— Мы с дочерью немного прогуляемся, а вы, мужчины, можете свободно обсудить свои истинно мужские дела, — с несвойственным ей лукавством проговорила Филиз Султан и, взяв дочь под локоть, увлекла ее из холла в сад, что примыкал ко дворцу. — Ты еще не думала о беременности, милая? — словно не замечая смущения дочери, деловито спросила султанша, пока они неспешно шли под руку по тропинке. — Как ты себя чувствуешь?

— Как и прежде, ничего необычного, — выдавила Эсма Султан, смотря себе под ноги.

— Странно, ведь вы уже достаточно долго женаты для того, чтобы зачать ребенка.

— Валиде! — робко осадила ее девушка. — Мне, право, неловко обсуждать это с вами…

— Ты уже взрослая замужняя девушка, что тут может быть неловкого? — усмехнулась Филиз Султан, тепло на нее посмотрев. — Пока я здесь, хочу сама во всем убедиться. Пусть лекарша тебя осмотрит. Дай Аллах, я отправлюсь в Манису с радостью в сердце, зная, что вскоре и ты станешь матерью.

— Не знаю, стоит ли… — вяло попыталась возразить Эсма Султан, которая о беременности если и думала, то абстрактно, как о чем-то, что должно произойти когда-нибудь в будущем, но не сейчас.

Мать оказалась неожиданно настойчивой, и дворцовая лекарша все же осмотрела по ее приказу Эсму Султан, пока шехзаде Мурад и Давуд-паша в кабинете последнего что-то обсуждали. Боясь услышать вердикт, девушка скованно села на кровати и, отдернув подол платья, напряженно переглянулась с матерью.

— Ну, что скажешь? — обратилась та к лекарше.

— Султанша беременна, срок еще небольшой. Поздравляю.

Филиз Султан озарилась искренней радостью и с широкой улыбкой, которая редко трогала ее губы, повернулась к дочери. Та растерянно моргала, не зная, как ей реагировать на эту новость.

— Да возблагодарит вас Аллах за эту благую весть! — лучась довольством, воскликнула Филиз Султан и, кивнув Фидан-хатун, таким образом велела ей передать лекарше мешочек с золотом, заранее приготовленный для этого случая.

Забрав его, лекарша поклонилась и вышла из покоев, а Филиз Султан села рядом с потерянной дочерью и приобняла ее за плечи.

— Ну вот видишь, милая? Ты действительно беременна.

— И что же мне теперь делать? — робко взглянула на нее Эсма Султан, приложив ладонь к своему животу, где уже росла новая жизнь.

— Как что? — с теплой улыбкой спросила Филиз Султан. — Радоваться!

Спустившись вместе в холл, чтобы дождаться возвращения мужчин и сообщить им радостную весть, султанши сидели на тахте и беседовали, когда бледный и какой-то ошалелый Давуд-паша в сопровождении встревоженного шехзаде Мурада вошел в распахнувшиеся двери. Взглянув на мужа, Эсма Султан тут же поняла, что случилось нечто серьезное. Она вся разом напряглась и невольно сжала руку матери, которая настороженно оглядела зятя и сына. Им явно было не до радости.

— Что случилось? — взволнованно обратилась к мужу Эсма Султан. — На вас лица нет, паша.

— Мне только что сообщили… — мрачно и сбивчиво заговорил он, словно бы все еще не мог поверить в то, что узнал. — Ночью без всякого следствия был казнен Искандер-паша. Причины никому пока неизвестны. Так распорядился наш повелитель.

В холле установилась мертвая тишина, отражая общий шок. Эсма Султан пораженно уставилась на пашу, пытаясь осознать услышанное и просто поверить в это, а после, когда до нее, наконец, дошло, испуганно ахнула.

— Михримах!

Дворец Михримах Султан.

Всю ночь она не сомкнула глаз, даже не ложилась, в ужасной тревоге мечась по покоям, и лишь под утро, так и не дождавшись возвращения мужа, в изнеможении прикорнула на тахте. Впервые Искандер-паша не ночевал дома, и теперь у Михримах Султан не осталось никаких сомнений — у него есть кто-то на стороне, женщина, которую этой ночью он предпочел ей, своей жене.

Проснувшись, она приподняла голову с руки, которая лежала на спинке тахты, сонно огляделась и, обнаружив себя уже в посветлевших с наступлением утра покоях, печально вздохнула. Он по-прежнему не вернулся… С болью, ноющей в груди, султанша поднялась с тахты и потерянно побрела к одному из окон, в которое без всякой надежды выглянула. Неужели она ждала, что увидит его, подъехавшего верхом на коне к крыльцу их дворца? Да, ждала. Как глупая влюбленная девочка, которая в силу своих чувств даже подобное неуважение готова была стерпеть.

Михримах Султан попросту не умела закатывать скандалы и знала, что когда Искандер-паша вернется, она найдет в себе силы лишь на то, чтобы спросить у него, где же он был, почему оставил ее и так унизил, не вернувшись на ночь домой. В чьих объятиях он проснулся? И султанша догадывалась, что бы он ответил, если бы решился быть честным. Чье имя он бы назвал.

После бессонной ночи, полной тревог, султанша выглядела плохо и чувствовала себя соответственно, но когда Гюльшан-калфа беспокойно спросила, стоит ли вызвать лекаршу, не ответила и робко подняла на нее глаза.

— Паша так и не вернулся?

Замявшись, Гюльшан-калфа ответила, что не возвращался, и тут же предположила, что, скорее всего, его заставили остаться на ночь в Топкапы какие-то важные дела. Может, смогли отыскать предателя Серхата Бея, и паша разбирался с ним? Михримах Султан слабо верила в это объяснение.

Беспокоясь за ребенка, она заставила себя спуститься в холл и скудно позавтракать, буквально заталкивая пищу себе в рот. Она могла думать лишь о том, что же произошло с ее мужем, если он до сих пор не вернулся. Тревога в ней все нарастала, подобно снежному кому, заставляя думать о самом страшном. А что, если с пашой случилось что-то? Он бы никогда не поступил так с ней, просто-напросто бросив одну и ни о чем не сказав.

Михримах Султан стояла возле окна в холле, прислонившись головой к стене возле него, и тоскливо смотрела на пустое крыльцо, на котором ждала увидеть, наконец, вернувшегося к ней мужа. Но его все не было. И вдруг она услышала нарастающий стук копыт, от которого ее сердце пустилось в неистовый скач. Вернулся! Султанша, не помня себя от волнения, бросилась к дверям и даже вышла на крыльцо, на миг зажмурившись от ослепившего ее солнечного света.

Когда ее глаза привыкли к нему, она с удивлением разглядела спешившегося с коня Ферхата-агу, который служил в Топкапы хранителем султанских покоев и был одним из приближенных падишаха. Уже это насторожило ее, а когда она заметила за спиной аги повозку, на которой лежал большой деревянный короб, подозрительно напоминающий… гроб, и вовсе вся похолодела от дурного предчувствия. В глубине души она уже все поняла, но разум ее отказывался в это поверить.

Михримах Султан с потерянным видом созерцала то, как Ферхат-ага подходит к ней и кланяется. Видимо, она выглядела так жалко, что совершенно чужой ей человек смотрел на нее с огромным сочувствием и мягкостью.

— Султанша, мне было велено доставить вам тело. Примите мои соболезнования.

— Тело?.. — эхом отозвалась она, словно не понимая значения этого слова.

Но медленно до нее доходил смысл всего того, что сейчас происходило. В ее теле вдруг разом разлилась слабость, а ноги норовили вот-вот подогнуться под тяжестью горя, неожиданно свалившегося на нее неподъемным грузом. Через плечо Ферхата-аги Михримах Султан снова посмотрела на тот деревянный короб в повозке. Теперь уже не оставалось сомнений, что это гроб, а в нем покоится ее любимый муж, возвращения которого она все утро так самозабвенно ждала. Она не в силах была оторвать от него взор и в полном оцепенении поплелась к повозке.

Наверно, она была слишком шокирована, чтобы разразиться плачем, потому что даже подойдя к гробу и дрожащей рукой коснувшись его, она чувствовала лишь зияющую пустоту в груди, какое-то странное онемение. Ферхат-паша, видимо, последовал за ней, так как у нее за спиной вдруг раздался его тихий осторожный голос.

— Султанша, простите, но гроб уже заколочен. Вы не сможете увидеть тело, да и незачем вам на него смотреть. Паша был… обезглавлен. Для вас это было бы слишком большим испытанием.