Тоня, теперь она Тоня, – ну конечно же а как иначе, ей дали новое имя, теперь она воспитывается среди русских детей. Мать еще пару раз приходила к дочери, а потом пропала и дальнейшая её судьба неизвестна. Как сложилась жизнь этой женщины и сложилась ли вообще, никто не знает. Что она думала в момент, когда отдавала свою дочь? Наверняка до последнего верила, что дела её поправятся и она обязательно заберёт дочурку назад, к себе, – а иначе зачем же она приходила её проведать, не давая той забыть о ней? Но жизнь – водоворот событий, и мало кому удаётся раскрутить его в обратную сторону. Все без исключения стремглав соскальзывают в эту воронку и, закружившись в страшном хороводе, исчезают навсегда.
Антонина в приюте воспитывалась до пяти лет. Царь издал указ, что за удочерение девочек-сирот выделялся немалый надел земли. В те времена земля была единственным аргументом в жизни. Есть земля – ты человек, нет земли – ты обречен батрачить на тех, у кого она есть.
Антонину удочерили и забрали из детдома казаки из станицы Грушевка Ростовской губернии под Новочеркасском. Когда она стала девушкой, аккурат сразу после революции, когда еще большевики не так лютовали, приёмные родители выдали её замуж за сынка очень зажиточного казака, имеющего много пахотных земель, мельниц и прудов. Само собой разумеется, что никто никакого согласия у Антонины не спрашивал. От этого брака родилась дочь, которую окрестили Надеждой.
В разгар гражданской казаки ушли воевать за белых. Муж Антонины, Пётр, не стал исключением – как и его братья-офицеры он сражался за Царя и Отечество. Потом люди сказывали, что красные порубали его, бедолагу, шашками. Антонина осталась одна на руках с дочкой, родственники-казаки от неё не отказывались, но после вести о гибели Петра потеряли к ней всякий интерес, а иногда часто просто игнорировали.
В то сложное время даже на Донбассе жизнь по-всякому складывалась, но чаще – сложно и бедно. Сказать, что жилось трудно, значит ничего не сказать. На шахтах зарабатывали, но не все. Советская власть использовала еще дореволюционные шахты, в народе их прозвали юзовскими. Так народная память отдавала должное Джону Джеймсу Юзу, британскому промышленнику, основателю Донецка. Он по праву это заслужил. Данные специалистов, а также если верить документам, зафиксированным в трудах А. Куприна, свидетельствуют о необычайных фактах. Так, среднемесячную добычу на юзовских шахтах на одного подземного рабочего не превзошли даже в период развитого социализма на современных шахтах Украины.
Григорий работал на шахте. Жил в Шарапкино, так называлось казацкое поселение, основанное в XVIII веке атаманом Василием Орловым. Когда-то оно входило в состав земель Вселикого войска Донского. А сейчас это был небольшой центр горняцкого ремесла, вокруг которого располагались несколько шахт, сохранившихся еще с царских времен. На одной из них трудился Григорий. Там он и познакомился с Антониной, которая приходила к шахте вместе с другими казачками обменивать ранее нажитое барахло на продукты.
Трудно им было во всем, но любовь наполняла их энергией. Уверенность, что завтра семья будет сыта, а над головой, хоть и барачная, но всё же крыша, вдохновляла и давала силы жить дальше.
Григорий и Антонина стойко и самоотверженно переносили сложности, которыми в изобилии одаривала их судьба. Но это никак не мешало им любить друг друга, и степень их любви была прямо пропорциональна количеству их детей. Кроме Нади, впоследствии у них появились еще четверо: один мальчик и три девочки.
Григорий очень хотел сына.
– Мать, ты уж как-то там постарайся, ну нельзя же, в самом деле, в казацком роду без казака, – иногда пошучивал глава семейства, с лукавым прищуром, поглядывая на жену.
И Бог его услышал. Первым в 1926 году 28 сентября в мир вошел наследник. От великой радости назвали его в честь отца, то бишь Григорием. Рос мальчик здоровым и крепким. Бегал с другими мальчишками, озорничал. За ним постоянно увязывалась младшая сестренка – Павлинка. Что ей нужно было от него, ведь есть же старшие сестры, играй с ними, так нет – уцепится за штанину и ни с места.
Семья жила дружно, отец работал на шахте, ходил в передовиках. Постепенно шахтерский посёлок расстраивался, и в конце концов в 1937 году стал городом Свердловском. Почему именно так, никто доподлинно не знал. Тётки-всезнайки говорили, что мы теперь города-побратимы со Свердловском – с тем, который на Урале. Кто-то доказывал, что во времена революции сюда приезжал Свердлов, соратник самого Ленина, с единственной целью: агитировать за советскую власть. Как бы там ни было, город рос, создавались новые семьи, рождались дети. Жизнь шла по своим законам, неподвластным людям. После семилетки молодежь шла в ФЗУ – фабрично-заводские училища. Их наличие оправдывало постоянно возраставший спрос на рабочие кадры.
Старшая дочка Надюша, по настоянию товарища отца и своего крестного, члена месткома на шахте, в 1938 году по комсомольской путевке уехала в Забайкальский город Петровск. Там разворачивалась грандиозная стройка металлургического комбината. Наде очень хотелось поехать, ведь это перемены в жизни, новые люди, знакомства, да и вообще это, в конце концов, комсомольская стройка. Как она, вечно выступающая на собраниях, борющаяся за правду, пользующаяся заслуженным авторитетом среди товарищей, вдруг останется прозябать и со стороны наблюдать, как вершатся славные дела. Нет уж, извините, Надя не такая!
И действительно, она была не такая. Девочка росла настоящим лидером. Она верховодила в любой компании, за словом в карман не лезла и при случае могла так осадить, что даже взрослые, пощелкивая языком, предпочитали с ней не связываться. Но это касалось принципиальных вопросов, а в жизни Надя была очень весёлой и задорной девушкой, она умела притягивать к себе людей, вокруг неё всегда вилась стайка молодежи. Не было такого понятия, что она водится только с девчонками, нет – рядом с ней и мальчишки себя чувствовали просто и уверенно, царил какой-то товарищеский дух. Парням и в голову не приходило грубить или уж тем более пошлить, к девчонкам относились уважительно. И за эти порядок и гармонию благодарили Надю, которая, как настоящая хозяйка, сверху наблюдала за всеми и регулировала отношения. За эти поистине лидерские качества её любили, уважали и доверяли ей.
Конечно же её решение уехать у многих вызвало настоящий шок. Как же так? Что же теперь будет? Кто будет собирать комсомольские активы, проводить бесчисленные мероприятия, выступать на собраниях? Ведь за этим всем стояла Надя. Красивая, умная и веселая девчонка, которая, если что, спуску не даст никому. Одним словом, настоящая донская казачка.
– Ох ты, боже праведный, что ж это делается? Отец, ну хоть ты-то скажи… сидишь молча. Как можно отпускать дитя в такую даль? С кем она там будет?
За столом собралась вся семья, Нина и Аня плакали, Павлина, совсем маленькая, молча наблюдала за происходящим, сидя на коленях у отца. Григорий потирал затылок. Оно и вправду, куда ж девке ехать в такую даль, мало ли какие люди повстречаются? И что потом делать?
Но и с другой-то стороны, что ей тут-то маяться? Оно, конечно, парней и здесь пруд пруди, каждый не прочь окольцеваться с такой видной барышней. Но как ей запретишь ехать – у неё ж нрав, как у молодой и необъезженной кобылы. Одно слово, казацкая порода, обрубит так, что вроде и обижаться не за что, а второй раз уже и подумаешь, стоит ли ей перечить. Отец улыбнулся, что-то вспомнив из жизни, и решительно заявил:
– Вот что, мать, хватит слёзы лить, времена нынче не те, – видишь, страна какую стройку затеяла. Да и Надя уже за твой подол не прячется, пора на ноги становиться, или ты думала, что дети до смерти с нами будут? Пусть едет, ничего там страшного нет, да и кум заверил, что там всё серьёзно. – Надя подняла расширенные от удивления глаза, она не верила своим ушам. Девушка ожидала, что отец будет противиться её решению, что уж он-то точно не захочет её отпускать. Какой же он у меня хороший, подумала Надя.
