— В день, когда повелитель покинул Топкапы, она подловила меня в коридоре и сказала, что отныне каждый мой вздох — милость, оказанная ею. Что же, я подобной милости ей оказывать не желаю. Пусть умрёт! И этот ребёнок пусть умрёт вместе с ней…
Натужно сглотнув, Айше-хатун в недоверчивом ужасе смотрела на свою госпожу и не узнавала её в этой несчастной, отчаявшейся и сломленной собственными терзаниями женщине.
— Это великий грех! Если повелитель узнает, что за смертью Эмине Султан стоите вы, то казни не избежать ни мне, ни вам. Прошу вас, не…
— Я и так уже мертва, Айше, — перебив её, покачала темноволосой головой Филиз Султан и настойчиво протянула ей пузырёк со снотворным. — А за себя не беспокойся. Если что, я помогу. Только сделай то, о чём прошу, иначе я с ума сойду, видя её счастье и как она рожает детей, о которых мне и мечтать бесполезно. Ты же не хочешь, чтобы мне было больно?
Сдавшись, Айше-хатун неуверенно забрала пузырёк со снотворным и, мрачно посмотрев на него, молча кивнула. Филиз Султан, облегчённо выдохнув, положила руку на её плечо и сжала его.
— Этой ночью, — раздался в покоях её пронизывающий шёпот.
Топкапы. Покои Эмине Султан.
Восседая на тахте на привычном месте у окна, из которого открывался вид на увядший дворцовый сад, Эмине Султан задумчиво наблюдала за тем, как её сестра Элмаз-хатун помогала шехзаде Сулейману надевать тёмно-зелёный кафтан.
Шехзаде Осман вальяжно сидел рядом с матерью и играл с яблоком, подбрасывая его в воздух и ловя одной рукой.
— Опять в школу, — раздражённо вздохнул он, снова подбросив яблоко и поймав его.
— Вам необходимо получить образование, шехзаде, — тепло улыбнулась ему Элмаз-хатун, поправив воротник кафтана Сулеймана.
— Что толку от этого образования? — насмешливо хмыкнул Осман, положив яблоко обратно в большое блюдо с фруктами. — Повелителем мне не стать.
Эмине Султан, услышав его слова, напряглась и с толикой возмущения повернулась к сыну, который, заметив это, напряжённо переглянулся с Элмаз-хатун. Та неодобрительно поджала губы. Оба понимали, что произойдёт дальше. Шехзаде Сулейман злорадно ухмыльнулся, понимая это не меньше их.
— Что ты сказал, Осман? — раздался в покоях полный возмущения голос Эмине Султан. — У всех вас равные права на престол. И шехзаде Мурад ни чем не лучше вас! Мне непонятно то, как вы его возвеличиваете и ставите выше себя. То, что он старше, ничего не меняет!
— Да, валиде, — покорно отозвался шехзаде Осман и, не желая дальше слушать это, поднялся с тахты. — Пора на занятия.
— После занятий возвращайтесь в покои, — уже более спокойно проговорила Эмине Султан и, посмотрев на старшего сына, добавила: — Особенно это тебя касается, Осман. В такой холод конные прогулки и уже тем более тренировки ни к чему. Упаси Аллах, заболеешь.
Отвернувшись и направившись к дверям, шехзаде Осман закатил тёмно-карие глаза, чтобы этого не видела мать. Элмаз-хатун, заметив это, подавила улыбку.
— Мам, пусть говорит, что хочет, — подойдя к ней, миролюбиво сказал шехзаде Сулейман. Он был больше похож на мать, понимал её лучше и знал, как её успокоить, в отличие от старшего брата. — Он просто учиться не хочет. Лишь бы мечом махать…
— Это мне и не нравится, — вздохнула Эмине Султан, приобняв за плечи севшего рядом с ней младшего сына. — Рада, что ты думаешь иначе, чем Осман. Учителя довольны тобой. Особенно твоими успехами в истории. Молодец, сынок. Сейчас важнее всего учёба.
Довольно улыбнувшись, Сулейман засиял от гордости и от материнской похвалы. В то время, как его брат Осман всегда стремился к отцу и старшему брату Мураду, он почему-то тянулся к матери. Только она его понимала и ценила все его старания, которые он прикладывал в учёбе. И хвалила его, что было для него очень важным. Это только подстёгивало его к ещё большему старанию, в отличие от насмешек Османа и снисходительных улыбок Мурада и отца.
— Иди, — поцеловав его в висок, улыбнулась Эмине Султан. Сын поднялся с тахты и поцеловал её руку. — И постарайтесь хотя бы сегодня обойтись без драк.
Улыбнувшись, шехзаде Сулейман покинул покои. Элмаз-хатун, проводив его тёплым взглядом, как будто вспомнила о чём-то и тут же помрачнела.
— Что такое? — заметив это, непонимающе спросила Эмине Султан. — Ты сегодня сама не своя. И я слышала, как ночью ты плакала. Тебя кто-то обидел, Элмаз?
С мгновение Элмаз-хатун выглядела так, будто борется с собой, а после натянуто улыбнулась.
— Ничего. Просто… Повздорила с одной наложницей, но всё это — глупости. Тебе не о чем беспокоиться.
Кивнув русоволосой головой, Эмине Султан устало вздохнула и, неосознанно положив руку поверх своего живота, рассеянно погладила его. С затаённой болью и завистью во взгляде проследив за этим движением, Элмаз-хатун села на тахту рядом с ней.
— В гареме всё спокойно?
— Да, Эмине.
Неожиданно раздался стук в двери и, получив позволение, в покои вошёл Идрис-ага. Увидев его, женщины тут же напряглись и мельком переглянулись между собой. Они знали, что теперь главный евнух служит Хафсе Султан.
— Султанша, — поклонился Идрис-ага и, обернувшись через плечо, махнул рукой. В покои вошёл евнух, держа в руках маленькую шкатулку.
— Что это? — насторожилась Эмине Султан.
— Османский флот пока ещё в Мраморном море, и оттуда для вас пришёл подарок. Гонец привёз письмо от повелителя к Хафсе Султан и этот подарок, предназначенный вам, но неизвестно, от повелителя он или от кого-то другого.
— От повелителя, конечно! От кого же ещё? — засияв от радости, воодушевлённо воскликнула Эмине Султан и нетерпеливо махнула рукой, приказывая евнуху приблизиться. Забрав шкатулку, она спешно открыла её и ахнула.
Элмаз-хатун любопытно наклонилась к ней и тоже заглянула в шкатулку.
— Можете идти, — даже не удостоив евнухов взглядом, велела Эмине Султан.
Поклонившись, они покинули покои, и только тогда Эмине Султан достала из шкатулки большое и изысканное золотое кольцо с большим овальным изумрудом.
— Какое красивое… — выдохнула Элмаз-хатун, в тысячный раз борясь с завистью. — Наверное, повелитель сам его сделал. Ты же говорила, что видела, как он работал над каким-то украшением с изумрудами, когда приходила к нему в попытках помириться.
Любовно погладив сверкающий изумруд глубокого зелёного цвета, темнее, чем её глаза, Эмине Султан надела его на безымянный палец левой руки и, любуясь кольцом, вытянула руку вперёд.
— Мне показалось, что он работал над ожерельем… — задумчиво протянула султанша. — Хотя, может, я плохо разглядела? Элмаз, выходит, он забыл о своей обиде! Мои мольбы были услышаны…
Счастливая Эмине Султан всё не могла налюбоваться кольцом, а Элмаз-хатун с горькой улыбкой пыталась разделить её радость, но не могла. Слова Хафсы Султан эхом отзывались в её голове, а зависть безжалостно душила её.
Дворец Михримах Султан.
Михримах Султан сочувственно смотрела на сидевшую рядом с ней на тахте Эсму Султан, которая горько плакала и рассказывала о том, что с ней происходит.
— Валиде, как прочла это письмо, пришла в ярость. Я никогда её такой не видела…
— И чем всё закончилось? — напряжённо спросила Михримах Султан, испуганная услышанной историей. — Мне даже представить страшно…
— Она пообещала выдать меня замуж, Михримах, — с болью ответила Эсма Султан и, всхлипнув, покачала темноволосой головой. — Я ведь умру, став женой другого…
Подавшись к ней, Михримах Султан сжала её руку и, печально вздохнув, молча позволила подруге выплакаться. Она понимала её боль, ведь и её она терзала. Та же, пронзающая сердце из-за чувств.
Впервые в своей жизни она была так счастлива в день своей свадьбы. А в первую брачную ночь впервые в своей жизни была столь несчастна.
В ту ночь Искандер-паша, сражённый усталостью и вином, спал, а она, лёжа на самом краю кровати, до самого утра заливалась слезами. Её робкие надежды на счастье разрушились. Она с замиранием сердца ждала, когда впервые увидит его, своего мужа и мужчину, с кем отныне было связано её существование. Воображала, что он, когда его взгляд коснётся её, улыбнётся, разделив все её надежды и ожидания. Но в реальности всё вышло иначе.