всхлипы, у понявшей – что я не буду её насиловать. Вскоре в юрте все стихло. Шаман и его пассия блаженно спали, и даже соседка мерно посапывала в моих объятиях. Один лишь я вспоминал о былом и о своих утерянных где-то спутницах. И все чаще возвращался к тому, какой же я был дурак. Заправив выбившуюся прядь у девушки, улыбнулся, наблюдая за тем – как она зарывается в меня лицом. Не смог удержаться, спрашивая у себя:
