Эсма Султан ощутила удовлетворение от осознания того, что являлась полновластной хозяйкой этого дворца — один из немногочисленных плюсов начала самостоятельной жизни и брака. Она, однако, неприятно удивилась, когда Амина-хатун растерялась, получив приказ.

— Но… — пролепетала она, осторожно покосившись на нее. — Сельминаз-хатун будет недовольна, если узнает, что покои, которые она готовила для султанши и паши, начнут переделывать, едва работу над ними закончили.

— Что ты сказала? — задохнулась от возмущения Эсма Султан. Она была даже больше сбита с толку, чем возмущена. — Будет недовольна? Какое мне дело до нее, хатун? Здесь я хозяйка и потому мне решать, что и как должно быть.

Фидан-хатун смерила строгим взглядом ушедших служанок, а после повернулась к своей госпоже с недовольным видом.

— Эта Сельминаз-хатун, очевидно, считает себя здесь хозяйкой. Я была так удивлена, когда встретила ее утром. Так важно по дворцу расхаживает, словно это она — султанша, а не вы! Девице этой наглости не занимать. Холл тоже обставляют по ее вкусу и, поверьте, он выглядит не лучше, чем эти покои. Не мне советовать вам, султанша, как поступить, но, клянусь Аллахом, ее нужно поставить на место.

На лице Эсмы Султан появилось непривычное для него выражение сдерживаемого негодования. С помощью Фидан-хатун она переоделась, остановив выбор на изящном платье из алого шелка и дополнив его медальоном в форме цветка розы, который ей, кажется, вечность назад подарил один торговец на городском рынке в один из ее легкомысленных побегов из дворца. Сама того не осознавая, султанша просто хотела вернуться к тому беззаботному времени, когда она была юной, лучезарной и счастливой девушкой, полной мечтаний о светлом будущем и о красивой взаимной любви. Увы, от той девушки мало, что осталось, и Эсма Султан тосковала по ней. То, что она просто повзрослела, ощутив горечь разочарований и познав боль, она признавать еще не хотела, но уже встала на путь осознания.

Войдя в холл в сопровождении Фидан-хатун, султанша в аристократическом жесте сложила руки на уровне живота и с надменным видом огляделась. Служанки, увидев ее, на время отвлеклись от своих дел, поклонились, и вернулись к работе. Они поправляли подушки, вешали шторы, расставляли повсюду те же золотые подсвечники, вазы и протирали пыль. Глаза резало от буйства красных оттенков, и посреди всей этой суматохи стояла высокая и стройная девица с длинными русыми волосами, ниспадающими до самой талии, и по-своему красивым лицом с зелеными, как у Давуда-паши, чуть раскосыми глазами. Она была одета в роскошное зеленое платье, расшитое золотой нитью, и выглядела так, словно никак не могла насладиться неожиданно свалившейся на нее роскошью. Наверно, потому она разом надела на себя все имеющиеся у нее золотые украшения. Действительно, вид у нее был такой, словно девица чувствовала себя полновластной хозяйкой дворца.

— Султанша, — она изогнула губы в улыбке и поклонилась, но в этом чувствовалась издевка или же Эсме Султан это только показалось. — Доброе утро. Прошу, проходите, — она повела рукой в сторону длинного стола, какой был и во дворце Михримах Султан.

— Что же, спасибо за позволение, — не удержалась от иронии Эсма Султан, медленно прошла к столу и с показательным недовольством осмотрелась. — Как тебя зовут?

— Мое имя — Сельминаз, — ответила девушка. На миг маска доброжелательности слетела с ее лица, и в зеленых глазах мелькнуло высокомерие. — Отец предоставил мне обустройство дворца. Как вы его находите? Я с особой тщательностью готовила ваши покои, султанша, и надеюсь, что они пришлись вам по вкусу.

— По всему, наши вкусы не совпадают, что и неудивительно. Я благодарна тебе, Сельминаз, за твои старания, но впредь я сама буду заниматься обустройством своего дворца.

— Не думаю, что это возможно, — улыбка Сельминаз-хатун напоминала ту самую ядовитую улыбку Эмине Султан, которая появлялась на ее лице, когда она любезничала с теми, кого всем сердцем ненавидела. Эсму Султан это покоробило, как и сказанное нахалкой. — Давуд-паша именно мне поручил это. Не думаю, что отец обрадуется, узнав, что вы пошли против его приказа. К тому же, я смею полагать, что в силу своего юного возраста, вы, султанша, не сможете должным образом вести дела дворца. Я же имею такой опыт. Знаете ли, в Эскишехире я всем заправляла и потому имею большой опыт в ведении финансов.

— Кажется, ты забыла, кто перед тобой, — чувствуя, как задрожали ладони от обиды, возмущенно воскликнула Эсма Султан. Ее бросило в жар от откровенной наглости и самодовольства девицы. — Я — дочь падишаха, султанша! И это, смею напомнить, мой дворец.

— Возможно ли забыть, султанша? — не переставая улыбаться и сохраняя издевательское спокойствие, ответила Сельминаз-хатун, при этом неприятно выделив обращение. — Я знаю, кто вы. Дочь султана, ради которой мой отец был вынужден расстаться с прежней жизнью, развестись с женой и обменять спокойствие провинции на столичную жизнь, на пути в которую нас уже чуть не убили. Я была несказанно рада вашему появлению в наших жизнях. Надеюсь, это взаимно. Нам нужно как можно скорее наладить отношения, ведь нам придется делить этот дворец. Он принадлежит не только вам, но и моему отцу, а значит, и мне. И вам придется с этим смириться.

Фидан-хатун даже приоткрыла рот от ошеломления и осторожно посмотрела на кипящую от негодования Эсму Султан. В глазах у нее блестели слезы обиды, которые она с трудом сдерживала. Подхватив в руки подол платья, султанша развернулась и спешно покинула холл под самодовольным взглядом Сельминаз-хатун.

Она чувствовала мрачное удовлетворение от того, что смогла задеть эту султаншу, перед которой была вынуждена преклоняться. Ее невыносимо раздражал тот факт, что она, превосходя ее возрастом, оказалась в более низшем положении. Было место и ревности. Сельминаз-хатун привыкла к тому, что в сердце Давуда-паши была лишь она одна — единственная и любимая дочь, которой дозволено все. И она не хотела что-либо менять, потому и была напугана тем, что юная и красивая госпожа может потеснить ее в сердце отца, став его женой. Она еще покажет этой султанше, в чьих руках будут дворец и Давуд-паша, раз уж ворвалась в их жизни.

Топкапы. Покои Нилюфер Султан.

Нилюфер Султан была скорее напугана, чем счастлива от того, то произошло между нею и Серхатом прошлой ночью. Радость ее была омрачена страхом, что их запретная связь откроется, а их жизни оборвутся. После того поцелуя она убежала, вырвавшись из его рук, и теперь не знала, что со всем этим делать. Поутру она отказалась от трапезы и теперь беспокойно расхаживала по покоям в сорочке, обуреваемая тревожными мыслями.

Раньше Дафна-хатун обязательно обратила бы внимание на подобное поведение своей госпожи, но ее саму терзали полные разочарования мысли о том, что шехзаде Мурад не ответил на ее просьбу о встрече. Она ждала до утра, надеясь, что он пришлет ей ответное послание, в котором скажет, что готов с ней встретиться, но… Ничего не произошло. Сама не понимая, что с ней происходит, Дафна от досады и обиды проплакала все утро, пока не проснулась Нилюфер Султан. Теперь она сидела на тахте с печальным видом и пыталась вышивать, но у нее все валилось из рук. Пару раз уколовшись, служанка отложила вышивку и вздохнула. Наконец, Нилюфер Султан посмотрела на нее и заметила ее состояние.

— Что с тобой, Дафна? Ты все утро ходишь, точно в воду опущенная.

Та помялась, но поборола смущение и удрученно ответила:

— Шехзаде… не ответил. Похоже, он действительно забыл меня, потому и не смотрел в мою сторону все эти дни. Даже не пожелал встретиться перед отъездом, а ведь мы больше никогда не увидимся.

— Он бы пришел, — уверенно заявила Нилюфер Султан. — Что-то ему помешало или, надо полагать, кто-то.

— Думаете, это Ассель? — осторожно спросила Дафна, зная, как султанша злится, стоит ей упомянуть ту. — Даже если и так, уже слишком поздно, — обреченно пробормотала она, опустив взгляд. — Шехзаде вот-вот покинет дворец. Я была в гареме и видела, как евнухи выносили вещи Филиз Султан из ее покоев.