Но, несмотря на всю красоту, которая скорее выражалась в своей необычности, нежели в безукоризненности и чувственности черт, как у Афсун Султан, девушка выглядела болезненной. Возможно, такое впечатление создавалось из-за неестественной белизны ее кожи или же ее худобы, но со всей очевидностью султанша не могла похвастаться крепким здоровьем. Во всем ее облике сквозила хрупкость, вызывающая безотчетное желание с особой осторожностью обращаться с нею, как с ценнейшей фарфоровой вазой, которая от любого резкого движения может упасть и разбиться.
Нергисшах Султан плохо помнила ее мать, которую пару раз видела в детстве, когда еще с матерью приезжала в Топкапы на праздники, и на нее Айнур Султан совершенно не была похожа. Эмине Султан была эффектной, высокой, статной женщиной с пышной фигурой и золотыми волосами, которая обожала яркие вычурные наряды и золото. Взгляд ее был полным чувств, спесивым и самоуверенным, а улыбка полнилась превосходством и тщеславием красивой женщины.
Дочь же ее была пониже, худощавая и бледная до болезненности, с тонкой осиной талией и едва-едва обрисовавшейся грудью в скромном декольте бледно-голубого шелкового платья, рукава которого были отделаны целомудренным белым кружевом. Взгляд ее был чистым и ясным, без какого-либо определенного выражения. Улыбалась она, как настоящий ангел — мягко, кротко и нежно. Айнур Султан даже сидела изящно и скромно, как благовоспитанная девушка, которая не привыкла выставлять свою прелесть напоказ и уж тем более гордиться ею. И волосы ее казались не расплавленным золотом, как у ее матери, а тончайшими нитями серебра. Они с Эмине Султан были словно горячее пылкое солнце и холодная, романтичная луна — совершенно разные, но в то же время неразрывно связанные между собой.
— Очень рада знакомству, — воскликнула Айнур Султан, продемонстрировав и свой тонкий голос — мелодичный, с высокими нотками. — Мы с нетерпением ждали вашего прибытия в столицу, султанша, — добавила она, придав чуть больше тепла своей улыбке.
— Присаживайся, Нергисшах, — тетушка пригласила ее на тахту рядом с собой, и вдвоем они опустились на нее. — Если пожелаешь, я велю растопить для тебя баню. Отдохнешь после долгой дороги. Ты выглядишь усталой…
— Это было бы весьма кстати. Я действительно утомилась.
Фатьма Султан без слов посмотрела на Айнель-хатун — хазнедар стояла рядом, как ее верная помощница — и та, поняв приказ, поклонилась и отправилась отдать соответствующие распоряжения.
— Ну, как ты находишь Топкапы спустя столько лет?
— Здесь многое изменилось… — ответила Нергисшах Султан, оглядевшись в покоях Валиде Султан, которые были существенно переделаны спустя почти двадцать лет, как она была здесь в последний раз. — Но время идет… Ничто не вечно, как говорится. А как у вас здесь обстоят дела? Повелитель все еще в походе, это мне известно. Кого из шехзаде он назначил регентом престола? Вероятно, старшего?
Фатьма Султан с недовольством поджала губы. Впрочем, и остальные женщины вздохами или сожалеющими взглядами выразили свое неодобрение выбора повелителя.
— Нет, шехзаде Мурад, как и наши с Бельгин сыновья, сопровождает повелителя в походе, а регентом был назначен шехзаде Осман, — нарушила молчание Афсун Султан. — И вот уже второй год мы делим с ним Топкапы.
— Вы выглядите недовольными этим, как я вижу, — с удивлением заметила Нергисшах Султан и, поглядев на Айнур Султан, которой мужчина приходился родным братом, осторожно спросила: — Для этого есть причины?
— И не спрашивай, милая, — устало вздохнула Фатьма Султан и покачала головой. — Сын своей матери. Что с него взять? Да простит меня Аллах, но я никогда еще так сильно ни о чем не сожалела, как о том, что наша династия имеет такого наследника в лице Османа. И о чем думал брат, когда оставлял его охранять престол? Возможно, попросту хотел, чтобы непутевого сына не было у него перед глазами хотя бы пару лет. У моего племянника в голове одно вино, да наложницы, и он не знает меры ни в первом, ни во втором.
— Неужели все настолько плохо? — нахмурилась Нергисшах Султан, которая, долгое время пребывая вдали от столицы, очень мало знала о детях повелителя и вообще о его семье.
— Настолько, насколько это возможно, — удрученно воскликнула Бельгин Султан. — Разумеется, все понимают, что в наши времена, когда братоубийственный закон отменен, а наследника при жизни выбирает сам султан, Осману не быть падишахом. Да он и не стремится к этому… Когда повелитель вскоре после рождения Мехмета позволил мне взять под свою опеку его с Айнур, я всеми силами пыталась выкорчевать из него этот корень зла, но он не слышал меня. Даже не желал слушать… Я потратила годы и море душевных сил, пытаясь оживить в нем доброе начало, но оно, верно, безвозвратно покинуло его со смертью брата и исчезновением матери.
Нергисшах Султан заметила, как погрустнела Айнур Султан, которая опустила глаза в пол и вся целиком сжалась. Ей явно были не по душе упоминания ее погибшего брата и предательницы-матери, руки которой были испачканы кровью убитых ею, в том числе и Валиде Султан, а честь замарана тайной любовной связью с казненным великим визирем и бывшим другом ее отца — таким же предателем, как она сама. Однако она помалкивала — не то из робости, не то в силу согласия со словами Бельгин Султан и стыда за недостойную семью.
— Но, хвала Аллаху, у моего брата есть другие наследники, которых мы всем сердцем любим, — тоже обратив внимание на реакцию девушки, Фатьма Султан поспешила направить беседу в другое русло. — Шехзаде Мурад, конечно, как старший из шехзаде, пользуется большим доверием повелителя. Он спокойно и мирно правит Манисой, с достоинством представляя там власть отца. Но всем известно, что любимец повелителя — это наш милый Мехмет.
Нергисшах Султан уловила в голосе своей тети ласку и, оглядевшись в покоях, обнаружила, что Бельгин Султан с присущей всем матерям гордостью улыбнулась и что Афсун Султан при этом вся разом похолодела, кольнув ту чуть уязвленным взглядом. Очевидно, то, что ее сын, которых у нее было двое, а значит, старший из них шехзаде Орхан, как и она сама, не пользовался любовью султана, задевало ее даже больше, чем ее собственное положение красавицы, которая уступала в сердечных делах куда менее прекрасной, но любимой женщине в лице Бельгин Султан. Ведь это она сносила с поразительным спокойствием.
— А что же его брат и сверстник шехзаде Орхан? — султанша решила прояснить для себя ситуацию и почувствовала, что атмосфера снова накалилась, как в тот миг, когда она спросила, почему все недовольны регентством шехзаде Османа.
Бельгин Султан и Фатьма Султан перестали улыбаться и скованно переглянулись, а мать названного шехзаде Афсун Султан наградила их жестким взглядом и, светски улыбнувшись, повернулась к Нергисшах Султан, готовая ей ответить. А та, в свою очередь, не преминула отметить про себя, как вмиг оживилась Айнур Султан, как резко вскинула голову и тряхнула своей серебряной гривой, словно услышав нечто, небывало ее взволновавшее.
— Мой шехзаде… отличается жесткостью суждений и своенравием, что, конечно, не всегда нравится нашему повелителю, который ждет от своих сыновей беспрекословного повиновения, — с осторожностью произнесла Афсун Султан и, будто защищаясь, пылко добавила: — Но, несмотря на свои пороки, он представляет собой очень умного и одаренного молодого человека, который всего лишь не боится заявить миру о себе.
— Что бы это значило?.. — чуть растерялась Нергисшах Султан и в поисках объяснения повернулась к тете — та замялась.
— У моего брата непростой характер, но это не значит, что он плохой человек, — вдруг встряла в беседу прежде молчавшая Айнур Султан, и все повернулись к ней не с удивлением, а, как отметила Нергисшах Султан, настороженно. Султанши явно ждали от девушки чего-то подобного. — Я всегда это говорила. Орхан… он умнее всех, кого я знаю, да и в столице нет воина, который бы лучше него управлялся с мечом. Пусть он не всегда удостаивается одобрения отца, но он его достоин, как никто другой.