Лежа на шелковых подушках, она обнимала одну из них и смотрела на покоящегося рядом с ней султана, который лежал с закрытыми глазами и не обращал на нее внимания, словно ее здесь и не было. Произнести хотя бы слово и уж тем более прикоснуться к нему Нефизе боялась и молча лежала, не зная, что ей делать дальше. Впрочем, повелитель вскоре сам позаботился об этом.

— Можешь идти, — не открыв глаз, сухо велел он.

Нефизе с обидой посмотрела на него и, сморгнув выступившие на глазах слезы, обнаженной поднялась с ложа. Она подобрала с пола свое голубое платье, в которое поспешно оделась и, поклонившись, вышла в коридор. Ее ждала Айнель-хатун, которая внимательно на нее посмотрела, заметив, как Нефизе украдкой стерла скользнувшую по щеке слезу. Нефизе поняла, что она это заметила, и высокомерно вскинула темноволосую голову.

— Что же, надеюсь комната на этаже фавориток будет готова завтра?

— Можешь не беспокоиться об этом, хатун, — спокойно ответила Айнель-хатун, ступая вместе с ней по золотому пути. — Все будет сделано согласно предписаниям. Теперь ты — фаворитка.

— Пока что, — холодно заметила Нефизе, которую задело то, что хазнедар видела ее унижение. — Однажды я стану султаншей.

— Это не входит в планы Хафсы Султан, — насмешливо воскликнула Айнель-хатун, которая недолюбливала эту дерзкую и надменную рабыню. — И пока это так, не быть тебе султаншей.

— Кто знает, может я понесу с этой ночи? — остановившись, с вызовом произнесла Нефизе.

Айнель-хатун как-то странно на нее посмотрела и, ничего не ответив, пошла дальше. Нефизе, нахмурившись, неохотно последовала за ней, но в одном из коридоров хазнедар свернула в коридор, ведущий на кухню. В недоумении остановившись, Нефизе ахнула, когда евнухи, сопровождавшие их, подхватили ее под руки и повели тем же коридором.

— Что происходит?! — возмущенно крикнула Нефизе, когда ее привели на кухню. Здесь оказался и Идрис-ага.

— Готово? — спросила Айнель-хатун у него.

Тот, отойдя от стола, показал ей стоящий на деревянном столе кубок, наполненный прозрачной жидкостью, похожей на простую воду, но от нее исходил резкий травяной аромат.

— Пей, хатун, — взяв его, Идрис-ага протянул кубок настороженной Нефизе.

— Что это? — девушка брезгливо и испуганно отшатнулась от его руки.

— Хафса Султан распорядилась, чтобы ты выпила это, — ответил он и всучил ей кубок. — Жить хочешь — выпьешь.

— Этот отвар не даст мне забеременеть? — догадалась Нефизе и озлобленно усмехнулась. — А если повелитель узнает об этом?

— Как же он узнает? — елейно улыбнулся Идрис-ага, заложив руки за спину. — Неужели ты ему скажешь? Посмеешь — и твой острый язычок обрежут, Нефизе-хатун. Пей уже отвар, или нам с тобой до утра здесь маяться? Я могу велеть евнухам помочь тебе.

Мрачно посмотрев на отвар в кубке, Нефизе под давящими взглядами сделала несколько глотков, понимая, что оказалась в безвыходной ситуации.

— Вот и умница, — довольно проговорил Идрис-ага, забрав у нее кубок. — Отведите ее в гарем, — велел он евнухам, и те увели озлобленную фаворитку.

— Жаль ее… — выдохнула Айнель-хатун, когда они остались одни на кухне.

— Всех-то тебе жаль, Айнель, — хмыкнул Идрис-ага, наградив ее насмешливым взглядом. — В этом дворце нужно в первую очередь о своей судьбе тревожиться.

— Нужно было дать ей выпить отвар до ее встречи с султаном, — беспокойно проговорила она, когда они вдвоем возвращались в гарем по темному коридору, освещенному горящими факелами. — А что, если она действительно понесла в эту ночь?

— Даже если так, после этого отвара ребенок не приживется, — спокойно ответил Идрис-ага, чем покоробил ее. — Ты иди в ташлык, а я к госпоже. Доложу ей обо всем.

Топкапы. Покои Эмине Султан.

Элмаз стояла рядом и не знала, что ей делать. Ее сестра, столь ослепительно красивая в изумрудном шелковом платье и с сияющим ожерельем на шее, подаренным ей повелителем, сидела на тахте с совершенно невменяемым видом и пустым взглядом смотрела перед собой, а по щекам ее струились слезы. Элмаз никогда ее такой не видела. Эмине бывала разной: печальной, разгневанной, сияющей от счастья, но чтобы в глазах ее таилась такая пустота — нет, такого не было никогда.

— Эмине… — беспомощно выдохнула Элмаз, не в силах смотреть на нее такую.

— Он знал, что я приду, — с горечью усмехнулась Эмине Султан, и в голосе ее звучали боль и глубокая обида. — И принял эту наложницу, заставив меня встретиться с закрытыми дверьми его покоев. Еще вчера он клялся мне в любви, а сегодня… Предал без тени сомнений, унизил и оскорбил, предпочтя мне какую-то рабыню.

Элмаз с сочувствием села рядом с ней и потянула к ней руку, но сестра вдруг отпрянула. Элмаз посмотрела на нее так, словно она ее ударила.

— Никому нельзя открывать свое сердце, — не заметив этого, продолжала изливать свою боль султанша. — Даже тому человеку, которого любишь больше всех на свете. Именно он, в конечном итоге, и причиняет нам больше всего боли. Я совсем одна… Мне некому довериться. Как бы хотелось, чтобы рядом был человек, который всегда будет любить и ценить меня, что бы я не делала.

— У тебя есть я, Эмине, — осторожно проговорила Элмаз и осеклась, когда поймала на себе насмешливый взгляд той.

— Я тоже так думала… Но с каждым разом, когда я видела в твоих глазах зависть, эта уверенность становилась все меньше. Ты со мной потому, что тебе больше не к кому податься, но будь у тебя возможность, ты и сама стала бы фавориткой, не так ли?

— В тебе говорит боль, — оскорбившись, воскликнула Элмаз.

Она не верила, что слышала это. Ради нее она решила, что лучше простится с жизнью, чем предаст единственного родного человека, который верит ей, но, оказывается, сестра давным-давно ей не верила. Она ее попросту использовала.

— Я держала тебя рядом потому лишь, что ты — моя сестра и по причине того, что у тебя нет возможности попасть в покои повелителя. Вряд ли служанка сможет стать наложницей. В твоем-то возрасте, — продолжала ранить ее Эмине Султан. — Сегодня утром… Я нашла в шкатулке с драгоценностями записку. Не знаю, от кого она, но в ней написано, что тебя видели тайком разговаривающей с Идрисом-агой. Кто-то сообщил мне, что ты, Элмаз, предала меня. И знаешь что? Мне намного проще поверить в это, зная, что ты питаешь зависть и жажду забрать себе мою жизнь, чем отрицать твою вину.

Сердце ухнуло в пятки, и Элмаз в ужасе посмотрела на сестру. Кто мог подложить эту записку? Однажды их с Идрисом-агой видела Афсун-хатун, но вряд ли она могла… Но ведь больше некому!

— Это все ложь, Эмине! Неужели ты поверила? Это происки Хафсы Султан! Она хочет рассорить нас, чтобы ты осталась одна.

Эмине Султан смотрела на нее и молчала, отчего Элмаз в надежде ждала, что она поверит ей, но вдруг сестра мертвым голосом произнесла:

— Тебе больше не место рядом со мной, Элмаз. Я хочу, чтобы ты ушла. И впредь ни на шаг не смей приближаться к моим детям.

— Эмине! — возмутилась Элмаз, но та отвернулась и, поднявшись с тахты, ушла в детскую, где спала Айнур.

В смятении Элмаз сидела на тахте и в полной растерянности пыталась понять, что же ей делать дальше. Эмине прогнала ее, поверив этой записке. Без ее защиты ей уж точно не избежать участи, обещанной Хафсой Султан, если она не согласится перейти на ее сторону и предать сестру. Что же — решила задетая до глубины души Элмаз — Эмине сама предала ее, отвергнув в тот момент, когда она была готова умереть, но не отворачиваться от нее. Раз она ей больше не нужна… Другого пути, кроме как согласиться на предложение Хафсы Султан, она не видела. Теперь жертвовать собой было глупо. Ее убьют этой ночью, а Эмине будет лишь рада, что избавилась от нее, знающей столько ее секретов.

Решительно поднявшись, Элмаз напоследок заглянула в детскую через приоткрытую дверь и увидела, как сестра склонилась над колыбелью, в которой спала Айнур, и заботливо поправляла на ней одеяло. Сердце как будто сдавила невидимая рука, но, преодолев жалость и остатки искренней сестринской любви, она усилием воли отвернулась и вышла из покоев.