— Вы хотите выдать за него одну из дочерей Эсен Султан?

— Ту, что старше. Михримах Султан. Ей, если не ошибаюсь, уже восемнадцать лет. Давно пора выходить замуж. А младшую, Нилюфер Султан, позже сосватаем. Баязид ещё не знает о моих намерениях, но, полагаю, он не будет против. Уж лучше девочки будут жить в браке и в достатке, чем в Старом дворце.

Мирше-калфа согласно кивнула головой, позволив султанше взять себя под руку, потому как та утомилась.

Топкапы. Покои Филиз Султан.

— Как я выгляжу?

Служанка Айше-хатун, до этого копошащаяся в настенном шкафу в поисках шкатулки с драгоценностями, обернулась через плечо и тепло улыбнулась своей госпоже, которая взволнованно и нервно вертелась перед зеркалом.

Невысокая и стройная женщина была облачена в изысканного кроя платье из парчи глубокого синего цвета. Её длинные тёмно-русые волосы были сплетены в высокую причёску, открывавшую шею и плечи, а серые глаза, цветом напоминающие грозовое небо, впервые за двенадцать лет жизни в Топкапы сияли столь ярко и радостно.

— Прекрасно, — отозвалась Айше-хатун, и, подойдя к Филиз Султан со шкатулкой в руках, открыла её и протянула своей госпоже.

Выбрав серебряные драгоценности с синими сапфирами, Филиз Султан надела их и снова придирчиво оглядела своё отражение в зеркале.

— Что там в гареме?

— Всё готово к празднеству.

— Пусть раздадут сладости и золото, — широко улыбнулась Филиз Султан, наклонив голову и позволив служанке воздеть на свою голову серебряную диадему. — Хочу, чтобы весь гарем разделил мою радость. Аллах, как долго тянулись эти десять лет…

Айше-хатун снова тепло улыбнулась.

— Ты поговорила с Идрисом-агой насчёт пожертвований в моём фонде?

— Да, султанша. Как вы и велели, в ваш фонд пожертвовано двадцать тысяч акче из ваших личных средств, которые раздадут нуждающимся, как и приготовленную еду.

Филиз Султан довольно кивнула.

В первые два года после воцарения султана Баязида Филиз Султан и не помышляла о благотворительности, так как все её мысли были заняты переживаниями по поводу её отношений с мужем, которые рушились на глазах.

И единственной причиной этого была Эмине-хатун. Её беременность, сначала первая, потом вторая, обе закончившиеся рождением шехзаде, терзали и мучили Филиз Султан, не имеющей возможности снова стать матерью.

Султан Баязид два года после своего воцарения оставался в столице, готовясь к длительному и крупному военному походу и обучаясь искусству правления.

Поначалу он, как и раньше, большинство своих ночей проводил с Филиз Султан, и та даже успела успокоиться, посчитав своё беспокойство из-за новой фаворитки мужа глупым и бессмысленным. Эмине-хатун, он, к её сожалению, всё-таки не забывал: иногда навещал в гареме на этаже фавориток, дарил сундуки с подарками, но не так часто, чтобы это вызывало её беспокойство.

Всё изменилось с рождением у Эмине-хатун сына. Османская династия пополнилась новым шехзаде, названным Османом в честь её основателя, а его мать из фаворитки превратилась в султаншу. Но это было меньшим из того, что терзало Филиз Султан.

Султан Баязид, долгие годы ожидавший рождения детей, был счастлив и премного благодарен Эмине Султан за то, что она подарила ему долгожданного шехзаде, и это снова сблизило их.

Теперь большинство своих ночей он проводил с Эмине Султан, и это вскоре привело к её второй беременности.

Филиз Султан страдала и плакала за закрытыми дверьми своих покоев по ночам, а утром, покидая их, вела себя сдержанно и вежливо. Возможно, если бы она не бездействовала, не вела себя так, будто то, что происходит, правильно и приемлемо для неё, хотя это было не так, всё сложилось бы иначе.

К сожалению, она была склонна скорее горевать и сетовать на судьбу, чем испытывать гнев и бороться за то, что для неё дорого.

Пока Филиз Султан с каждым днём всё больше погружалась в депрессию, вызванную невозможностью забеременеть и ухудшением отношений с повелителем, Эмине Султан родила второго шехзаде, которого назвали Сулейманом, и всё крепче и сильнее привязывала к себе повелителя, пользуясь бездействием соперницы.

После султан Баязид отправился в военный поход, который продлился целых десять лет, и в течение этого времени напряжение в гареме сошло на нет.

Филиз Султан сконцентрировала всё своё внимание на детях, а также от скуки занялась благотворительностью, начавшейся с простых пожертвований из своего жалованья и закончившейся созданием собственного благотворительного фонда при поддержке Валиде Султан.

И если с воспитанием детей у неё возникали трудности, так как оба её ребёнка были совершенно на неё непохожими и на удивление своенравными, то с благотворительностью всё выходило как нельзя лучше.

Филиз Султан снискала уважение не только в гареме, но и за пределами Топкапы. В народе любили Хасеки Султан, столь полную благородных помыслов, щедрую и беспокоящуюся за них, простой народ.

И в этом она находила своё единственное утешение.

Вздрогнув от неожиданности, обе женщины обернулись к дверям, которые распахнулись и впустили в опочивальню Идриса-агу.

Подойдя семенящей походкой, он поклонился и расплылся в елейной улыбке.

— Султанша. Валиде Султан велела вам вместе с детьми явиться в султанскую опочивальню. Повелитель уже подъезжает к воротам дворца.

— О, Аллах, — радостно воскликнула Филиз Султан, переглянувшись со служанкой, которая тут же просияла не менее широкой улыбкой в ответ. — Идём скорее.

— Шехзаде Мурад пожелал лично встретить повелителя, — шествуя вместе с султаншей и её служанкой по коридорам дворца, доложил Идрис-ага.

— Не спросив меня? — изумилась султанша, а после устало вздохнула. — Аллах, дай мне терпения… А Эсма?

— Эсма Султан в своих покоях.

Топкапы. Покои Эсмы Султан.

В небольших покоях, оформленных в золотисто-жёлтом и голубом цветах, оттого светлых и уютных, раздавался девичий смех — чистый и звонкий.

— Ты только представь, Фидан, — искрясь весельем и юношеской живостью, воскликнула Эсма Султан, пока её служанка застёгивала на её тонкой шее золотую цепочку с медальоном в виде цветка розы, инкрустированным рубинами, отчего он подобно настоящей розе был ярко-красным. — Я всего лишь спросила, есть ли у него что-нибудь, достойное меня, а он взял с прилавка этот медальон и отдал мне, сказав, что вряд ли эта вещица меня достойна, но это лучшее, что у него есть. И отказался брать деньги, сказав, что сделал подарок в благодарность за то, что я посетила его лавку.

— Медальон очень красив, — мягко улыбнулась Фидан-хатун, будучи возрастом лишь на год старше своей госпожи, но куда более сдержаннее и спокойнее. — Если Филиз Султан узнает о том, что вы снова бывали на рынке… — с беспокойством добавила она, оставив предложение незаконченным, так как обе и так понимали, что в таком случае будет.

— Не узнает, — легкомысленно отозвалась султанша, подойдя к зеркалу и покружившись перед ним с весёлой улыбкой. — Тем более, я была укутана с головы до ног. Никто же не узнал меня по глазам — единственной части моего тела, которая не была скрыта, не так ли?

Фидан-хатун вздохнула, снисходительно покачав головой, и не сдержала ещё одной мягкой улыбки, наблюдая за тем, как Эсма Султан в лёгком и изящном платье из красного шёлка с рукавами из полупрозрачной красной вуали кружится перед зеркалом и весело смеётся.

Её длинные тёмно-русые волосы крупными локонами струились по плечам и спине, обрамляя красивое лицо с высокими скулами и тёплыми, лучистыми тёмно-карими глазами, а золотые драгоценности с красными рубинами блестели в свете, льющемся из окон.

— Вы сегодня будто светитесь от счастья, султанша.

— Потому что я счастлива, — перестав кружиться, воскликнула Эсма Султан, но нетвёрдо покачнулась из-за возникшего головокружения и ахнула, схватившись за позолоченную раму зеркала. — Отец возвращается! За прошедшие годы я позабыла, как он выглядит и каково его лицо. Тем более, сегодня в гареме празднество, а ты знаешь, как я их люблю, — лукаво улыбнулась султанша, вскинув руки и выполнив ими незамысловатое танцевальное движение. — Музыка, танцы, сладости…