Проходя внутрь, Эсма Султан с грустью подумала о своей покойной бабушке, при которой эти покои были тоже очень изысканными, но вместе с тем скромными, с изящной простотой. Бабушка всегда говорила, что истинная роскошь заключается в простоте. Тогда здесь было куда уютнее и теплее, чем сейчас. И, приходя сюда, Эсма Султан всегда встречала полный любви взгляд и ласковую улыбку. Ей больше так никто не улыбался, кроме бабушки. Только она одна могла ее понять и сказать доброе слово, когда она в этом нуждалась. Мать на это была, увы, неспособна. С ее стороны в ответ на проявление слабости или, наоборот, характера, можно было услышать лишь упреки и требования вести себя «достойно дочери падишаха».

Теперь на месте бабушки с гордой осанкой и надменно вскинутой головой восседала другая женщина, которая забрала в свои жадные руки все то, чем прежде владела покойная Валиде Султан. Ждать от нее не то, что улыбки, а даже теплого взгляда было сродни бессмысленной надежде о том, что в летнюю пору пойдет снег. Хафса Султан если и улыбалась, то делала это с каким-то холодом, а ее серые глаза пронзительно смотрели прямо в душу, всегда оставаясь колкими и недобрыми.

И сейчас, когда Эсма Султан выдавила вежливую улыбку, Хафса Султан улыбнулась ей именно так, как она ожидала — прохладно, но с безукоризненной светскостью. Для праздника она выбрала черное, как беззвёздная ночь, платье с надетым поверх него кафтаном, что был соткан из черной парчи, а также украшен затейливыми узорами из серебряной нити и россыпью алмазов на лифе, которые ослепительно сверкали и в ее бесконечных драгоценностях.

Подле нее за одним из столиков, щедро накрытых к грядущей церемонии, сидела Михримах Султан, которая с нежной привязанностью улыбалась подруге. Она по-прежнему в манерах и облачении копировала свою тетю, но все же отдавала предпочтение пастельным тонам и сейчас была облачена в золотисто-бежевое, словно песок на побережье, платье того же пышного кроя, как у Хафсы Султан, но ограничилась скромной золотой диадемой и кулоном в виде большой жемчужины, который идеально ложился в ложбинку у нее на груди.

— Добро пожаловать, Эсма, — произнесла Хафса Султан и повела рукой в сторону столика, как хозяйка, что милостиво позволяла гостье отведать пищи с ее стола. — Дай Аллах, ты пребываешь в здравии? Мы все, и твой отец в том числе, беспокоимся о тебе с тех пор, как ты покинула нас.

— Ваше беспокойство излишне, — усаживаясь рядом с Михримах Султан, ответила она и снова выдавила улыбку, так что у нее разболелись щеки и свело скулы от этой наигранной с обеих сторон доброжелательности. — В браке я обрела счастье и покой.

— Раз так, мы все очень рады за тебя. Это похвально, что ты позволила себе быть счастливой, ведь, помнится, ты отправлялась навстречу новой жизни со слезами на глазах и раной в сердце.

Эсма Султан не отвела взгляда. Эта женщина не дождется от нее ни намека на то, что она смогла ее уколоть. Хафса Султан чуть задержала на ней взгляд, но, встретив неожиданное сопротивление, улыбнулась как бы в знак примирения. Михримах Султан, чувствуя сгустившееся в воздухе напряжение, поспешила встрять в разговор.

— Эта свадьба, признаться, меня удивила… И как Нилюфер на нее согласилась?

— Ее мнения никто не спрашивал, — отрезала Хафса Султан, но, чтобы скрыть безжалостность, прозвучавшую в голосе, вздохнула с деланным сожалением. — Так решил наш падишах.

— Неужели он сам принял это решение? — удивив ее своим колким тоном, воскликнула Эсма Султан. — Известно, когда-то вы позаботились о моем браке, и теперь, думается, вряд ли остались в стороне.

— Я поддержала решение повелителя, поскольку оно было верным, — посмотрев на нее с каким-то новым выражением, напоминающим настороженность, спокойно ответила султанша. — Нилюфер давно пора выйти замуж, последовав вашему примеру. Дай Аллах, брак усмирит ее непокорность и своенравие. Известно, Коркут-паша — человек с сильным характером, волевой и решительный. Уж он-то ни за что не позволит жене идти против него, будь она сколь угодно непокорной. Паша научит ее смирению.

В голосе тети прозвучало едва уловимое злорадство, и Михримах Султан потупила взор. Несмотря на всю ту боль, что причинила ей сестра, она ей искренне сочувствовала. Ей и Эсме повезло, что их мужья оказались людьми достойными, которые относились к ним с должным уважением. Да, сейчас у нее с мужем Искандером-пашой не все было гладко, но он не позволял себе хотя бы как-то принижать ее, помня о том, что она — султанша. Паша уделял ей мало внимания и пропадал где-то вечерами, вызывая ужасные подозрения, но всегда был вежлив и берег от любых невзгод. Почему-то султанше не верилось, что будущий муж Нилюфер будет таким же. Михримах Султан не знала этого Коркута-пашу, но по тону Хафсы Султан поняла, что человек он скверный, раз она так уверена, что ему под силу сломить буйный нрав ее сестры. «Ломать» его он будет явно не заботой и лаской…

Прервав ее полные жалости мысли, в покои вошел Идрис-ага и, подойдя к султаншам, поклонился.

— Что, Идрис? — осведомилась Хафса Султан, глядя на слугу.

— Филиз Султан и шехзаде Мурад прибыли во дворец, султанша, — доложил он. — Шехзаде пошел к повелителю, Филиз Султан сопровождает его.

— Они здесь! — радостно отозвалась Эсма Султан и хотела было встать, чтобы отправиться навстречу матери и брату, по которым жутко истосковалась, как вдруг ее остановил холодный властный голос, который она терпеть не могла.

— Останься здесь, Эсма. Твоя матушка вскоре сюда придет, а с братом вы увидитесь после церемонии, что вот-вот начнется.

Наградив Хафсу Султан взглядом исподлобья, Эсма Султан все же села обратно на подушку, осознав, что ее порыв действительно неуместен.

— Идрис, что там с нашей невестой? Она готова?

— Почти. Айнель-хатун сопроводит ее до покоев, как только Нилюфер Султан будет готова.

Топкапы. Покои Нилюфер Султан.

Раньше, увидев себя в подобном виде, Нилюфер Султан непременно пришла бы в неописуемую ярость. Она терпеть не могла эти женственные наряды, шелка, драгоценности, прически. Все это претило ее натуре, которая, верно, была больше мужской. Но сейчас она безразлично смотрела на свое отражение в зеркале, не испытывая никаких чувств. Какая разница, во что она одета, если уже следующей ночью настанет ее конец? Она готова была облачиться во что угодно, лишь бы все это поскорее закончилось. Да, она смогла вынести и заточение, и одиночество, и неизбывную тоску по потерянной любви, и утомительные подготовки к свадьбе с чужим ей мужчиной. И теперь ей осталось совсем чуть-чуть подождать, и она, наконец, воплотит в реальность свое кровавое намерение, покажет этой династии, что им не сломить ее, пусть даже сейчас они уверены в обратном.

Видимо, мрачная решимость, которая тлела в ее взгляде, была иначе истолкована Айнель-хатун, которая явилась за ней, чтобы проводить до покоев Валиде Султан, где должна была пройти ее ночь хны. Войдя в покои, хазнедар жестом велела служанкам, что готовили султаншу, выйти, а сама, приблизившись к той, поклонилась.

— Нилюфер Султан, если вам нужно немного времени, оно у вас есть. Еще не все гости прибыли.

— Гости? — усмехнулась та и, отвернувшись от зеркала, медленно прошла через покои до ложа, на которое и опустилась. — Скорее стервятники, жаждущие насладиться моими слезами. Но они их не увидят!

Голос ее дрожал от ненависти, и Айнель-хатун встревоженно оглядела султаншу, видя, что она, мягко говоря, не рада своей свадьбе. Ей захотелось как-то приободрить ее.

— Они — ваша семья, султанша. Возможно ли, чтобы они жаждали ваших слез? Конечно, все понимают, что не вы пожелали устроить этот брак, но… Вы, как Михримах Султан, как Эсма Султан, как многие другие султанши до вас, принадлежите династии, которая и решает, чьей женой вы станете. Возможно, этот брак обернется для вас благом? Я слышала, Коркут-паша очень красивый мужчина. Будто бы он так высок, что возвышается над всем и всеми. Известно, красивого мужчину легче полюбить…