А уж от кого миссис Паттерсон научилась держаться и вовсе подальше — так это от молодых прохвостов, которым только и нужно, что откусить побольше шмат от твоей чековой книжки. Нет уж, этим она сыта по горло! Не на ту напали. Когда женщине уже немного за сорок… ну хорошо, хорошо, немного за пятьдесят, зачем быть таким грубым? Ох, ну, собственно, какая разница? В любом случае, на свете есть много куда более ценных и приятных вещей, чем сомнительные забавы в койке.
Вставала Роуз Паттерсон обычно поздно, ближе к полудню. Бессонницей она не страдала и даже могла себе позволить чашечку горячего кофе с медом, сливками и выдержанным кальвадосом на ночь. Сегодня она, пожалуй, поспала бы и еще чуточку подольше, если бы Лаки и Ромео не затеяли возню прямо у нее в постели. К тому же Лаки, похоже, куснула бедняжку Ромео, и он пришел к хозяйке жаловаться. И скулил до тех пор, пока Роуз наконец не встала и не покормила его сладостями. Негодник, всем им одного нужно.
Роуз скромно позавтракала яйцами пашот с тостом (фигуру все же нужно беречь), понежилась в ванной и, вернувшись в спальную, села перед зеркалом и неспешно отвинтила крышечку с флакона увлажняющего геля-эссенции, намереваясь всерьез заняться утренним туалетом. В этот момент внизу мелодично пропел дверной звонок и, как обычно, вслед ему гаркнул Винсент: «Не подаем!» Умная птица. Конечно, Роуз не собиралась идти открывать. Наверняка какие-нибудь вшивые торговые агенты. Обнаглели.
Почти сразу же, в унисон обоим, запиликал телефон. Какого дьявола? Миссис Паттерсон помедлила и, после третьего звонка, все же ответила.
— Привет, Рози, — проговорил довольно приятный мужской голос.
— Ты кто? — Миссис Паттерсон сердилась. Что за фамильярность, в самом деле? — Тебе чего надо?
— Не помнишь меня, Рози? — с подчеркнутым огорчением проговорили на том конце линии. — Ну как же так, сладенькая? Неужели моя маленькая баночка с абрикосовым мармеладом совсем позабыла меня? А я в гости. Давай, встречай.
Роуз вздрогнула.
— Кен? Какого хрена ты приперся сюда восемь лет спустя?
— Всего семь, пупсик! Ну хорошо, может быть, семь с половиной.
Миссис Паттерсон вновь нестерпимо захотелось вмазать как следует по его наглой голубоглазой роже.
— Убирайся на хрен, Кен! Ты что же, думал, что я вспомню, как весело было с тобой трахаться и впущу тебя обратно? После того, как ты сбежал к какой-то старой грымзе с моими деньгами и восемь лет не показывался?
— Ну, Роуз, вдруг меня замучила совесть, и я решил вернуть тебе твои четыреста баксов? Открой, пожалуйста.
Смеется. Говнюк паршивый.
— Шуруй отсюда, засранец, или я позову полицию!
Роуз бросила трубку. Каков наглец! Четыреста баксов! Она была уверена, что в тот день выписала ему чек на четыре тысячи, а не каких-то там четыреста баксов. А он, конечно же, только того и ждал.
Дверь внизу скрипнула и на лестнице послышались уверенные шаги. Миссис Паттерсон бросило в холодный пот. Как? Ледяными пальцами она снова схватилась за трубку телефона, тот тут же разразился новой трелью.
— И что же ты скажешь полиции, Рози? Только не говори мне, что тебя тоже замучила совесть и ты решила пролить немного света на историю внезапной смерти маленькой мисс Уоллис. Что-то мне не верится.
Роуз завопила и швырнула телефон на пол, как будто тот был гремучей змеей.
— Ты ничего не знаешь про мисс Уоллис! Маленькая сучка сдохла, потому что у нее было слабое сердце, это все засвидетельствовали!
Дверная ручка повернулась, в глаза на мгновение ударил яркий свет из веранды.
— И так удачно ее слабенькое сердечко подвело ее как раз, когда мистер Уоллис уже готовился отписать ей две трети своего состояния по завещанию! — холодно ухмыльнулся светловолосый призрак, явившийся ей из прошлого.
Правда призрак, что ли? Он почти не изменился за эти восемь лет, даже как будто помолодел. И держаться стал как-то по-другому. Только от дурной привычки одеваться как грязный хиппи так и не избавился.
— Как ты сюда вошел?
— Через дверь, — невинно пожал плечами он. — У тебя не заперто.
Роуз была абсолютно уверена, что это не так, она не могла оставить дверь открытой на ночь. Все это смахивало на дешевый триллер. Да-да-да, именно дешевый триллер, малобюджетный трешак.
Незваный гость раздосадовано цокнул языком, окинул взглядом комнату и без стеснения вошел внутрь, на ходу разворачивая что-то, упакованное в шуршащую фольгу.
— Напрасно ты так со мной, мармеладинка. Смотри какие гостинцы я для тебя припас. Высший сорт, не мусор какой!
Он опустил на столик перед Роуз темную плитку, цветом похожую на горький шоколад. Унций десять, не меньше.
— Я этим больше не увлекаюсь, Кен.
— Неужели? Ну вот, а я так старался. Это из Афганистана, превосходный чарс. Помнишь, как мы с тобой раскурили кубик марокканского? Ты была такая веселая в тот день! А уж говорливая какая! Даже рассказала мне про мисс Лиззи — я-то ведь ее живой и не видел. Сколько, говоришь, ей было? Шесть? Или пять?
— Тебе все приглючилось, н-нарик тупой! — дрогнувшим голосом проговорила миссис Паттерсон.
Он ничего не докажет. Прошло так много лет, и у него не может быть никаких улик. Мало ли что она ляпнула по укурке?
Ее бывший любовник обошел кресло, в котором сидела Роуз, и положил ладони ей на плечи. От него веяло каким-то противоестественным холодом. «Вампир!» — метнулось в помутневшем сознании Роуз. Она быстро перевела взгляд на огромное зеркало туалетного столика: отражение наличествовало. Кен Дениэлс, бесстыжий жиголо и форменная шлюха мужского пола, усмехался вполне материальной усмешкой, стоя у нее за спиной.
— Я и не собираюсь никому ничего доказывать, Рози. Поверь, сладенькая, все останется между нами.
— Ты пришел меня шантажировать? — догадалась миссис Паттерсон.
Неужели она сказала это вслух, про «ничего не докажет»?
— Что ты! Это же не моя профессия! — В его руке блеснуло что-то металлическое, но на нож это не походило. Просто серебряная цепочка. Еще один подарок, что ли? Голос продолжал звучать умиротворяюще: — Все, чего я хочу — это чтобы ты покинула мир точно так же, как твоя маленькая падчерица.
Роуз даже не сразу поняла, что именно он сказал.
— Ты свихнулся? Я не убивала Лизу, она была мне как дочка! Я в ней… души не чаяла!
— Ну так и я не буду тебя убивать, мармеладик. Все случится как-то само собой. Ты просто ляжешь в свою мягонькую постельку, накроешь свое ухоженное личико подушкой и тихонько задохнешься. Я тебя и пальцем не трону. Обещаю, Роуз.
Болонки выли. Попугай, наверное, сдохнет с голоду. Киэнн распахнул высокую клетку и открыл окно. Прибьется к кому-нибудь. Птичка редкая, дорогая, на улице не оставят. Еще раз приподнял край подушки и удовлетворенно улыбнулся. Спи спокойно, мармеладка Рози. Пусть тебе приснятся конопляные поля Марокко.
***
Ллеу ворочался в постели, пытаясь найти позу, в которой ничего не болит. Его безумие было слишком уж устойчивым и однообразным. Ничто не менялось. Ни сырой, прогнивший дом, в котором он жил, ни смертные, которые его окружали. Картинка за окном тоже оставалась прежней, разве что иногда шел дождь, ночь сменялась утром, утро — днем… Его отражение в зеркале тоже не спешило меняться, только синяков на теле все прибавлялось. И совсем не по волшебству. Мэдди все так же звалась Мэдди, и по-прежнему пыталась ему что-то втолковать, все на том же языке людей. Так же, как и раньше бранилась и дерзила, подтрунивала и временами вытаскивала из очередной передряги. Крис, которого она звала братом, однообразно угрюмо огрызался, существо в клетке (ребенок, как уже понял Ллеу, девочка по имени Эби) непрестанно ныло и орало, женщина то и дело плакала…
Только урод, которого Мэдди звала «папашей», бывал разным: иногда — бешеным зверем, злобным демоном, иногда — просто старшей версией угрюмого Криса, иногда — веселым и даже притворно-добродушным придурком. Скалил желтые тролльи зубы в мерзкой улыбочке и обещал привезти деткам конфет. Завтра после работы. Но, конечно, никогда не привозил. Ллеу довольно быстро вычислил, что меняет его: виски. Что он, пьяного Шинви не видел? Хотя большинство фейри не слишком сильно менялись под воздействием алкоголя. Они могли поменяться просто так, в силу своей природы. Но на этот случай у Ллеу тогда была Глейп-ниэр. И были папа и мама, которые прекрасно разбирались в таких вещах и успевали вышвырнуть неожиданно взбесившегося оборотня за дверь прежде, чем он чего-то наворотит…