Правда, доверие к последней неожиданно пошатнулось за прошедшие дни. Элиф было стыдно за свои мысли, но она изнемогала от ревности, видя, как ночь за ночью шехзаде Махмуд проводит с когда-то забытой им Гюльнур. Более того, она… злилась. Злилась как на себя за испытываемые чувства, так и на сложившиеся обстоятельства. Подруга, которую она никогда не считала своей соперницей, вдруг стала ею. Султанша боялась, что та займет ее место, но даже самой себе стыдилась в этом признаться.

Карахан Султан, конечно, пока поддерживала ее, но в вопросе того, кто окажется в покоях шехзаде, она, бывало, проигрывала сыну, который иногда удивлял всех своим выбором. Элиф понимала, что Карахан Султан поддерживает ее потому, что она верна ей и не представляет угрозы, но ведь и Гюльнур была таковой. Она могла выбрать новую подопечную, видя, что интерес сына остыл к ней, Элиф, и вспыхнул к Гюльнур.

Элиф боялась этого, ведь если такое случится, она останется беззащитной перед лицом Бахарназ, которая давно жаждала избавиться от нее. Без защиты Карахан Султан Элиф с ней не справится, что сама и понимала. Ей было важно сохранить покровительство Карахан Султан, а чтобы добиться этого, нужно было вернуть к себе внимание шехзаде. Ведь иначе султанша сочтет, что она бесполезна, поскольку уже не может оказывать влияние на ее сына (а именно для этого Карахан Султан и поддерживала ее — чтобы через нее влиять на сына и узнавать больше о его делах и мыслях).

— Ясемин, — вдруг очнувшись от раздумий, позвала служанку Элиф.

Та, пересадив Мелек с колен на тахту, подошла к ней и поклонилась, ожидая приказаний.

— Сходи и узнай, где сейчас шехзаде.

Служанка отправилась исполнять поручение, а Элиф с улыбкой подошла к дочери и, наклонившись, поцеловал ее в лоб, после чего заглянула в детскую, где в колыбели спал младенец Мустафа.

Вскоре Ясемин-хатун вернулась и доложила о том, где сейчас шехзаде, отчего ее госпожа невесело усмехнулась, словно этого и ожидала.

— Идем, милая, — она взяла дочь на руки и направилась к дверям. — Хочешь увидеться с папой?

Мелек радостно заулыбалась и пролепетала “да”. Прижимая к себе дочь, Элиф миновала ташлык, где сновали наложницы, после чего прошла коридором, ведущим к покоям Гюльнур. Остановившись возле дверей, она помедлила, выдохнула, чтобы собраться с мыслями, и заставила себя улыбнуться настолько очаровательно, как только умела.

Когда султанша вошла в покои, то увидела следующую картину, от которой внутри нее все непроизвольно сжалось: шехзаде сидел на ложе без кафтана в свободной льняной рубашке, а рядом с ним в постели поверх покрывала полулежала Гюльнур уже в ночном одеянии, состоящем из полупрозрачной сорочки и небрежно наброшенного поверх нее синего шелкового халата. Она обнимала лежащего подле нее сына, который что-то рассказывал отцу, то и дело кашляя в промежутках между короткими обрывистыми детскими предложениями.

Все трое умолкли и обернулись на нее в недоумении. Элиф ощутила себя ужасно — словно она совершенно бесцеремонно ворвалась в покои и разрушила их идиллию. Впрочем, так все и обстояло, отчего сердце ее обожгло еще большей ревностью и куда более глубоким страхом, чем прежде. Но она нашла в себе силы изобразить растерянность и, поклонившись, придала своей улыбке виноватое выражение.

— Простите, шехзаде, что побеспокоила. Я не знала, что вы здесь. Мы с Мелек хотели навестить Мехмета. Дай Аллах, он поправляется?

Махмуд, посмотрев на дочь на ее руках, наградил ее недовольным взглядом, но встал и подошел, после чего без слов забрал дочь, которая с улыбкой приникла к нему. Гюльнур в это время неловко поднялась и запахнулась, смущенно посмотрев на подругу. Та смотрела на нее, и во взгляде Элиф был… упрек?

— Моя красавица, — Махмуд поцеловал дочь в рыжеватые волосы и хмуро поглядел на ее мать. — Зачем ты принесла ее сюда, раз знаешь, что Мехмет болен и может ее заразить?

— Простите, господин, я не подумала, — пролепетала Элиф, удивленная его резким тоном. Он никогда так с ней не говорил, прежде всегда был рад ее появлению. — Надеялась, что он уже поправился, и пришла, чтобы удостовериться в этом.

— Не подумала? — также резко отозвался шехзаде. — А стоило. Мелек, милая, иди с мамой.

— Нет, я хочу с тобой! — стала противиться девочка, но отец непреклонно передал ее матери и погладил по волосам. — Папа… — захныкала она, протягивая к нему ручки.

Взяв одну, Махмуд поцеловал ее и, мимолетно посмотрев на Элиф, кивнул ей на двери, после чего развернулся и направился к ложу, где лежал его больной сын. Элиф чувствовала себя так, словно ее выгоняют, и она в смятении посмотрела на спину вернувшегося на ложе шехзаде, а после на Гюльнур, которая ей улыбнулась. В этой улыбке виделся оттенок вины.

— Элиф, спасибо, что зашла, но Мехмет и вправду еще болен, — чувствуя необходимость, заговорила Гюльнур. — Упаси Аллах, и Мелек одолеет простуда. Ей лучше не быть здесь. Я буду рада тебе завтра утром. Приходи, если пожелаешь.

— Непременно, — уже не чувствуя искренней теплоты к ней, выдавила улыбку Элиф и снова обратила взгляд оливковых глаз на спину шехзаде, который гладил Мехмета по волосам. — Шехзаде, если пожелаете, я хотела бы видеть вас этим вечером в своих покоях, дабы разделить с вами трапезу. Мы с детьми очень скучаем по вам и надеемся, что вы почтите нас своим визитом.

— Посмотрим, — уклончиво ответил он, даже не обернувшись. — А теперь иди, Элиф. Я не хочу, чтобы Мелек тоже заболела.

Покорившись, Элиф поклонилась и на руках с дочерью ушла, трепеща от унижения и обиды. Он открыто показал, что ей и ее дочери предпочитает Гюльнур и ее Мехмета. Горло сжал спазм из-за подступивших слез, но Элиф заставила себя не плакать по пути в свои покои и лишь там, за закрытыми дверьми тайком от дочери и служанки заплакала, отвернувшись к окну и прижимая ко рту ладонь.

Покои Бахарназ Султан.

Обнимая сидящую у нее на коленях Айше, пока Дильназ играла рядом на тахте с игрушкой, Бахарназ Султан с тенью улыбки наблюдала за тем, как Орхан неудержимо бегает по покоям, с воинственными возгласами махая деревянным мечом.

Из него, верно, выйдет такой же прекрасный воин, как и его отец. Теперь, зная, что других шехзаде у нее не будет, султанша испытывала к сыну еще более глубокую любовь и в нем отныне видела свою главную надежду на будущее.

В покои вошла Альмира-хатун и, увидев ее взгляд, Бахарназ Султан проницательно прочла в нем, что та пришла с новостями. Позвав Ильдиз-хатун, она велела ей забрать девочек и увести шехзаде в детскую, после чего, когда они остались наедине, подозвала к себе.

— Ну что там?

— Халиде-хатун сделала все, как я велела, — отчиталась служанка. — Золото она уже получила. Я пригрозила ей держать язык за зубами, если не хочет, чтобы его ей вырезали.

— Дело, конечно, не надежное, но иначе мы не можем покуситься на жизнь Нуране. Придется надеяться на удачу. Ты уверена, что кулон у нее?

— Да, он у Нуране.

— Эта рабыня не подозревает, что наденет на шею, — злорадно усмехнулась Бахарназ Султан. — Надеюсь, она не смекнет, что к чему и не станет его снимать.

— Если она будет носить этот кулон, не снимая, то через несколько дней испустит дух. Пары яда, в который мы его окунули, при дыхании будут проникать в каждую клеточку ее тела, медленно убивая ее. У нее должен подняться жар. Все будут думать, что она захворала и умерла от лихорадки. Хасан Эфенди сказал, что этот яд очень сильный, и она наверняка умрет.

— Да пошлет Аллах ей смерть! — гневно процедила Бахарназ Султан и даже на миг зажмурилась в исступлении. — Избавимся от нее, и тогда настанет черед Гюльнур. Того и гляди она снова родит после всех этих ночей с шехзаде. Нельзя этого допустить.

— Но она не Нуране, и сделать что-то с ней будет не так просто, султанша. Что у вас на уме?

— Пока не знаю… Но мы что-нибудь придумаем, Альмира. Непременно. Карахан Султан, Элиф, Гюльнур, Нуране — все они уйдут с моего пути. Если понадобится, я утоплю этот дворец в крови, но возьму свое.