Переодеваясь ко сну возле своей постели, Бельгин стянула платье через голову и, прикрывшись им, хотела было наклониться и взять с постели заранее приготовленную ею ночную рубашку, но она исчезла. Недоумевающе оглядевшись, девушка напряглась, заметив её в руках одной из двух рабынь, которые стояли неподалёку и насмешливо смотрели на неё.

— Не это ищешь? — с ядовитой иронией спросила державшая рубашку девушка, которую, кажется, звали Ясмин. Она была одной из новых подруг Нефизе.

Издихар, уже переодевшаяся, поспешила подойти к Бельгин и, поняв, что произошло, неодобрительно нахмурилась.

— Отдайте ей рубашку.

— Лучше не лезь, а то и тебе достанется, — процедила вторая девушка, стоявшая рядом с Ясмин. — Что такое, София? — хмыкнула она, повернувшись к напряжённой Бельгин, которая всё ещё прикрывала наготу снятым платьем. — Ты вся дрожишь. Замёрзла? А, может, от страха?

— Меня зовут Софья, — озлобленно поправила её та. — Звали. Теперь это имя в прошлом. Отныне я — Бельгин.

— Твоё новое имя такое же невзрачное и убогое, как и твоё тело, — усмехнулась Ясмин, презрительно бросив рубашку прямо в лицо растерявшейся Бельгин, которая всё же сумела её подхватить. — Прикройся лучше.

Издихар, сочувственно хмурясь, помогла Бельгин надеть рубашку, и та, зло стерев тыльной стороной ладони предательскую слезу, скользнувшую по щеке, судорожно вздохнула.

— Что такое? — вдруг раздался из-за их спин голос Нефизе и, обойдя двух девушек, она подошла к своим подругам. Заметив, как Бельгин стёрла слезу с щеки, она словно бы неодобрительно поджала губы.— Ясмин, Хадижа — оставьте их.

Втроём они направились к своим постелям, и вскоре с той стороны послышались перешёптывания и ядовитый смех.

— А ну-ка угомонитесь! — войдя в гарем, прикрикнула на них Мирше-хатун. — Никаких разговоров. Ложитесь спать. Уже поздно. Идрис-ага, пусть калфы погасят свечи.

— Как вам угодно, — отозвался стоявший у неё за спиной евнух и жестом велел калфам выполнять приказ. А сам скользнул беспокойным взглядом сначала по Бельгин и успокаивающе поглаживающей её по плечу Издихар, а после по Нефизе и её подругам, ехидно ухмыляющимся и шепчущимся.

— Не обращай на них внимания, — прошептала Издихар, опустившись на свою постель. — Им надоест, если ты не будешь обращать внимания на их издевательства.

— Они только начали свои издевательства, — обречённо ответила Бельгин, откидывая одеяло на своей постели. — Не думаю, что им скоро надоест.

Калфы уже погасили свечи, и гарем окутала темнота, в которой Бельгин не заметила в своей постели битого стекла, на которое легла. Пронзительно вскрикнув от боли, она отползла со своей постели на пол и простонала.

— Аллах, сохрани… — не успев покинуть его, вбежала в гарем Мирше-хатун, постукивая тростью. Идрис-ага, приложив руку ко рту, семенил за ней. — Что за крик?

— Бельгин! — испуганно вскрикнула Издихар, сев на пол рядом с плачущей девушкой, на спине которой рубашка медленно окрашивалась в тёмно-красные пятна. Взглянув на её постель, Издихар, протянув руку, взяла с неё один из множества стеклянных осколков. — Битое стекло…

— В лазарет её! Быстро, — распорядилась Мирше-хатун, подойдя к ним. Напряжённо оглядевшись в переполошившимся гареме, она покачала седовласой головой. — Та, что это сделала, пусть лучше сразу признается и, возможно, удостоится менее сурового наказания. Рано или поздно правда выйдет наружу. Тогда пощады не ждите.

Идрис-ага, побледневший и встревоженный, осторожно поднял плачущую Бельгин на руки и вынес её из гарема под испуганными взглядами. Издихар в ужасе покосилась на Нефизе, которая, стоя в окружении подруг, перехватила её взгляд и ухмыльнулась. В её серо-голубых холодных глазах сверкала угроза, предупреждающая: ты следующая, если откроешь рот.

Запоздало вернувшаяся из дворца подруги Эсма Султан проводила встревоженным взглядом прошедшего мимо неё Идриса-агу на руках с плачущей девушкой. Остановившись возле распахнутых дверей гарема, она огляделась, пытаясь понять, что произошло.

— Мирше-хатун, — позвала она, увидев престарелую хазнедар среди калф и евнухов. Та, обернувшись, подошла к ней, постукивая тростью, и поклонилась. — Что случилось?

— Кто-то подложил в постель одной из девушек битое стекло, — мрачно отозвалась Мирше-хатун. — Если позволите, я вернусь в гарем. Нужно разобраться с этим.

— Разумеется, — кивнула Эсма Султан и, развернувшись, хотела было отправиться в свои покои, но напряжённо замерла.

Ей навстречу из коридора вышла Эмине Султан и, судя по халату, наброшенному поверх ночного платья из красного атласа, и распущенным золотисто-русым волосам, направлялась в хамам. Её сестра-служанка Элмаз-хатун следовала за ней, держа в руках банные принадлежности.

— Султанша, — привычно ядовито заулыбалась Эмине Султан, поклонившись. — В столь поздний час вы только вернулись во дворец? Вашей матери вряд ли это понравится. Хотя, о чём это я? Разве ей есть дело до кого-то ещё, кроме неё самой, бедной и несчастной?

Нахмурившись, Эсма окунулась в воспоминание об их разговоре с Михримах, случившийся после того, как она узнала на рисунках Эмине Султан.

— Поверить не могу… — ошеломлённо выдохнула она, снова и снова листая рисунки.

В отличие от неё Михримах была странно спокойна и мрачно наблюдала за тем, как она листает рисунки, словно раздумывая о чём-то.

— Если кому-то станет об этом известно…

— Не станет, — подала голос Михримах и, изумлённо посмотрев на неё, Эсма увидела предостережение и твёрдую решимость в её серых глазах. — Мы обе понимаем, чем это может обернуться для Искандера-паши. Ты забудешь о том, что увидела и узнала, Эсма. И никогда — слышишь? — никогда и никому об этом не скажешь.

— Ты что же… — недоумевающе воскликнула та. — Смолчишь? Михримах… Мы узнали, что Искандер-паша влюблён в Эмине Султан, наложницу султана и мать его детей. Он твой муж! И ты просто-напросто забудешь об этом? Притворишься, будто ни о чём не знаешь?

— Именно так я и поступлю, — отозвалась Михримах и, забрав из рук подруги рисунки, положила их в папку, а ту убрала обратно в ящик письменного стола.

— Объясни мне. Это же… Я бы не смогла о таком забыть. Твой муж испытывает чувства к другой женщине, причём, к султанше! И ты…

— И я притворюсь, будто ни о чём не знаю, — мрачно повторила её недавние слова Михримах. — Я с самого первого дня после свадьбы знала, что Искандер-паша равнодушен ко мне. Он держал меня на расстоянии. Теперь я знаю, по какой причине. Оказалось, дело не во мне. Он влюблён в другую женщину. Женщину, которая ему недоступна и далека. Не думаю, что подобные чувства проживут долго. А я сделаю всё, чтобы он забыл о ней. Эсма, я не могу потерять его… Искандер-паша теперь, после смерти валиде, единственный человек, который дорог мне. Которого я, кажется, люблю. Он — моя семья. Узнай кто-нибудь о его чувствах к Эмине Султан, и его казнят. Я не могу этого допустить.

— И что же ты будешь делать? Я имею в виду, когда он вернётся из военного похода.

— Буду любить его и всеми силами показывать, что я, а не она, — то, что ему нужно, — решительно ответила Михримах и кивнула, увидев изумление в глазах Эсмы. — Заставлю его забыть о ней. Знаешь, Эсма, я всю жизнь избегала трудностей. Сдавалась без борьбы, заведомо уверенная в неудаче. Возможно, мне просто не за что было бороться? Теперь есть. Искандер-паша — всё, что у меня осталось, и я не позволю судьбе забрать его у меня. Буду бороться за него. Как умею.

— Раз ты так решила… — растерянно пролепетала Эсма. — Я буду хранить эту тайну.

Вернувшись в реальность, Эсма Султан снова взглянула на Эмине Султан, которая, не дождавшись от неё ответа, поклонилась и обошла её. Обречённо вздохнув от тяжести данного обещания хранить пугающую тайну, темноволосая девушка направилась в свои покои.

Топкапы. Гарем.

Идрис-ага, явившись из тёмного коридора, увидел стоявшую в закоулке встревоженную Элмаз-хатун и, оглядевшись, дабы удостовериться в том, что свидетелей их встречи нет, спешно подошёл к ней.