После, когда он понял всю опасность создавшегося положения, попытался замести следы и, якобы проведя расследование, чтобы “защитить” свою честь, а на деле сохранить жизнь, свалил вину за нападения на другого своего соратника Ахмеда-пашу. Все это я поведал повелителю сегодня, и он согласился со мной в моих подозрениях. Он вызвал Ахмеда-пашу, и мы допросили его. Он клялся, что невиновен, и утверждал, что его несправедливо обвинили. Так правдоподобно сыграть не смог бы никто. Он говорил правду. Повелитель снял с него обвинения и теперь намерен вызвать к себе Мехмета-пашу и послушать, что скажет он. Я не думаю, что в итоге его ждет что-то хорошее. Повелитель разгневан, как никогда, и он намерен покарать виновника всех бед, свалившихся на наше государство. Я буду настаивать на казни Мехмета-паши, как на справедливом наказании за все его темные дела. И я более, чем уверен, что наш султан примет такое же решение об участи этого предателя.
Михримах Султан слушала его, испуганно распахнув глаза, а в конце в ужасе прижала маленькую ладонь к ко рту.
— Его казнят?.. Аллах, как же Хафса Султан это переживет!
— Я тебя предупредил, Михримах, — твердо проговорил Искандер-паша. — Она ни о чем не должна знать, чтобы не вмешалась в это дело. Известно, коварству Хафсы Султан нет границ. Я хочу, чтобы, наконец, восторжествовала справедливость.
— Я… помню, — выдавила султанша, борясь с овладевшей ею тревогой.
Как она могла умалчивать о таком?! Хафса Султан недавно потеряла долгожданного ребенка, она не выдержит еще и казни мужа! Будет кощунством знать об этом, но молчать. Михримах Султан понимала, что Искандер-паша никогда не простит ей, если она раскроет рот. Все же, несмотря на всю глубину привязанности к тетушке, мужа она любила больше и, раз уж он велел ей молчать, она будет молчать, как бы трудно не было.
В этот момент, когда она приходила в себя после пережитого от слов мужа ужаса, в холл вошла Гюльшан-калфа и поклонилась.
— Султанша. Паша. Прибыла Хафса Султан.
Супруги обменялись долгими взглядами — у Искандера-паши он был упреждающим, а у Михримах Султан — полным смятения.
Дворец Эсмы Султан.
Когда Фидан-хатун вошла в покои своей госпожи, та сидела на ложе, по-детски поджав босые ноги — ее обувь лежала возле ложа, небрежно брошенная. В руках у султанши была книга, которую она с ленцой листала, выглядя задумчивой и расстроенной. Заметив служанку, Эсма Султан вздохнула и отложила книгу на покрывало, а сама невесело хмыкнула.
— Я словно чужая в собственном дворце, не так ли?
— Это не так, госпожа, — покачала головой Фидан-хатун, хотя и понимала, что та права — с самого утра она не покидала опочивальни, где половину дня проплакала от обиды. — Не позволяйте ей чувствовать себя здесь хозяйкой. Этот дворец султан подарил вам! Возможно ли, чтобы какая-то безродная девица ставила себя выше вас, султанши, в которой течет кровь династии?
Она подошла к ложу и села рядом с Эсмой Султан, которая грустно ей улыбнулась. В ее темных глазах снова заблестели слезы.
— За что она так со мной, Фидан? Я и понять не могу, чем вызвала такое поведение с ее стороны. Я-то думала, что… обрету еще одну подругу в лице дочери мужа, а, оказалось, она видит во мне лишь врага.
В знак утешения служанка протянула руку и сжала пальцами узкую бледную ладонь своей госпожи.
— Нрав у нее скверный, вот и все. Видно, Давуд-паша разбаловал ее своей любовью. Сельминаз-хатун ревнует его к вам. Служанки шепчутся, что прежнюю жену паша не любил, и потому его дочь заправляла всем в Эскишехире, а жене приходилось терпеть ее, поскольку своих детей у нее не было. Сельминаз-хатун, видно, рассчитывает, что и с вами все будет также, но она забывает, что, в отличие от прежней жены, вы ей не ровня. Вы сами этого не забывайте.
— Но что я могу сделать? — в тихом отчаянии воскликнула Эсма Султан. — Ты же сама видела, что случилось утром! Она такая же ядовитая, как Эмине Султан. Я ей слово, а она знай себе насмехается и ранит отравленным языком.
— Знаете, госпожа, с такими людьми, как Сельминаз-хатун, нужно бороться их же методами, — заговорщически улыбнулась Фидан-хатун. — Знаю, вам это не по душе, но иначе с ней не справиться. Представьте, что вы… Эмине Султан. Что бы она сделала на вашем месте? Как бы ответила этой нахалке? Здесь нужно быть похитрее.
Эсма Султан сдвинула брови и задумалась. Представлять себя этой злобной и недалекой женщиной, из-за которой столько лет страдала ее матушка, было, мягко говоря, неприятно, но в этом был смысл. Что уж говорить, слезами и обидами, которые прежде помогали в отношениях с родителями, здесь ничего не поделать. Только если…
— Что-то придумали? — с надеждой спросила Фидан-хатун, увидев, как прояснилось лицо султанши.
— Все, что имеет Эмине Султан, дал ей отец. Она умеет добиваться от него своего. Смотри, он даже простил ее в который раз за страшный проступок, достойный ссылки, — говорила Эсма Султан, и взгляд ее, наконец, стал ясным, а глаза загорелись живостью, которой давно в них не было. — Я буду поступать также, но со своим мужем. Эта Сельминаз и сама опирается на поддержку паши. Помнишь, как она сказала, что это Давуд-паша велел ей обустроить дворец и мол если я вмешаюсь, он будет недоволен? — увидев, как кивнула служанка, она усмехнулась. — Что же, она думает, что паша будет на ее стороне. Нужно сделать так, чтобы он оказался на моей, а для этого… — тут она осеклась, помедлила и уже слегка мрачно договорила: — …для этого мне придется быть с ним милой и приветливой. Не знаю, смогу ли я, Фидан. В моем сердце живет боль, а мне придется притворяться, что я довольна своей участью.
— Боюсь, что этого мало, госпожа, — осторожно проговорила Фидан-хатун и, поймав на себе непонимающий взгляд, еще более мягко пояснила: — Чтобы Давуд-паша был на вашей стороне, а не на стороне любимой дочери, вам нужно… стать ему женой. Чтобы и к вам у него родилась любовь. Только тогда он сможет выбрать вас, а не ее. К тому же… Этой Сельминаз-хатун недолго осталось жить здесь.
Испуганная от одной только мысли о том, что ей придется стать Давуду-паше женой, Эсма Султан в волнении посмотрела на служанку, уцепившись за другую мысль.
— Почему недолго?
— Посодействуйте тому, чтобы ее выдали замуж, — пожала плечами та.
— Аллах, почему я раньше не подумала об этом? — ахнула султанша и лучисто улыбнулась, как в прежние времена. — Фидан, как же я тебя люблю!
Смеясь, девушки обнялись, а после, отстранившись, переглянулись с видом союзников, договорившихся об общем деле.
— Вот-вот вернется паша. Вам нужно его встретить, госпожа. Сельминаз-хатун велела приготовить ужин к его возвращению. Там, должно быть, уже все готово. Идемте.
— Велела приготовить, — фыркнула Эсма Султан, спустив ноги с кровати и обувшись. — Ты только посмотри на нее! Ну ничего… — с неприсущей ей злонамеренностью ухмыльнулась она. — Я ей еще покажу, кто здесь госпожа.
Дворец Михримах Султан.
Поднявшись из-за стола, султанша заставила себя улыбнуться, и ей стоило огромных трудов приветливо встретить вошедшую в холл Хафсу Султан. Она по обыкновению поражала роскошью своего облачения, сотканного из серебристо-серой парчи и украшенного узорами серебряной нити и россыпью бриллиантов, которые также сверкали в ее высокой и тяжелой диадеме.
— Добро пожаловать, султанша, — воскликнула Михримах Султан, сохраняя дружелюбие на лице и в голосе. — Мы с Искандером-пашой рады вам. Прошу, присоединяйтесь к нашей трапезе.
Паша, вопреки словам жены, угрюмо посмотрел на севшую за стол Хафсу Султан, которая с прохладой кивнула ему в знак приветствия. Он взял ложку и вернулся к трапезе, больше не обращая на султаншу внимания. Михримах Султан, наоборот, вся лучилась радушием и ни на миг не умолкала.
— Вы давно не были в нашем дворце, не так ли, госпожа? Каким вы его находите?
— Прекрасен, как и прежде, — ответила Хафса Султан со снисходительной улыбкой. — Достоин того, чтобы в его стенах жил сам великий визирь. Верно, на то, чтобы столь роскошно обставить такой большой дворец, из казны утекло много золота. Подобные траты позволительны человеку вашего положения, паша, но все же уместнее было бы тратить золото на благие намерения, а не на обустройство собственного дворца.