Ей удалось избежать исполнения супружеского долга благодаря благородству мужа, но не делить с ним ложе было невозможным. Эсма Султан, представив, что появится перед ним в одной сорочке и, что еще хуже, ляжет с ним в одну постель, изнемогала от смущения и страха, но не оставаться же ей на всю ночь в гардеробной? Делать нечего и, скрепя сердце сняв с себя платье и драгоценности, девушка переоделась в сорочку, сознательно тянула время, расплетая волосы из прически и затем старательно расчесывая их гребнем, после чего, наконец, осмелившись, вышла из гардеробной. Давуд-паша, уже переодевшийся в простые штаны и свободную белую рубашку, стоял к ней спиной возле письменного стола в руках с небольшим клочком бумаги, очевидно, получив важное и потому столь позднее послание.

─ Все в порядке, надеюсь? ─ осторожно спросила Эсма Султан, оказавшись в постели и спешно спрятавшись под одеялом.

─ Искандер-паша предупредил меня об одном важном обстоятельстве, касающемся завтрашнего заседания совета, ─ объяснил Давуд-паша и поджег послание, подойдя к подсвечнику.

После он задул горящие в нем свечи, и в покоях воцарилась темнота, в которой Эсма Султан различила его приближающиеся к ложу шаги, отчего напряглась всем телом под одеялом. Когда Давуд-паша лег в постель рядом с ней, его плечо коснулось ее плеча, и она хотела было отодвинуться, но ложе было, по ее мнению, непозволительно узким для двух человек, и двигаться ей было некуда. Долгое время она лежала без сна, смотря в темный потолок и прислушиваясь к размеренному дыханию уже, очевидно, спящего мужа, и соприкосновение их плеч уже не напрягало ее и не пугало, как прежде, а дарило чувство защищенности и неожиданный покой, в котором она так нуждалась в последнее время. От плеча Давуда-паши исходило тепло, и вскоре, привыкнув к нему и расслабившись, Эсма Султан провалилась в сон.

Топкапы. Покои шехзаде Мурада.

Когда явившаяся по его приказу лекарша Дильнар-хатун осмотрела Ассель, то наградила шехзаде Мурада, ожидающего подтверждения того, что его фаворитка больна, неожиданной улыбкой, чем привела его в замешательство, а саму Ассель в томление, полное надежды.

─ Хорошо, что это открылось сейчас, перед вашим отъездом, шехзаде, и ребенку ничего не угрожает. Поздравляю, хатун беременна.

Ассель зажмурилась от радости, озарившей ее, а шехзаде растерянно уставился на лекаршу, медленно осознавая услышанное.

─ Беременна?..

─ Вы удивлены? ─ с иронией улыбнулась Дильнар-хатун и, взяв в руки свой сундучок, добавила: ─ Хатун, будь осторожна. Побольше отдыхай, старайся не нервничать и следи за тем, что ешь. Дай Аллах, родишь славного наследника.

─ Аминь! ─ с широкой улыбкой выдохнула Ассель, и даже недомогание и тошнота не могли омрачить ее счастье.

Шехзаде молчал до тех пор, пока двери за ушедшей лекаршей на захлопнулись, и только тогда посмотрел на Ассель, что с волнением наблюдала за ним с ложа, не без страха ожидая, какой будет его реакция.

─ Вы… вы рады, шехзаде? Эта новость, очевидно, ошеломила вас.

─ Да, я не ожидал, но… конечно я рад, Ассель, ─ выдавил улыбку тот. Подойдя к ложу, он опустился на него и с неловкостью погладил фаворитку по щеке, что блаженно прильнула к его руке. ─ Думаю, валиде тоже будет рада.

─ Конечно, будет! ─ с сияющими глазами воскликнула Ассель и, перехватив его руку, положила ее на свой живот. ─ Скоро я подарю вам сына или дочь, если так будет угодно Аллаху.

Шехзаде Мурад не нашелся, что на это ответить, потому что еще не знал, как ему реагировать на ее беременность. Он терялся в том, радоваться ему или же огорчаться, поскольку пока еще совсем не представлял себя в роли отца.

─ Мурад? ─ нежный голос Ассель вырвал его из раздумий.

─ Что?

─ Могу я остаться с тобой этой ночью? Так хочется, чтобы ты был рядом.

─ Разумеется, оставайся, ─ сухо ответил он. ─ Лекарша сказала, что тебе нужно больше отдыхать, поэтому засыпай.

─ А ты?

─ И я тоже, ─ с толикой раздражения, из тактичности подавленного, ответил юноша.

Он поднялся с ложа и стал в задумчивости расстегивать пуговицы кафтана, все еще не смирившись с мыслью, что вскоре станет отцом.

Топкапы. Покои Эдже Султан.

Она стояла на залитой лунным светом террасе и, кутаясь от вечерней прохлады в шерстяную накидку, наброшенную поверх сорочки, взглядом, полнившимся грустью, скользила по открывающейся с балкона панораме залива, над которым высилось темное небо, щедро усыпанное холодно и равнодушно мерцающими звездами. Она только вернулась в Стамбул спустя годы, как уже прощалась с ним. Возвращение на родину было в большей степени продиктовано ее стремлением оказаться в Египте, чтобы найти Артаферна, оставившего ей подсказку, как его отыскать, однако она не знала, что будет делать, когда окажется в Египте, отправиться в который планировала как можно скорее.

В записке, обнаруженной ею в рукоятке кинжала, переданного ей Артаферном через Долорес, было еще одно слово, и оно не давало Эдже покоя, которая жаждала разгадать его смысл. Хатшепсут. Что это? Город или чье-то имя? А, может, нечто совершенно иное? Разгадать смысл этого слова и понять, что им хотел сказать Артаферн, Эдже намеревалась, побывав в богатой дворцовой библиотеке и просмотрев книги о Египте, так что ей придется задержаться на некоторое время в Стамбуле ради проведения этого вынужденного исследования. Она не знала, с чего ей начать и что именно искать, но сдаваться не собиралась. Артаферн где-то там, среди золотых песков Египта и, возможно, он нуждается в ней, будучи вовлеченным в опасную авантюру, в которую был отправлен ее тетушками по неизвестным причинам.

При мысли об Артаферне сердце Эдже болезненно сжималось. Она не видела его столько времени, что черты его лица неизбежно потеряли свои очертания в ее памяти, а тоска по нему становилась с каждым днем разлуки все сильнее и мучительнее. Для нее неважны были оставленная ею Генуя и потерянный трон, оказавшийся в руках предавших ее алчных тетушек, в сравнении с желанием найти Артаферна и воссоединиться с ним. Рядом с ним она словно была цельной: его трезвый ум и рассудительность дополняли ее горячий нрав и порою безрассудную смелость. Разделенная с любимым, Эдже словно потеряла часть себя и мучилась от этого, как от болезни.

Нет, она не вернется в Геную, что бы там не происходило, пока не найдет Артаферна, и пусть на это уйдут годы, но она будет искать до тех пор, пока не найдет его — живым или мертвым. Завтра поутру она планировала поговорить с султаном Баязидом и объяснить ему, что пока не планирует вернуть себе трон Генуи и просит у него позволения отправиться в Египет с ее людьми с возможностью свободно вести поиски.

Длительное плавание и не менее долгий сегодняшний праздник утомили ее и, вернувшись в покои, Эдже с облегчением оказалась в удобной и мягкой постели впервые за невообразимо долгое время. Кажется, в последний раз она спала с удобством в кровати еще до военного похода во дворце Альберго, будучи тогда королевой. С тех пор она засыпала либо в тесной каюте качающегося на волнах корабля, либо в сырой и холодной темнице, либо в грязной и зловонной комнате дешевого трактира.

Едва голова ее коснулась подушек, как изнеможенная скитаниями женщина заснула, и ей привиделся весьма странный сон, в котором она, будучи в незнакомом ей месте, похожем на древнеегипетский храм, лежала, облаченная в свободную длинную тунику и тяжелые золотые драгоценности, на широком каменном пьедестале, не имея возможности пошевелиться, так как руки и ноги ее были скованны золотыми цепями. Со всех сторон до нее доносилось многоголосое бормотание на неизвестном ей языке, пугающее своей идеальной синхронностью, а в высоком потолке прямо над ней было большое круглое отверстие, через которое виднелось лазурное небо. Ее грудь сдавливало необъятное чувство тревоги, и по неизвестным ей причинам Эдже жаждала, когда сквозь отверстие в потолке на нее прольется солнечный свет, словно бы он мог положить конец всему этому пугающему действу. Вдруг что-то словно вытянуло ее из странного сна. Распахнув глаза, Эдже резко села в постели в своих покоях в Топкапы, и тревога по-прежнему душила ее, будучи единственным, что она принесла с собой из сна в реальность.