Альмира-хатун с печальной улыбкой смотрела на них, но идиллию разрушил раздавшийся стук в двери. Открыв их, служанка впустила в покои дворцовую лекаршу с сундучком в руках, которая, пройдя к ложу, поклонилась.

— Ильдиз, уведи детей, — приказала Бахарназ Султан, с сожалением погладив по голове льнущую к ней Дильназ Султан.

— Нет, я не хочу уходить! — воспротивился шехзаде, недовольно насупившись.

— Это ненадолго, сынок, — мягко проговорила султанша. — Ступай с Ильдиз.

Вздохнув, мальчик все-таки послушался и, неохотно спрыгнув с кровати, ушел в детскую следом за служанкой, держащей на руках его сестер. Альмира-хатун тревожно переглянулась со своей госпожой, когда престарелая лекарша поставила свой сундучок на прикроватный столик и внимательно оглядела Бахарназ Султан.

— Альмира-хатун сказала мне, что вас мучают боли в животе. Султанша, как давно они начались?

— Около двух недель назад, но… поначалу они были… вполне терпимыми. Теперь я с трудом их выношу. Еще раньше я чувствовала недомогание, тошноту и слабость. Молю, скажи, что за болезнь мною овладела!

— Мне необходимо провести осмотр. Хатун, принеси кувшин с водой и простынь.

Омыв руки водой из принесенного Альмирой-хатун кувшина, лекарша начала осмотр. Когда она закончила, на лице у нее было странное выражение серьезности и встревоженности, которое напугало Бахарназ Султан.

— Что со мной? — с трудом спросила она, бледная от сильной режущей боли в животе. Голос ее дрожал от затаенного страха.

— Вы беременны, султанша, однако…

Это “однако” прозвучало так мрачно, что Бахарназ Султан даже не ощутила радости от новости о своей беременности, которая была так кстати в ее нынешнем положении.

— Беременность развивается неправильно. Этим и вызваны боли. Сожалею, но ребенок обречен. Как и вы, если немедленно не прервать развитие плода. Боли станут ужасными и вы погибнете, султанша. Необходима срочная операция, но и здесь… есть одно удручающее обстоятельство.

Бахарназ Султан помолчала, скорбно нахмурившись и опустив взгляд. Ей так нужен был этот ребенок! Слова о том, что он обречен, словно лезвием кинжала полоснули по ее сердцу, заставив его кровоточить. Даже весть о том, что и она сама может умереть, задела ее много меньше. В груди появился тяжелый ком боли и печали. Вспомнив о каком-то удручающем обстоятельстве касаемо предстоящей операции, султанша вернула взгляд обратно на лекаршу.

— О чем ты говоришь?

— Операция сложная и… вероятно, вы больше не сможете иметь детей.

Альмира-хатун в ужасе прикрыла рот ладонью и со страхом посмотрела на свою госпожу, которая стала еще бледнее, чем прежде. Бахарназ Султан почему-то усмехнулась, но вышло это нездорово и пугающе, как предвестие безумия.

— Видно, Аллах решил покарать меня… — выдохнула она тихим голосом, в котором звенела боль. — Раз по-другому мою жизнь не сохранить, я… готова пойти на это. Никто не должен знать, хатун. Я не хочу, чтобы весь гарем узнал о… об этом.

— Как прикажете. Я все подготовлю к операции и велю привести вас в лазарет, — кивнула лекарша и, поклонившись, покинула покои.

Когда двери за ней захлопнулись, Альмира-хатун в смятении подошла к ложу и, сев на него, испуганно посмотрела на омраченную султаншу.

— Госпожа моя, но как же… Я поверить не могу! Неужели ничего нельзя сделать?

— Ты же слышала лекаршу, — с трудом сохраняя спокойствие, молвила Бахарназ Султан. Она всем телом напряглась и зажмурилась, когда боль накатила очередной волной, а когда та отступила спустя пару минут, выдохнула и обмякла, вся позеленевшая. — Ты представить не можешь… что я чувствую. Что угодно, лишь бы… это закончилось.

В сочувствии служанка протянула руку и сжала ее бледную холодную ладонь в знак поддержки.

— Упаси Аллах, с вами что-то случится! Вы уверены, что… Может, сообщить обо всем шехзаде?

— Не стоит ему знать об этом. Незачем шехзаде волноваться, к тому же… узнав, что я больше не смогу иметь детей после опасной операции, он будет чувствовать ко мне жалость, а это чувство… оно убивает любое влечение. Я не могу его потерять! Эта Нуране… Она не получит его. Скоро я встану на ноги, и тогда… я от нее мокрого места не оставлю!

В золотисто-карих глазах полыхнула ненависть, сдобренная не менее горячей ревностью, но тут же уступила место муке, когда султаншу снова охватила боль. Простонав, она подорвалась в постели, зажмурилась и так сильно сжала руку Альмиры-хатун, что ее пальцы, обхватывающие ладонь той, затряслись и побелели.

Покои Гюльнур Султан.

Гюльнур Султан уложила шехзаде в свою постель, и теперь, сидя на ложе, с тревогой смотрела на спящего сына, щеки которого алели от жара. Во сне он кашлял и ворочался. Лекарша осмотревшая его, сообщила, что это простуда, к облегчению Гюльнур Султан, и прописала ему травяные микстуры и примочки.

Султанша, все еще облаченная в сорочку и синий шелковый халат, обернулась на распахнувшиеся за ее спиной двери. Ее светлые волосы свободно лежали на плечах — в заботах о заболевшем сыне она забыла о себе. Эта простота без всяких изящных платьев и драгоценностей красила ее много больше. Сейчас она была той самой славянкой Анастасией из русских земель и нежной, любящей матерью, а не султаншей.

В покои вошли одинаково встревоженные Карахан Султан в зеленом парчовом платье и Элиф Султан, пышнотелая и, как всегда, вызывающая беспричинное умиление.

— Мне сообщили, что мой внук заболел, — проговорила Карахан Султан, пройдя к ложу мимо поднявшейся и поклонившейся фаворитки. Взглянув на спящего мальчика, она понизила голос, чтобы не потревожить его: — Гюльнур, так ты следишь за шехзаде? Он снова захворал, и это твоя вина! Неужели нельзя быть осторожнее? Ты совсем не бережешь его? Раз так, я заберу внука и сама должным образом позабочусь о нем.

Элиф Султан с сочувствием посмотрела на подругу, синие глаза которой испуганно распахнулись.

— Нет, госпожа, прошу вас! — тихо взмолилась она. — Я виновата и не смею это отрицать. Простите меня, я…

Властно вскинув руку, Карахан Султан пресекла ее излияния, оставшись к ним равнодушной. Гюльнур Султан затрепетала от страха, что у нее отберут самое дорогое, но побоялась противиться приказу молчать, чтобы не разгневать Карахан Султан еще больше.

— Что сказала лекарша? — требовательно спросила последняя, надменно поглядев на фаворитку.

— Это простуда, волноваться не о чем. Я дала шехзаде микстуру, и он заснул.

Карахан Султан хотела сказать что-то еще, но в этот момент в покои вошел хмурый шехзаде Махмуд, и она осеклась. Элиф Султан поклонилась, тепло посмотрев на него.

— Мой лев.

— Валиде, — в знак приветствия шехзаде поцеловал руку матери и, посмотрев на спящего сына, повернулся к напуганной Гюльнур Султан. — Что с ним? Мне только что сообщили, что шехзаде захворал.

— Он простудился, — вместо нее ответила Карахан Султан, и тон ее был недовольным. — И все из-за попустительства его матери, которая, похоже, не может позаботиться о шехзаде.

Элиф Султан пождала губы, стоя в стороне. Вмешиваться она боялась. Гюльнур Султан ошеломленно поглядела на нее и, понимая, к чему все идет, с мольбой обратила взор к шехзаде Махмуду.

— Вы же знаете, господин, я всеми силами берегу шехзаде! Прошу вас, сжальтесь над своей рабыней, не забирайте у меня сына!

— Об этом не было речи, Гюльнур, — с непониманием отозвался он, удивленный страхом, что плескался в ее синих, подобных морю глазах.

— Карахан Султан… — позабыв об осторожности, пролепетала Гюльнур Султан. Она готова была на все, лишь бы оставить сына у себя. — До вашего прихода султанша выразила намерение забрать у меня Мехмета, сказав, что я не могу должным образом о нем заботиться.

Карахан Султан возмущенно вскинула брови, не ожидав такой наглости от всегда покорной и молчаливой фаворитки. Взгляд ее зеленых глаз был полон сдерживаемого негодования. Шехзаде Махмуд вопросительно обернулся на мать, ожидая объяснений, и она заговорила: