На душе стало не по себе. Он вспомнил сестер, оставшихся с маманей: «Каково теперь ей с девчонками. Отец наверняка расстроился, но ведь отпустил же он Надю на стройку, чем я хуже?» Как ни хотелось ему чувствовать себя героем, тем не менее глаза заблестели от внезапно накатившихся слёз – все-таки дома куда лучше.

Уверенно смахнув с лица признаки собственной слабости, он мысленно сказал, как отрубил: «Что ты распустил сопли! Забыл, как во время эвакуации немцы тебя расстреливали с воздуха?» Отчетливо явилось лицо погибшей женщины. …Они ж знали, что колона вся состояла из мирных людей, – ан нет, бомбили.

Потом Гриша вспомнил, как до войны всё лето прожили в станице Грушевской у родичей-казаков. Какими казались вкусными груши, которые он таскал из соседнего сада! Его тогда поймал дед, хозяин сада, и очень ругал за них. А он с маленькой Пашкой стоял и молча ненавидел этого козацюру в старой фуражке с красным околышком. Вагон мягко покачивался, мысли постепенно приходили в порядок. Мерное постукивание колес поезда сделало свое дело. Гриша забылся в сладостной дремоте.

Добрались до Киева за пять суток, конечная станция оказалась на левом берегу. Отсюда нужно было выдвигаться непосредственно в Чернигов. Так по крайней мере думали ребята. Но как туда добраться и в какой стороне находится тот Чернигов, они не знали.

Вася, оказывается, зря времени не терял – он успел познакомиться с девчонкой, которая вместе с родителями направлялась в Крюковку. К вечеру следующего дня Гриня и его друзья были на Крюковском пропускном пункте, который успешно преодолели. Полицаи ограничились только проверкой сумок. У тех, кто вёз продукты, эти вчерашние селяне, а сегодня – представители великой Германии, бессовестно изымали часть продуктов. Особенным спросом пользовались: сало, молоко и домашние колбасы.

Всё складывалось как нельзя лучше. Цель была близка, правда, провизия заканчивалась, но это ерунда по сравнению с тем, что очень скоро они станут настоящими партизанами. А сейчас неплохо было бы, перед тем как выдвинуться в лес на поиски партизан, провести небольшую разведку, походить по Крюковке, заглянуть на местный базар, записать адреса расположения немецких учреждений, госпиталя. Так обязательно нужно сделать, потому что Лёха говорил, что эти сведения для партизан важны.

Где-то за крайними хатами переночевали в стогу сена, а наутро все трое вышли выполнять, как им казалось, своё первое боевое задание.

Крюковку оккупировали наступавшие немецкие войска в сентябре 1941 года, в дальнейшем здесь разместили немецкий гарнизон. По распоряжению немецких оккупационных властей в райцентре был назначен бургомистр Барановский, который приложил немало усилий для создания вспомогательной полиции.

К моменту появления наших героев в Крюковке немецкие власти провели ряд успешных операций по выявлению подпольных и партизанских групп. Часть из них уничтожили, но тем не менее крюковский партизанский отряд существовал и продолжал борьбу.

Партизанское движение как символ добровольного участия народа в вооруженной борьбе с захватчиком существовало только в пропагандистских заявлениях советской власти. На деле же те партизанские отряды, которые действительно воевали, создало НКВД, – диверсионные спецподразделения, которые сражались в тылу врага. Всем необходимым их снабжала «большая земля», она же ставила перед ними задачи и контролировала ход их выполнения. Это была отлаженная структура с хорошо развитой агентурой на местах и руководящим центром в Москве. В такие отряды простых смертных не принимали почти никогда, поскольку очень жестко соблюдалась конспирация. Ставки были весьма и весьма высоки. Но об этом никто тогда не знал, в те времена все верили советской пропаганде, и наши малолетние герои тоже не были исключением – они твердо знали, что партизаны есть и их появление в отряде – дело времени.

Позавтракали хлебом, луком и водой, сало не трогали уже второй день, берегли на черный день. Да и сколько пацанам нужно, когда кругом в садах фрукты, а в огородах – овощи? Кстати, картошечку они тоже вчера стащили и испекли. Правда, за такое могли и накостылять, но и это ерунда, в конце концов, они имеют на это право, они ж… при исполнении. Погуляли по райцентру – немцы что-то строили, с утра гнали колонну военнопленных на работы. Некоторые пленные несли в руках лопаты и кирки. Одеты они были в основном в изношенное обмундирование, но попадались и в гражданской одежде.

– Слышь, Вась, а че тут гражданские делают? – Толик толкнул в бок Ваську. – В толк не возьму… немцы что, всех подряд хватают?

– Та не бойся, наверное, местные одежонку подбросили – видишь, как поизносились, бедные. Несладко им тут приходится. – Вася поежился, картина действительно открывалась совсем не жизнерадостная да к тому же жрать хотелось. – Уже бы в лес, а мы толком так ничего и не узнали, – закончил он.

– Надо бы посмотреть, что они там строят, подобраться поближе и глянуть, вот это были бы сведения! – От этой идеи Гришу явно распирало, он был горд за себя, что придумал такой план.

Самым большим предприятием и одновременно гордостью в Крюковке считался сахарный завод, но, по распоряжению немцев, всё оборудование завода демонтировали и вывезли в Германию. Пленных использовали для расчистки территории завода и прилегающей территории, наверняка в ближайшей перспективе они планировали что-то там расположить.

Трудились пленные с утра и до вечера, а на ночь их возвращали в лагерь. Вереница из людей, толкающих впереди себя тачки, подымалась на вершину холма, за которым был крутой обрыв. Вот туда пленные и сбрасывали содержимое тачанок, которое состояло в основном из битого кирпича и иного строительного мусора, которого почему-то было очень много. Охраняли пленных полицейские из числа вспомогательной полиции. Уже ближе к вечеру ребята, следуя Гришиному плану, незаметно, как можно ближе подобрались к месту работ. Взору открылась открытая местность, контролируемая охранниками. Ребята расположились в зарослях кустарника и оттуда наблюдали за происходящим.

– Что мы тут можем узнать ценного? – бурчал Толя. – Видим только, как возят тачки, даже что находится в них, не видим. Пацаны, давайте время не терять, айда в лес, чего мы тут киснем? Глядишь, к утру будем у своих, а? – как бы предчувствуя беду, тихо, не настаивая, предложил Толя.

Он как будто чувствовал неладное – весь его облик говорил, что ему страшно и беспокойно. Между тем время шло, конвоиры начали строить колонну для выхода в лагерь. Первая шеренга уже выдвинулась на выход. Решили обождать, пропустить колонну, а потом прямым ходом в лес, там заночевать, а утром к партизанам. Все трое с облегчением вздохнули. Сердце Гриши било молотом – казалось, вот-вот вылетит из груди, звук шагов в колонне приближался. Ребята поняли, что совершили ошибку, расположившись у самой дороги, но менять что-либо было уже поздно. Теперь нужно затаиться и ждать прохода пленных. Ну, а потом в лес!

– Ну-ка, сучата, встали и тихо! – за спиной раздался хриплый голос – такой бывает у тех, кто много пьет и курит. Гриша повернул голову и тут же получил сильный удар ногой по ребрам. Может, было и больно, но страх убил боль напрочь. В голове завертелись, как пчелы, мысли. Попались! Что дальше?! Мальчишки продолжали лежать на земле, а их все били и били… Было очень страшно. Убьют!

– Дяденьки, мы тут перекусить решили, – начал было Вася, но получив сильный тычок прикладом в голову, замолчал.

Колонну остановили. Дрожащих от страха пацанов вывели к дороге. Пленные молча смотрели на разбитые в кровь детские лица, конвоиры держали колонну на прицеле. Вскоре на мотоцикле подъехал старший в немецкой форме, свободно говорящий на русском языке.

– Вот, понимаешь, следили из кустов, как мы проводим работы, не иначе как партизаны, – спешно докладывал начальству тот, с хриплым голосом, – опять же документы при них находились, взгляните.