Хелена не могла скрыть облегчения, вызванного услышанными словами. От овладевшего ею раскаяния она хотела было признаться в том, что подстроила падение с лошади, подрезав ремешок на седле, но передумала. Дафна могла умереть и, узнав об этом, она её не простит.

Струсив, Хелена промолчала и выдавила вымученную улыбку.

— Прости меня.

— Всё в порядке, — благодушно улыбнулась Дафна и, подтолкнув её в сторону тахты, мягко заговорила: — Поможешь мне? Султанша велела подшить её платья и привести их в порядок. Давай-ка, бери то синее. Кажется, у него разошёлся шов на рукаве. Султанша порой забывает о том, что надела платье, и позволяет себе резкие движения. Это приводит к тому, что приходится постоянно подшивать её платья.

Дафна продолжала что-то мягко говорить, смеяться и всячески пыталась вызвать улыбку у Хелены, которая, увлёкшись шитьём и приятным голосом подруги, на некоторое время забыла о своих душевных терзаниях.

Топкапы. Покои Филиз Султан.

Стоя на просторной террасе, обставленной красиво и богато, как и полагается по статусу и положению её хозяйке, Филиз Султан остро чувствовала своё одиночество.

Бледные тонкие ладони сжимали мраморные перила, около которых стояла султанша. Ноябрьский ветер, полный холода, овевал её. Его порывы касались тёмно-русых волос, собранных в элегантную причёску, из-за них уже изрядно растрепавшуюся. Меховая накидка слегка сползла с одного плеча, но женщина не обращала на это внимания.

Погрузившись в мрачные раздумья, Филиз Султан печально созерцала полностью увядший сад, его облезлые деревья и кусты. Султанша ощущала не только одиночество, но и потерянность. Она снова оказалась в положении, когда от неё требовалось что-то, способное изменить происходящее к лучшему, а она попросту не знала, что именно ей нужно сделать для этого.

Раньше она могла обратиться за мудрым советом и поддержкой к Дэфне Султан, но теперь её не было. Смерть Валиде Султан была для неё не только тяжёлым ударом, но и самой большой потерей. Большую часть своей жизни Филиз Султан опиралась на поддержку Дэфне Султан, в её словах черпала силы и в её объятиях находила утешение. А что теперь? К кому ей обратиться? У кого просить помощи?

Также её печалило то, что происходило между ней и повелителем.

Султан Баязид пусть и вернул ей ночи в своих покоях, но она не чувствовала прежнего родства между ними, былой связи и взаимопонимания. Поначалу она искренне радовалась тому, что повелитель зовёт её к себе почти каждую ночь, минуя сгорающую от ревности Эмине Султан. В своём мнимом счастье она ничего не замечала. Но вскоре к ней медленно пришло осознание того, что в действительности происходило.

Приходя в султанские покои по зову повелителя, она разделяла с ним вечернюю трапезу и, по обыкновению, рассказывала о том, что происходило за день с ней и в гареме в целом, о детях и их успехах в учёбе, о своей благотворительной деятельности. Но вскоре стала замечать, что повелитель всего лишь делает вид, что слушает её, а на самом деле погружён в собственные раздумья.

Султан Баязид улыбался ей только тогда, когда Филиз Султан первой ему улыбалась и требовалось его ответное действие. И улыбка его выходила не как прежде, в годы жизни в Амасье, тёплой и любящей, а натянутой. Он почти не прикасался к ней и вынужденно обнимал только тогда, когда султанша сама прижималась к его груди и крепко обхватывала его руками.

Но большего всего за него говорили его глаза. Тёмно-карие глаза были пусты, обращаясь к ней. Полны чего-то невысказанного, утаённого и спрятанного.

И Филиз Султан стала осознавать, что зовёт он её к себе скорее из чувства долга. Он ведь обещал, что будет уделять ей своё внимание. И султан Баязид выполнял обещание, а сам… Думал совершенно о другой женщине.

Она стала замечать и это. Когда она смеялась, повелитель как-то странно смотрел на неё. Словно с сожалением. Вероятно, ему хотелось слышать совершенно иной смех.

Однажды Филиз Султан проснулась посреди ночи и, осознав, что одна в постели, приподнялась на локтях и огляделась в султанских покоях. Султан Баязид сидел за своим письменным столом и мрачно, с тоской вглядывался в зелёные изумруды, из которых делал очередное драгоценное украшение. И, откинувшись обратно на подушки со слезами на глазах, Филиз Султан знала, с мыслями о ком он его делал.

Одно ей было непонятно. Отчего, тоскуя по Эмине Султан, он проводил свои дни с Хафсой Султан, а ночи с ней? Почему игнорировал женщину, которая, очевидно, была так дорога ему? Похоже, между ними что-то снова произошло, оттого повелитель, снова наказывая Эмине Султан, звал её к себе? Не только из чувства долга, но и в наказание для другой женщины? Ещё более унизительно.

Так ещё ко всему этому прибавились очередные проблемы с детьми. Сын покинул её, оставив ей беспокоиться о нём в беспомощности и молиться о том, чтобы с ним ничего не случилось. Дочь… И подумать страшно, что станет с их отношениями, если Филиз Султан выполнит данное обещание силой выдать её замуж в намерении избавить от любви к Серхату Бею. Вероятно, Эсма насовсем отдалится от неё, если не возненавидит.

Тяжело вздохнув, Филиз Султан вынырнула в реальность из своих раздумий и, снова пробежавшись взглядом по дворцовому саду, помрачнела. Эмине Султан прогуливалась по одной из тропинок со своими сыновьями и сестрой-служанкой Элмаз-хатун. Блеклые лучи осеннего солнца играли в её волосах, отчего они казались сотканными из золота. Несмотря на всё происходящее — очевидные проблемы в отношениях с повелителем, его отъезд в военный поход, растущую власть её соперницы Хафсы Султан в гареме — она улыбалась. И её ладонь то и дело любовно касалась живота.

Чёрная зависть обожгла Филиз Султан. Что толку от того, что она проводит ночи с повелителем, когда он думает о другой женщине? О ней. Будь хоть тысяча ночей, детей у неё больше никогда не будет. А Эмине Султан ждёт третьего и, вероятно, далеко не последнего ребёнка, несмотря ни на что улыбаясь и продолжая твёрдо стоять на ногах.

Лишь в подобном состоянии, в котором сейчас находилась султанша, и испытывая лишь такие сильные ненависть и зависть, можно решиться на то, что созревало в её разуме. В последний раз посмотрев на улыбавшуюся соперницу, Филиз Султан покинула террасу с решимостью в тёмно-серых глазах.

Топкапы. Дворцовый сад.

— Осторожно, Сулейман! — заботливо и с ноткой беспокойства воскликнула Эмине Султан, когда сын, погнавшись за дразнившим его братом, поскользнулся и упал. — Отряхнись. Осман, а ты прекрати задирать его. Сколько ещё раз мне нужно попросить об этом, чтобы ты понял?

Шехзаде Осман, посмотрев на неё отцовскими тёмно-карими глазами, удручённо вздохнул, но перестал дразнить брата. О чём-то тихо переговариваясь и явно споря, братья ушли вперёд.

— Сейчас они ещё дети, и их ссоры несерьёзны, — произнесла Эмине Султан, смотря им вслед. — Но что будет, когда они вырастут? Должна же я хоть что-то сделать, чтобы научить их ладить друг с другом?

— Ты делаешь всё, что в твоих силах, Эмине, — отозвалась идущая рядом с ней Элмаз-хатун. — Между братьями, особенно погодками, соперничество неизбежно. В наших силах научить их уступать и осознавать ответственность за свои поступки.

Согласно кивнув русоволосой головой, султанша остановилась возле одного из облезших кустов и, глубоко вдохнув холодный свежий воздух, улыбнулась.

— Не люблю зиму, но в холодное время так легко дышится…

Элмаз-хатун улыбнулась на её замечание.

— Скорее бы лето, — продолжала Эмине Султан и, снова улыбнувшись, положила ладонь на свой живот и любовно погладила его, словно так прикасаясь к своему ещё не рождённому ребёнку. — Я смогу взять на руки своего шехзаде. А там и повелитель вернётся… Спустя время забудет о своей обиде на меня.

— Дай Аллах, так и будет, — ободряюще улыбнулась Элмаз-хатун, но в её голубых глазах, коснувшихся сестринской руки, лежавшей на её животе, в который раз вспыхнула зависть. Ей бы тоже хотелось познать радость материнства, но, похоже, этому не суждено произойти. — Ты сама виновата. Зачем было говорить такое повелителю? Конечно, он разгневался. Вы же только помирились…