Покои Карахан Султан.

В ожидании прихода сына, за которым она послала, Карахан Султан расхаживала по покоям перед горящим камином, пребывая в раздумьях. Она остановилась и обернулась на распахнувшиеся двери, в которые вошел озадаченный шехзаде. Подойдя к матери, он взял ее руку и оставил на ней поцелуй. Тем временем султанша указала служанкам свободной рукой на дверь, и те, склонившись, ушли.

— В чем дело, валиде? Радмир-ага сказал, что вы хотите меня видеть.

— Хочу обсудить то, о чем мы говорили утром, — объяснила Карахан Султан и села на софу, похлопав ладонью по свободному месту рядом с собой, тем самым приглашая сына присоединиться. — Я говорила тебе, что нам необходимо заручиться союзниками прежде, чем мы начнем действовать. Раздумывая, кто мог бы ими стать, я вспомнила об одном человеке. Он был соратником Касима-паши, который поддерживал меня в прошлом. Сейчас этот человек как санджак-бей управляет Дамаском, а это, согласись, важная провинция — один из провинциальных центров. Думаю, его поддержка была бы не лишней. Знаю, ты этого не любишь, но я уже отправила этому бею на днях письмо, в котором поинтересовалась его делами и тем, готов ли он пойти нам навстречу, если это понадобится. Конечно, я упомянула, что его “дружба” будет щедро вознаграждена, поскольку нам сейчас необходимы такие “друзья”, как он.

Шехзаде Махмуд, поразмыслив, хмуро на нее посмотрел.

— Я не одобряю то, что вы ведете подобные дела за моей спиной и, надеюсь, впредь вы будете советоваться со мной в таких вопросах, но решение неплохое. Что это за бей? Полагаете, ему можно доверять?

— Яхья-бей. Человек он рассудительный и, верно, помнит, кому служил его близкий друг, который и даровал ему ту должность, что он занимает по сей день, потому не станет отворачиваться от нас, да и кто откажется от золота?

— И чем он может нам помочь?

— В свое время он поддержит твои притязания на престол и поможет нам в случае чего либо золотом, либо воинами. Для чего еще нужны союзники? Махмуд Реис, к слову, писал также, что и сам ищет поддержку во флоте. Говорит, есть несколько реисов, которые готовы поддержать его, а значит, и тебя, конечно, за то же золото и обещанные должности.

— Выходит, все золото, что выделил мне брат, мы потратим на так называемую “дружбу”? — усмехнулся шехзаде, но вышло это озлобленно.

— Лишь с помощью таких друзей и возможно твое воцарение, мой лев, — отозвалась Карахан Султан и, протянув руку, коснулась пальцами смуглого лица сына. — Кстати, у этого Яхьи-бея есть брат, который весьма удачно служит наместнику Египта Коркуту-паше. Махмуд Реис сообщил об этом, когда я попросила его написать имена тех людей, которые могли бы быть нам полезны. А если сведения того же Махмуда Реиса, а, точнее, его людей в столице, верны, Искандер-паша, нуждаясь в третьем визире, которого не пожелал назначить из уже состоящих в совете пашей, вызвал Коркута-пашу, с которым сблизился в военном походе, в Стамбул, чтобы даровать ему эту должность. Ты видишь, какие это сулит перспективы? Мы можем заручиться поддержкой самого визиря!

Шехзаде Махмуд теперь уже не выглядел недовольным и ухмыльнулся, а его темные глаза наполнились злонамеренностью.

— Порою меня поражает ваш ум, валиде, — он перехватил ее руку, которая все еще поглаживала его лицо, и поцеловал ее. — Не сомневаюсь, что у Коркута-паши также есть весьма полезные друзья, а у них — свои. Пройдет время, и у нас будет столько союзников, что когда я подниму восстание, каждый из санджаков поддержит не султана, а меня.

Карахан Султан гордо улыбнулась и кивнула золотоволосой головой.

— Так и будет, лев мой. Однажды мы вернемся в столицу и вернемся победителями. Блистательный Топкапы снова станет нашим домом, а ты воцаришься на престоле османов спустя столько лет лишений, тягот и смиренного ожидания.

Они еще некоторое время поговорили, обсуждая свои дальнейшие действия, а после шехзаде собрался уходить, сославшись на то, что пообещал Гюльнур вернуться к вечеру, чтобы провести его с ней и больным сыном.

— Махмуд, я как раз хотела обсудить с тобой это, — остановила его Карахан Султан, и юноша, не успев подняться на ноги, сел обратно. — Твои ночи в покоях Гюльнур. Чем это вызвано, позволь узнать? Неужели ты снова воспылал к ней?

— Мне… спокойно с нею, — ответил тот, и по его взгляду было видно, что в действительности ни о какой любви речи не идет. — К тому же Мехмет болен, и я хочу быть рядом с ним.

— Я понимаю и ничего не имею против. Но у тебя есть и другие фаворитки, другие дети, которые также нуждаются в твоем внимании. Ты доверил мне гарем и, чтобы в нем царил порядок, нужно придерживаться установленных в нем правил. Нельзя отдавать предпочтение одной женщине и одному ребенку, иначе порядок будет нарушен. Начнутся склоки, интриги и всякого рода покушения. Ты же знаешь, дорогой.

Тот выдохнул с раздражением и, помолчав, устало на нее посмотрел.

— И чего вы хотите, валиде? Пришлете ко мне новую наложницу? Пока что мне их достаточно, поверьте.

— Я слышала, что Элиф велела приготовить все в своих покоях к твоему приходу. Она желает поужинать с тобой и насладиться твоим вниманием к ней и ее детям. Ступай к ней, а не к Гюльнур. Вот мой совет. Давно на ее лице не было улыбки, а для Элиф, согласись, это ненормально. Она тоскует. Ты давно не был с нею.

— Что же, я понял.

Поднявшись, шехзаде ушел, не прощаясь, провожаемый взглядом матери, которая довольно улыбалась.

Покои Гюльнур Султан.

— А когда вернется папа?

Гюльнур Султан повернула лицо к сыну, который, лежа в ее постели, то и дело нетерпеливо смотрел на двери в ожидании, когда они откроются и впустят его отца.

— Уже скоро, милый, — улыбнулась она, поцеловав его в висок, хотя и сама уже начала беспокоиться. Махмуда довольно долго не было с тех пор, как он ушел к матери, которая зачем-то его позвала в свои покои. — Он задержался у бабушки. Видимо, они важные дела обсуждают.

Мальчик вздохнул и тут же закашлялся под сочувствующим взглядом матери. Она дала ему перед сном микстуру от кашля, как и предписывала лекарша. Укутав сына одеялом, Гюльнур прилегла рядом и обняла его. Мехмет успел еще дважды спросить, когда же придет папа, а потом его сморил сон. Султанша еще некоторое время в томительном ожидании лежала, вслушиваясь в тишину и в треск поленьев в камине, и даже не заметила, как провалилась в дремоту.

Она резко проснулась, когда раздался скрип открывшихся дверей, и тут же приподнялась в постели, с улыбкой смотря на вошедшего, но им оказалась… Мелахат-хатун.

— А, это ты, Мелахат, — разочарованно выдохнула поникшая Гюльнур. — Я думала, это шехзаде.

— Султанша, там… — неловко заговорила она и почему-то осеклась.

— Что такое? — насторожилась Гюльнур.

— Шехзаде, он у Элиф Султан. Пошел к ней, как только покинул покои своей матушки.

— У Элиф?.. — потерянно переспросила султанша и, опустив взгляд на спящего Мехмета, с грустью улыбнулась, хотя глаза ее наполнили слезы. — Я поняла. Ступай, ложись, Мелахат. Уже поздно.

Та с сочувствием поглядела на нее, поклонилась и ушла. Гюльнур с нежностью погладила по щеке сына и, положив голову на подушку рядом с ним, смежила веки. По ее щекам безмолвно полились слезы обиды и разочарования, а грудь болезненно и горячо прожигала ревность, которой она внутренее устыдилась.

Покои Элиф Султан.

Мелек Султан давно столько не смеялась, как в этот вечер, что провела с отцом. Она не давала ему покоя, ни на миг не умолкая и прося поиграть с ней то в одно, то в другое. Как и мать, Мелек была жизнерадостной, смешливой девочкой и хохотала от всего подряд, чем несказанно повеселила и самого шехзаде.

Но время было позднее, и глаза ее стали слипаться, после чего мать отнесла ее в детскую к брату и уложила спать. Наконец, стало тихо, и Махмуд с улыбкой поцеловал ручку спящей дочери, рыжеватые волосы которой разметались по подушке. Даже во сне девочка улыбалась. Ей явно снились хорошие сны после счастливо проведенного времени с отцом, которого она всегда самозабвенно ждала.