— А я слышала, что он жесток и бессердечен, а в бою не знает пощады и ужасает собственных же друзей тем, с каким удовольствием вспарывает животы и отрезает головы! — процедила Нилюфер Султан, вперив в нее озлобленный взгляд. — И женится он на мне лишь ради собственной выгоды, чтобы пролезть в визири и захватить побольше власти и богатств. Думаешь, учитывая все это, я жду от этого брака… любви? — она неприятно выделила последнее слово, будто оно было ругательством, и насмешливо фыркнула. — Но он ничего не получит… — злорадно протянула султанша, смотря перед собой так, словно видела внутренним взором нечто, приносящее ей огромное удовлетворение.

— Что значит не получит, султанша? — в непонимании спросила Айнель-хатун, но ответа не получила.

Топкапы. Султанские покои.

В покоях султана за множественными столиками уже восседали паши и другие государственные деятели, приглашенные на празднество в честь свадьбы Коркута-паши с сестрой падишаха, и из-за закрытых дверей слышались звуки их голосов.

Повелитель встретил их на террасе, облаченный в дорогой кафтан, достойный праздника, но с потемневшим от пережитого горя лицом. Шехзаде Мурад, направившийся к падишаху, который тепло ему улыбнулся, поклонился, затем в почтении поцеловал его руку и только после этого позволил себе обнять отца. Наблюдая за тем, как они хлопают друг друга по спинам, Филиз Султан трепетала. После стольких пролитых слез и терзаний она снова была в стенах этого дворца, по которому невольно скучала, и видела перед собой мужа, который все еще жил в ее сердце.

— Сын мой, добро пожаловать, — разомкнув объятия, султан Баязид с одобрением оглядел своего старшего шехзаде. — Да ты возмужал за то время, что пребывал в Манисе. К слову, как там обстоят дела?

— Я стараюсь ничем не огорчить вас, отец, — вежливо ответил шехзаде Мурад. — Делаю все, что в моих силах, чтобы достойным образом представлять вашу власть в вверенной мне провинции. Пока что никаких проблем нет и, надеюсь, их не будет и впредь.

— Но что-то ты не выглядишь довольным, — заметил повелитель.

— Я по-прежнему ошеломлен той новостью, которую вы мне не так давно сообщили в своем письме. Безвременная кончина брата меня очень огорчила. Поверить не могу, что Сулеймана больше нет с нами… Простите, что не приехал на похороны, я бы не успел.

Филиз Султан с сожалением отметила, как тут же осунулось лицо ее мужа, как он разом помрачнел и нахмурился. Видно, боль потери все еще его терзала… Такая боль никогда не оставляет человека, ведь это самое страшное, что можно испытать в жизни — смерть собственного ребенка.

— Эту утрату мы пережили очень тяжело, но пережили, — хмуро проговорил султан Баязид. — Не дай Аллах познать мне подобное горе снова… Мое сердце этого не выдержит.

Сказав это, он впервые посмотрел на свою жену, что тихо стояла позади их сына и наблюдала за ними. Поймав на себе взгляд повелителя, Филиз Султан на миг утратила возможность дышать, и сердце ее забилось, словно у влюбленной девчонки, дождавшейся, наконец, когда ее любимый обратит на нее внимание.

— Филиз, и тебя я рад видеть. Как ты?

Отойдя в сторону, чтобы дать возможность матери подойти к падишаху, шехзаде Мурад заметил, с каким чувством валиде смотрит на того, и с улыбкой опустил взгляд в пол. Возможно теперь, когда Эмине Султан исчезла, отношения родителей наладятся? Конечно, теперь матушка была обязана жить вместе с ним в Манисе, но если вдруг отец решит оставить ее подле себя? Шехзаде, предположив это, решил, что ни за что не станет возражать. Он видел, что его матери было нелегко находиться в Манисе, разлученной с отцом, которого она все еще любила всем сердцем с вызывающей уважение преданностью и всепрощением.

— Благодарю, повелитель, я пребываю в здравии. Мне не на что жаловаться, кроме как на то, что в Манисе мы с сыном были лишены возможности лицезреть ваш светлый лик.

В этой замысловатой фразе все трое уловили скользнувший намек на то, что она очень тосковала, но признаться в этом открыто не решилась. Посмотрев на отца, шехзаде Мурад увидел лишь тепло в его взгляде, с каким он смотрел и на него, но… не любовь. Впрочем, вмешиваться в отношения родителей ему не пристало, и он предпочел не думать об этом.

— Скоро начнется церемония в гареме, ступай туда, Филиз, а мы с сыном присоединимся к пашам.

Покорно поклонившись ему, Филиз Султан напоследок со смятением в душе глянула на улыбающегося ей падишаха и, развернувшись, оставила их с сыном, вдвоем направившихся в султанские покои.

Топкапы. Покои Валиде Султан.

Когда ее мать вошла в покои, по которым сновали слуги, совершая последние приготовления, Эсма Султан озарилась счастливой улыбкой и, поднявшись с подушки, поспешила к ней. Филиз Султан с любовью ей улыбнулась, и женщины обнялись, с упоением закрыв глаза в объятиях друг друга. Наблюдая за этим, Михримах Султан не сдержала улыбки, а Хафса Султан лишь равнодушно поглядела на них и перевела взгляд на слуг, наблюдая за их действиями, словно это было куда интереснее.

— Валиде, мне так не хватало вас! — со слезами на глазах призналась Эсма Султан, когда они с матерью отстранились. — Вы как будто изменились… — чуть обеспокоенно добавила она, заметив, как сильно похудела мать и что она сделалась слишком уж бледной.

— Да и ты тоже, султанша моя, изменилась, — обхватив ладонями ее лицо, тихо заметила Филиз Султан. — Лицо твое светится, глаза сияют… Давуд-паша, как я и говорила, даровал тебе покой.

— Он очень добр ко мне, — смущенно ответила Эсма Султан, вспомнив, что они не одни. — Прошу, проходите. Здесь и Михримах.

Филиз Султан, поглядев на все такую же мягкую и хрупкую Михримах Султан, подарила ей теплую улыбку. Девушка встала и поклонилась ей в знак почтения.

— Султанша, мы очень рады видеть вас здесь.

— Благодарю, Михримах.

Затем обе — и Филиз Султан, и Эсма Султан — с одинаково недружелюбными лицами повернулись к оставшейся сидеть на тахте Хафсе Султан, которая должна была по правилам поклониться Хасеки Султан, но предпочла этого не делать.

— Филиз Султан, рада нашей встрече. Вижу, жизнь в Манисе пошла вам на пользу, — слова Хафсы Султан полнились ехидством — все заметили, как исхудала Филиз Султан, сделавшись еще более трагичной по облику женщиной, чем прежде. — Мы только вас и ждали. Присоединяйтесь к нам. Идрис, пусть начинают церемонию.

Султанши, разместившись за столиками, некоторое время ждали появления невесты, и когда Нилюфер Султан в сопровождении служанок и Айнель-хатун вошла в покои, все взгляды тут же устремились к ней. На султанше удивительно хорошо сидело изящное платье из красного шелка со шлейфом, которое подчеркивало ее стройность и стать, прежде скрытые за мужскими одеждами и простоватыми нарядами свободного кроя. Темные волосы густо ниспадали по спине, и их венчала золотая диадема с рубинами, которая удерживала алую вуаль, покрывающую голову и лицо султанши. Трудно было понять, какое на нем властвовало выражение — нечто неопределенное между сдержанностью и надменным равнодушием.

Пока рабыни со свечами водили хоровод вокруг восседающей посередине покоев невесты под трогательные переливы печальной музыки, Хафса Султан наблюдала за действом с нескрываемым мрачным торжеством, считая эту свадьбу своей очередной победой и началом пути обретения еще большего могущества. Михримах Султан все с той же жалостью смотрела на сестру, которая вела себя, как она и ожидала: сидела с каменным лицом, не проронив ни слезинки, словно это и не ее против воли отдавали в руки совершенно чужого ей взрослого мужчины, имеющего репутацию опасного, безжалостного и жестокого человека.

Эсма Султан же тайком злорадствовала — эта Нилюфер, как и она, не получила Серхата и познала то же, что познала она в день своей свадьбы, только вот мужья им достались разные. К счастью, Давуд-паша был образцом человека порядочного и понимающего, а вот Коркут-паша… При мысли о том, какова будет их совместная жизнь с Нилюфер, на лице султанши скользнул намек на ухмылку. Она так ревновала Серхата к ней, так злилась на то, как пренебрежительно обращалась с нею Нилюфер, что ее страдания доставляли ей радость. Что же, за свои грубость и презрение она вскоре дорого поплатится…