─ Я и не сомневалась, что довольны, ─ задетая его ответом, который вызвал в ней озлобленное чувство ревности, процедила султанша. Она смотрела на него хмурым взглядом, в котором явственно читалось обвинение. ─ Видно, Эдже Дориа вас покорила и, забыв обо всем, вы пожелали стать ее верным слугой, лишь бы иметь возможность быть рядом.
Теперь уже задет был Серхат и, угрюмо смотря на нее, мужчина своим привычным жестким и сдержанным голосом процедил:
─ У меня были иные мотивы, султанша. Я глубоко уважаю Ее Величество, но в сердце моем другая женщина и, полагаю, вы знаете, о ком я говорю.
Против воли Нилюфер Султан смутилась столь открытого признания. Теперь уже имея возможность снова видеть его перед собой, она вспомнила о том, о чем забыла во время его отсутствия: между ними стояли целые годы ─ Серхат был много старше ее; к тому же, он был единственным человеком, которого она внутренне опасалась. Вся ее показная смелость и дерзость таяли перед тяжестью его взгляда и, в отличие от нее, истинной, а не наигранной внутренней силой. Лишь Серхат мог ее осадить или отпустить насмешливое замечание в ее адрес, чего не осмеливались делать остальные, и каждый раз Нилюфер Султан из кожи вон лезла, чтобы ответить ему в тон. Этим и был вызван ее страх перед ним ─ Серхат был заведомо сильнее, что только подчеркивали его превосходящий возраст, внушительное телосложение и воинственный вид в сравнении с ней ─ семнадцатилетней девицей ростом ему по плечо.
─ И я смею надеяться, что, явившись по моей просьбе, эта женщина тем самым подтвердила, что и мне есть место в ее сердце, ─ без капли робости или осторожности, без которых, казалось бы, нет признаний в любви, проговорил Серхат, смотря на нее требовательно и пытливо и ожидая ее ответа, который все решит между ними.
Нилюфер Султан и не ждала от такого, как Серхат, мужчины романтичного признания, нежности и мягкости, но ведь она была совсем еще юной девушкой, лелеявшей в сердце первую любовь, и ей втайне этого хотелось. Все женщины, даже бесстрашные воительницы, внутри остаются женщинами — хрупкими и нежными существами, которые мечтают о прекрасной любви и грезят о том, чтобы их окружили заботой и лаской. Серхат не мог дать ей этого. Возможно, сложись иначе обстоятельства, и они могли бы любить друг друга, но слишком уж многое стояло между ними, и главным препятствием являлось то, что она — султанша, дочь падишаха, а он — раб, который, к тому же, скован клятвой служить королеве далекой страны.
В этот момент Нилюфер Султан осознала, что ошиблась, явившись на эту встречу. Какое будущее было у них с Серхатом? Пройдет время, и он уедет, а она останется здесь и, не имея возможности противостоять династии, станет женой какого-нибудь паши. Поддавшись своим чувствам, она лишь саму себя и любимого человека подведет к краю пропасти, ведь если кто-то узнает об их связи, что много вероятно в таком месте, как Топкапы, то Серхата казнят, а ее до конца жизни будет пятнать потерянное достоинство и мучить скорбь по нему, и это при условии, что династия смилуется над ней и не наложит на нее куда более жестокое наказание за тайную любовную связь с рабом. Ей дорогого стоило заставить себя принять это решение, но, сделав это, султанша с мрачной решимостью посмотрела в глаза Серхата. Он напрягся, заметив в ней перемену.
─ Я пришла лишь затем, чтобы раз и навсегда объяснить: я не питаю к вам ответных чувств. И, если не хотите жизни лишиться, впредь не смейте просить меня о встрече и даже лишний раз не поднимайте на меня глаза.
На суровом лице Серхата проступила горечь, а в его темных глазах полыхнула боль, но он быстро подавил в себе эти чувства, и лицо его стало непроницаемой маской. Нилюфер Султан чувствовала, как в душе ее назревает тоска, которая обещала обратиться в муки совести и сожалений, но мужественно оставалась верна своему решению.
─ Что же, я понял, ─ процедил Серхат, и своим показательно холодным поведением он лишь показывал, сколь глубока рана, нанесенная ею.
Без слов обойдя ее, мужчина размашистым шагом направился прочь из ореховой рощи. Подавляя в себе слезы, которые она терпеть не могла лить из презрения к слабости, Нилюфер Султан обернулась, смотря ему вслед, и растерялась, когда Серхат вдруг остановился, словно натолкнувшись на невидимую стену. Он круто развернулся и, в несколько шагов преодолев расстояние между ними, грубо обхватил ладонями лицо султанши, приподняв его, после чего поцеловал ее чуть ли не с остервенением. Она не разомкнула губ и, взвившись ужом, в гневе оттолкнула его от себя, после чего, потеряв контроль над собой, с силой хлестнула его по щеке. Голова не ожидавшего удара Серхата дернулась в сторону.
В ночной тишине звук пощечины раздался особенно громко, и даже стрекот сверчков в траве затих. Нилюфер Султан в ужасе замерла, наблюдая за тем, как голова мужчины медленно поворачивается к ней. В темных глазах его уже не было боли, а полыхала одна только обжигающая злоба, от которой у нее пробежал холодок по спине. Сделав шаг назад, Серхат развернулся уже явно в твердом намерении уйти, но ощущающая себя виноватой Нилюфер Султан, чувства которой разбередил поцелуй, попыталась его остановить, схватившись за рукав его кожаного дуплета. Он раздраженно дернул локтем, сбросив ее руку.
─ Серхат! ─ в отчаянии позвала девушка.
Со сбившимся дыханием султанша беспомощно смотрела на его удаляющуюся широкую спину, но, словно не имея сил уйти, мужчина остановился. И когда он снова бросился к ней, Нилюфер Султан горячо ответила на его поцелуй, вцепившись в него, словно утопающая. Чувствуя его губы, осыпающие короткими жалящими поцелуями ее щеки и шею, она ощущала себя несказанно счастливой, однако счастье это было с привкусом горечи, поскольку являлось заведомо обреченным. Любовь, от которой сейчас, в его долгожданных объятиях, разрывалось на части ее сердце, была палящей и беспощадной, и не было тени, где от нее можно укрыться, как и не существовало ни единой возможности отступить.
Комментарий к Глава 32. Опаленные любовью
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на отзывы.
========== Глава 33. Кара ==========
Генуя.
Свинцовые тучи затянули небо, придавив Геную своей тяжестью. Отдаленно рокотал гром, извещая о подступающей грозе, а воздух был очень влажным и словно наэлектризованным, отчего было трудно дышать. Потемневшее море бушевало, и его волны с шумом и плеском накатывались на берег. Валенсия Серпиенто стояла на балконе своей опочивальни и в задумчивости созерцала приближение грозы, придерживая на плечах серебристую шелковую накидку, которая трепетала от становящихся все более сильными порывов ветра. Ее золотые волосы были такими гладкими и блестящими, что казались мокрыми. Они были уложены в высокую элегантную прическу, которую вершил серебряный венец, украшенный изумрудами. Королева была облачена в платье изящного европейского кроя ее любимого зеленого цвета из блестящего шелка и тончайшего шифона, напоминающего полупрозрачную дымку, из которого были сотканы рукава. Запястье ее правой руки обвивал серебряный браслет в виде змеи, кусающей свой хвост, глазки которой были крохотными изумрудами. Голубые глаза ее полнились затаенной печалью, прикованные к Красной башне, возвышающейся вдалеке — в другой части города.
— Ты здесь?
Вздрогнув от голоса сестры, раздавшегося за спиной, женщина не повернулась к ней, но перевела взгляд с башни на линию горизонта, едва заметно тянущуюся между одинаково темными небом и морем. Каролина Серпиенто, в отличие от сестры, предпочитающая красный цвет, вышла на балкон в пышном платье упомянутого оттенка с глубоким декольте. На ее таких же золотых блестящих волосах покоился золотой венец с рубинами, а полные губы привычно алели. Она встала рядом с сестрой и тоже посмотрела на Красную башню. Мрачное настроение Валенсии было ей понятно. Та явно переживала за дочь, которую сама же и покарала за предательство, однако гнев ее не остыл, и Валенсия по-прежнему не сжалилась над ней. День за днем Долорес Серпиенто таилась в заточении в башне, лишенная всего, что имела, в том числе и общества родных.
