Топкапы. Покои Валиде Султан.
Когда Идрис-ага вошел в покои, он удивился — его госпожа не обратила на него никакого внимания, продолжив с неприсущей ей печалью рассматривать какое-то письмо в своих руках. Рядом с Хафсой Султан на тахте покоилась раскрытая шкатулка, в которой она хранила важные письма. Он осторожно подошел и поклонился, не зная, стоит ли тревожить госпожу, когда она в таком состоянии.
— Султанша, простите, если я не вовремя.
Хафса Султан вздохнула и, наконец, взглянула на него слегка отстраненно, словно мыслями еще была где-то далеко.
— Что у тебя, Идрис?
— Я пришел сообщить, что Филиз Султан и шехзаде Мурад с его гаремом покинули дворец.
— Замечательно, — равнодушно отозвалась султанша.
Помедлив, Идрис-ага все же осмелился спросить:
— Госпожа моя, вы получили письмо, которое вас расстроило?
— Я перебирала письма в шкатулке — искала то, которое получила вчера от одной из попечительниц моего вакфа и на которое нужно было ответить, как вдруг… обнаружила это письмо от Мехмета-паши.
Она снова посмотрела на письмо в своих руках и горько усмехнулась.
— Паша был еще в походе, когда писал его. Признавался в глубокой любви ко мне, выражал надежды на скорое воплощение наших замыслов… Радостно поздравлял с беременностью, которую мы так долго ждали, — в голосе ее слышалась боль. — Поверить не могу, что теперь ничего этого нет. Все было так хорошо и рухнуло в один миг… И я чувствую себя так, будто… стою на руинах собственной жизни, сознавая при этом, что все могло быть иначе, если бы я сама поступала по-другому.
Идрис-ага с сочувствием смотрел на свою госпожу, понимая, что письмо разбередило и без того свежие раны на ее сердце, которые только-только начали заживать. Но Хафса Султан, поймав на себе его сожалеющий взгляд, закрылась, вся разом похолодела и убрала письмо в шкатулку, которую с глухим стуком захлопнула. Она терпеть не могла быть объектом чьей-либо жалости. Тем более жалости слуг.
— Ты поговорил с Элмаз? — совершенно другим тоном осведомилась она. От былой печали в ее взгляде ничего не осталось — лишь холодная пустыня равнодушия.
— Нет еще, но сегодня же поговорю.
— Сделай так, чтобы она согласилась, иначе дело обернется против нас же. Кстати, а как поживает наша гостья?
— Эдже Султан еще не покидала своих покоев сегодня, но я перед приходом к вам порасспрашивал ее служанку Фатмагюль-хатун, и та сказала, что ее госпожа спала чуть ли не до полудня, а теперь трапезничает.
— Идрис, пригласи Эдже Султан ко мне. Хочу понять, зачем она здесь и чего на самом деле хочет. Как-то она не похожа на человека, которого интересует лишь возвращение утерянной короны.
— Как прикажете, госпожа.
— Сегодня вечером меня не будет во дворце, чтобы ты знал. Михримах Султан пригласила меня в свой дворец на ужин.
— На ужине будет присутствовать и Искандер-паша? — настороженно уточнил евнух.
— Разумеется, ведь это и его дворец, — хмыкнула Хафса Султан. — Я как раз поговорю с ним о Мехмете-паше. По всему, это он питает сомнения повелителя в моем муже. К тому же, я хочу привлечь племянницу к делам вакфа. Она давно хотела заняться чем-нибудь полезным, да и поддержка с ее стороны будет не лишней. Михримах давно пора найти себе занятие, к тому же, статус жены великого визиря обязывает заниматься благотворительностью и помощью простому народу.
— Конечно, вы правы, — отозвался Идрис-ага. — Бельгин-хатун, к слову, меня беспокоит. Айнель-хатун говорит, что она тяжело переносит беременность, толком не ест ничего. Упаси Аллах, ребенка потеряет.
— Я же велела Дильнар-хатун следить за ее состоянием. Пусть делает что-нибудь! Если Бельгин потеряет этого ребенка, вы потеряете свои головы.
Евнух побледнел от таких слов и покорно склонил голову.
Комната Бельгин-хатун.
Айнель-хатун снова выкроила время, чтобы повидать ее, и теперь с непреклонным видом подносила одну за другой ложки с бульоном к губам фаворитки. Выглядела Бельгин не лучшим образом: она таяла на глазах, бледная кожа плотно обтягивала ее тонкие хрупкие запястья и лицо, черты которого нездорово заострились. Глаза были заплаканными и покрасневшими, но Айнель-хатун делала вид, что не заметила этого, хотя внутренне жалела девушку — она томилась от любви, которая, увы, не встречала такого же отклика.
— Ты сказала, Филиз Султан с сыном уехали? — слабым голосом спросила Бельгин, которая, находясь взаперти, тоже хотела знать, что творится в гареме. Она всегда была любопытной.
— Да, отправились в Манису, — с удовлетворением положив ложку в наполовину опустошенную тарелку с бульоном, ответила хазнедар. — Это такой санджак.
— Санджак?
— Значит провинция. И теперь шехзаде Мурад будет ею управлять, как… губернатор. У нас такая должность называется санджак-бей. Ему нужно набраться опыта, ведь однажды он станет султаном.
— А зачем Филиз Султан уехала с ним?
— У династии есть традиция — мать всегда отправляется вместе с сыном-шехзаде в санджак, чтобы оберегать его на пути к трону, наставлять и во всем поддерживать.
— Но как же быть Эмине Султан, если у нее двое сыновей?
— Поедет со старшим из сыновей шехзаде Османом, хотя я в этом сомневаюсь. Известно, она ближе с младшим сыном и, возможно, пожелает уехать с ним. Это решит повелитель. Но, знаешь, была одна Хасеки Султан, которую султан так любил, что не пожелал с ней расставаться, и она вопреки традиции осталась с ним в то время, как ее сыновья разъехались по санджакам. Больше такого никогда не было.
— Кто же это? — с придыханием спросила Бельгин.
— Хюррем Султан, — улыбнулась Айнель-хатун, видя, как она ожила. Она пыталась отвлечь ее от грустных мыслей и, похоже, ей это удалось. — Она приходилась матерью деду нашего повелителя султану Мехмету. Говорят, его отец султан Сулейман, в гареме которого Хюррем Султан в свое время оказалась, увидев ее, позабыл о других женщинах. Кажется, она была славянкой, и за ее веселый нрав султан назвал ее Хюррем, что значит радость приносящая. Об их любви ходили легенды… Ради нее султан много традиций нарушил и стал первым, кто заключил официальный брак с рабыней из гарема.
Бельгин во все глаза смотрела на нее, упоенно слушая. В этом она была так похожа на ребенка, впрочем, как и во многом другом.
— И что же, он был только с ней? — неверяще спросила она. — Не было других фавориток?
— Насколько я знаю, нет. Он очень ее любил… Говорят, шепот Хюррем Султан мог заглушить крики сотен рабынь. Такая женщина, как она, рождается редко…
— Интересно, какой она была? — протянула Бельгин, мечтательно улыбаясь. — Наверное, красавица, каких свет не видел.
Айнель-хатун, рассмеялась, покачав черноволосой головой.
— Нет, красавицей ее не считали, но каждый, кто ее видел, находил в ней очарование и изящество. Ее называли смешливой госпожой. Возможно, в том, что она всегда дарила своему султану радость и веселье, и заключалась ее загадка. Хотя, кто знает? Некоторые говорят, что она была властолюбивой, с пылким нравом и склочной, но это как-то не вяжется с рассказами об ее веселом нраве и очаровании. Правду мы никогда не узнаем теперь, когда она уже столько лет покоится в могиле.
— Получается, у… этого султана больше не было жен? Только она одна всю жизнь?
— Хюррем Султан была последней женой, но до нее было целых две жены и много наложниц. Главной ее соперницей была мать другого шехзаде Махидевран Султан. Вот о ней говорили, что она была настоящей красавицей, вот только… счастья ей это не принесло. Знаешь, Бельгин, красота далеко на самое главное. Важнее то, что у тебя вот здесь, — она протянула руку и с улыбкой коснулась груди Бельгин.
Фаворитка улыбнулась, очарованная историей о Хюррем Султан, и на миг представила себя ею — не отличающейся красотой, но милой женщиной, которая пленила султана, сделала его рабом своей любви и повергла его красавицу-жену, в образе которой, конечно, была Эмине Султан. Но мечты ее растаяли, стоило ей вспомнить, что султан о ней и не думает. Когда она поникла, двери распахнулись, и обе девушки обернулись на вошедшего в комнату… султана Баязида. Айнель-хатун тут же поднялась с кровати и поклонилась, а Бельгин взволнованно приподнялась с подушек и во все глаза уставилась на повелителя. Посмотрев на нее, он потемнел то ли от негодования, то ли от чего-то еще и грозно нахмурился. Бельгин испугалась, не зная, чем это было вызвано.
