Поджав губы, Михримах Султан сочла за лучшее промолчать. Она и сама расстроилась, что Эмине Султан осталась безнаказанной и не покинула дворец, а ведь она уже было понадеялась, что больше никогда не увидит эту женщину, каждый взгляд на которую рождал в ее сердце боль, зависть и жгучую ревность. Не будь ее, Искандер-паша любил бы ее, свою жену, но Эмине Султан была и, похоже, исчезать не намеревалась.

— Слышала, что она говорила на празднике? — продолжала горячо негодовать Хафса Султан. — Возомнила, что победа за ней, и открыто демонстрировала свое торжество, не сознавая по глупости, что я не из тех людей, кто забывает такие слова, брошенные в лицо при всех!

— Да, Эмине Султан была груба по отношению к вам, — пролепетала Михримах Султан и опасливо поглядела на тетушку. — А что вы будете теперь делать? Прошу, госпожа, будьте осторожны! Видите, как она смогла, несмотря на очевидную вину, избежать наказания и, причем, не в первый раз. Кто знает, что у нее на уме? Она опасна!

Хафса Султан, обратив к ней острый, как лезвие кинжала, взгляд, надменно усмехнулась.

— В этом дворце кого и стоит опасаться, так это меня, Михримах.

Та растерянно моргнула и потупила взгляд, но Хафса Султан подошла к ней и, приподняв пальцами ее подбородок, заглянула в испуганные и наивные серые глаза.

— Твое чистое и доброе сердце меня порою удивляет… Я все пытаюсь найти в тебе частицу себя, но вижу лишь твою мать, и это печалит меня. Я хотела бы, чтобы ты стала моей опорой, Михримах, ведь только ты у меня и есть, но, я вижу, ты слишком мягкая и невинная для этого.

Слыша разочарование и досаду в ее голосе, Михримах Султан оскорбилась, но в меньшей степени, чем почувствовала разочарование по отношению к самой себе. Ей хотелось бы оправдать надежды женщины, которой она восхищалась, и стать подобной ей — сильной, умной, уверенной в себе и столь же влиятельной, но она действительно была слишком мягкой для этого. Ей не хватало внутреннего стержня и неизвестно, чья это была вина — природы, даровавшей ей такой характер, или же матери, которая изнежила ее своей заботой и опекой.

— Хотела бы я стать хотя бы немного похожей на вас, — сердечно призналась она, с преданностью смотря на тетушку, и та снисходительно ей улыбнулась.

— Зачем быть похожей на меня? Ты сама должна стать такой женщиной, чтобы другие желали походить на тебя, и лишь оставаясь самой собой, а не подражая кому-либо, ты сможешь этого достичь. Я знаю, что в тебе есть и твердость, и ум, и честолюбие, просто они еще крепко спят, не будучи необходимыми. В тебе моя кровь, а, значит, ты не можешь быть слабой. Тебе надобно пробудить в себе эти качества, а чтобы сделать это, пора перестать прятаться. Выйди из тени — моей и мужа. Чтобы обрести силу, нужно бороться, ведь борьба и есть естественный путь силы.

— Но… мне страшно, — пролепетала Михримах Султан, однако услышанное ее вдохновило, и надежда зажглась в ее душе. Что, если она и вправду может стать той, кем мечтала быть?

— Так и должно быть. Страх порождает силу, когда, одержав над ним победу, мы вопреки всему добиваемся желаемого.

Михримах Султан улыбнулась, но разговор их был неожиданно прерван явившимся в покои Идрисом-агой, который, поклонившись, боязливо поглядел на свою госпожу. Та, перехватив его взгляд, с прохладной улыбкой повернулась к племяннице.

— Уже поздно, Михримах. Тебе пора возвращаться в свой дворец, если не хочешь, чтобы Искандер-паша волновался.

─ Да, вы правы. Мне пора, ─ поняв, что ей нужно уходить и оставить их одних, Михримах Султан поднялась с софы и поклонилась. ─ С вашего позволения.

Идрис-ага отступил в сторону, пропуская султаншу к дверям, и когда те за ней закрылись, он поспешил заговорить:

─ Госпожа, я только что получил приказ от повелителя пригласить в его покои Эмине Султан. Похоже, она вернула себе его расположение. Что же нам делать? Бельгин окажется забыта, а от других фавориток Эмине Султан начнет избавляться, да и покои султана теперь будут заняты ею, так что нам и не удастся кого-либо отправить к нему, чтобы снова отдалить их друг от друга.

Хафса Султан ожидала этого и потому не была удивлена услышанным, но ее серые глаза наполнились несвойственной ей горячей злобой и мраком злонамеренности. На мгновение она задумалась, как будто неожиданно пришла к какому-то занятному умозаключению, и вдруг на ее лице расцвела самодовольная мрачная улыбка.

─ Она вздумала объявить мне войну, Идрис, и наивно полагает, что я поступлю также. Будь она достойным противником, я бы, скорее всего, так бы и поступила, но Эмине не из тех, в ком я могу найти врага, которого бы опасалась. Она лишь досадное недоразумение, не вовремя оказавшееся на моем пути, и мне остается только одно ─ избавиться от нее, чтобы не путалась под ногами. В то время, как жизнь моего мужа висит на волоске, да и мое положение шатко, как никогда, я должна еще и этим заниматься! Я не желаю тратить время и силы на Эмине, поэтому избавлюсь от нее одним сокрушительным ударом. Полагаю, ты знаешь, что я намерена делать.

─ Разоблачите ее в причастности к смерти Валиде Султан? ─ пораженно уставился на нее евнух. ─ Но… Поверит ли вам повелитель, особенно, когда его отношения с Эмине Султан наладились, а ваши с ним, наоборот, полны напряжения и сомнений?

─ А для чего нам, по-твоему, Элмаз-хатун? Самый близкий человек к Эмине, к тому же, ее родная сестра ─ выступив свидетелем против Эмине, она развеет все сомнения. Как кстати, что она уже служит мне и сделает все, что я прикажу.

─ Вынужден вас предупредить, что, не получив обещанной ночи в покоях султана, она… разочаровалась в вас, и потому не вызывает во мне доверия. Стоит ли надеяться на нее в таком опасном деле?

─ Значит, нужно сделать так, чтобы она вновь поверила мне, ─ коварно ухмыльнулась Хафса Султан. ─ Идрис, пообещай ей ночь с султаном и припугни, что, если откажется, не только останется ни с чем, но и жизни лишится, и это не пустая угроза. Ведь если она откажется, то непременно обо всем доложит Эмине, а этого допустить нельзя, и тогда нам придется заставить ее замолчать.

─ На этот раз вы также даете ей пустое обещание? ─ уточнил напряженный Идрис-ага.

Ему было жаль девушку, которая стала разменной монетой в кровавой борьбе за власть. Ради сохранения собственной жизни и исполнения мечты она должна будет предать родную сестру и стать причиной ее неминуемой гибели.

─ Почему же? ─ насмешливо хмыкнула султанша. ─ Если сделает все, что от нее потребуется, то и получит свою награду ─ станет фавориткой. Завтра же поговори с Элмаз. Нужно действовать немедленно, пока Эмине не вернула себе былое положение. А теперь оставь меня.

─ Я все понял, госпожа. Доброй вам ночи.

Поклонившись, Идрис-ага развернулся и направился к дверям, как Хафса Султан окликнула его. Обернувшись, он увидел на ее лице странное выражение из смеси неуверенности и досады.

─ Из моего дворца нет никаких вестей?

─ Вы имеете в виду от Мехмета-паши? Нет, ничего.

─ Ступай, ─ резко отозвалась султанша и отвернулась, чтобы скрыть боль, наполнившую ее взгляд.

Разлад в отношениях с мужем угнетал ее много больше, чем она показывала. Хафса Султан полюбила его за довольно короткий срок — едва ли прошел месяц с их свадьбы, как Мехмет-паша отправился в военный поход, растянувшийся на десятилетие. Они встретились, счастливые от того, что оба смогли пронести свои неокрепшие чувства через годы и сохранить их. Будучи оба людьми жадными до власти и почестей, целеустремленными и честолюбивыми, они в крепком тандеме стали прорываться к власти и достигли в этом неоднозначных успехов: Хафса Султан добилась многого, возобладав властью, сравнимой с могуществом Валиде Султан, в то время, как Мехмет-паша остался стоять на месте в должности простого паши и, более того, на время лишившись поддержки в лице жены, в один неосторожный шаг разрушил все то, что они так старательно выстраивали.

Такой человек, как Мехмет-паша не мог не оскорбиться из-за подобного положения вещей. Его болезненно задевало то, что жена оказалась умнее его и добилась столь много в сравнении с ним, так теперь еще и своей жизнью он был ей обязан, а ведь паша всегда считал именно себя доминирующим в их тандеме, а жену — своей советницей и опорой. Оказалось, что Хафса Султан все это время придерживалась другого мнения и лишь милостиво позволяла ему так думать.