— Любопытно, когда ты от угроз перейдешь к действиям? — усмехнулась Хафса Султан, оставшись по-прежнему спокойной. — А то я уже заскучала…

Она гордо удалилась и, зажмурившись в попытке совладать с гневом, неистово полыхающим в сердце, Эмине Султан в волнении поспешила к дверям султанских покоев и велела слугам оповестить о ней повелителя. Когда слуга вернулся, объявив, что повелитель не желает ее видеть, султанша ощутила небывалой силы страх, овладевший всем ее существом. Она опоздала и не успела убедить Баязида в том, чтобы он не доверял Хафсе. Зная о том, что она снова покусилась на его гарем и тем более на его ребенка, повелитель не простит ее. Чувствуя себя так, словно она находится у края бездонной пропасти, Эмине Султан отчаянно искала пути спасения, но ее разум не находил ни одного. Однако же необходимо было что-то делать, иначе слова Хафсы окажутся правдой.

Султанша хотела было приказать слуге передать повелителю ее просьбу впустить ее, чтобы иметь возможность оправдать себя, как вдруг двери покоев распахнулись прямо перед ней, и она оказалась лицом к лицу с мрачным повелителем, который, посмотрев на нее с презрением, обошел ее, задев плечом, и стал удаляться по коридору. Эмине Султан, подхватив подол платья, бросилась ему вслед и, преградив собой путь, со сбившимся дыханием в отчаянии упала перед ним на колени и подняла на него полный мольбы взгляд.

— Султан мой, умоляю, сжальтесь над своей рабыней! Позвольте оправдать себя и открыть правду! Я больше ни о чем не смею просить.

Султан Баязид несколько мучительных мгновений угрюмо смотрел на нее с высоты своего роста и молчал, но, видимо, его все же затронули ее мольбы, и он, не переставая грозно хмуриться, жестом велел султанше подняться с колен.

— Я выслушаю тебя, однако знай: если станешь лгать, чтобы спасти себя, я распоряжусь твоей судьбой во много раз хуже, чем намеревался.

Обрадованная тем, что повелитель согласился ее выслушать, Эмине Султан, следуя за ним в султанские покои, чувствовала и безысходность, так как не знала, как себя спасти, но решила, что ей следует говорить то, что она и собиралась поведать Баязиду до того, как узнала, что Хафса уже разоблачила ее.

Султан Баязид, войдя в опочивальню, прошел к своему письменному столу и, опустившись на стул, с мрачным лицом обратил настороженный и полный сдерживаемого гнева взгляд на Эмине Султан, представшую перед ним.

— Итак, я слушаю, — отчужденно произнес он, и от его холодного и даже оскорбительного тона женщина растерялась. Она стояла, трепещущая от волнения и страха, и молча смотрела на него. — Если тебе нечего сказать, тогда уходи и впредь не смей заявляться ко мне! — теряя терпение, процедил султан.

— Нет, мне есть, что сказать, — поспешно воскликнула Эмине Султан, испугавшись, что он прогонит ее, так и не выслушав. — Просто я не знаю, с чего начать…

— У меня нет времени, — раздраженно проговорил повелитель. — Скоро начнется праздник в честь свадьбы моей дочери, так что, будь добра, начни с чего-нибудь.

Сделав шаг к нему, Эмине Султан позволила голосу сердца говорить за нее:

— Ваши глаза, что смотрят на меня с отчуждением и презрением… Мне больно смотреть в них и сознавать, что вы, несмотря на мою любовь к вам и преданность, поверили наговорам. Клянусь, моей вины ни в чем нет! Знаю, вы не желаете верить мне… Хафса Султан своей ложью затуманила ваш справедливый взор, и теперь вы верите только тому, что говорит она, не желая даже допустить мысли о том, что Хафса Султан и есть ваш истинный враг. Я не знаю человека, который мог бы превзойти ее в бессердечности и коварстве! Знали бы вы, что на самом деле творится в гареме, который вы по неведению вручили ей…

— И что же, по-твоему, творится? — скептично спросил султан Баязид, очевидно, не поверивший ни одному ее слову.

— В своей неуемной жажде власти она избавляется от всех, в ком видит угрозу, и в первую очередь в ее глазах я представляю эту угрозу! Она сделала Бельгин-хатун фавориткой только затем, чтобы разлучить нас. Обе, и Бельгин-хатун, и Издихар-хатун, в смерти которой меня и обвинили, служили ей. Ту ночь, когда вы решили принять наложницу в обход меня, я провела в постели, изнемогая от страданий, вызванных страхом, что вы забыли меня, что пришел конец нашей любви! Могла ли я в таком состоянии устроить нападение на наложницу, причем, каким-то образом остановив целую процессию из служанок, евнухов и калф, по обыкновению провожающую наложницу на хальвет? Аллах, у меня в услужении только Элмаз! Что мы вдвоем могли бы с ними всеми поделать, посудите сами? Хафса Султан устроила мне ловушку, отправив Издихар-хатун к вам и по дороге велев своим слугам, которые и провожали наложницу, убить ее, а потом подговорив этих же слуг подтвердить то, что якобы я виновна в этом. С тем же успехом я могу как свидетеля предоставить Элмаз, которая подтвердит, что ту ночь я не покидала свои покои и уж тем более не убивала никаких наложниц! Вы даже не провели расследование, а ведь можно было бы расспросить служанок у дверей моих покоев, которые также подтвердили бы, в каком состоянии я вернулась к себе и что не покидала покоев до самого утра.

Взгляд повелителя из презрительного стал мрачно-задумчивым. Видя это, Эмине Султан спешно подошла к нему сбоку и, опустившись на колени перед сидящим за столом повелителем, сжала в своих ладонях его руку, которую он, к ее облегчению, не отнял.

— Все, что я говорю, правда, повелитель! Посмотрите в мои глаза, и вы поймете это. Хафса Султан жаждет избавиться от меня и, потерпев неудачу в прошлый раз, когда вы, вопреки ее чаяниям, не сослали меня, попыталась еще раз, вновь обвинив меня в покушениях на вашу фаворитку. Откуда мне было знать о беременности Бельгин-хатун, если никто в гареме об этом не ведал? Да и знай я, посмела бы я покуситься на жизнь члена династии, которого она носит, понимая, что Хафса Султан после доложит вам об этом и зная, какое меня за это ждет наказание?

— Мне трудно поверить в то, что ты говоришь, Эмине, — явно заколебавшись в своей вере в ее виновность, проговорил султан Баязид. — Я доверяю Хафсе, и пока еще она ни разу не подорвала моего доверия, но…

Ему вспомнились слова Карахан Султан о том, что, возможно, его истинный враг прячется за личиной друга, и в этом свете слова его жены представали убедительными. Могла ли Хафса совершить все то, о чем поведала Эмине? Повелитель уже не исключал этой возможности, как прежде, но и не был склонен поверить в коварство человека, которого искренне считал своим другом и в котором видел замену своей мудрой и рассудительной матери.

— Баязид, я клянусь тебе, что я ни в чем не виновна! — горячо воскликнула Эмине Султан, видя его сомнения. Она несколько раз поцеловала его руку, а после приложила ее к своей щеке и со всей возможной любовью, что была в ее сердце, посмотрела ему в глаза. — Хафса строит козни, чтобы разлучить нас! Плетет интриги в погоне за властью, безжалостно расправляясь со всеми, кто стоит у нее на пути. Пусть пелена лжи и обмана упадет с твоих глаз! Увидь же, кто действительно предан тебе, а кто только притворяется другом.

Повелителю было трудно устоять перед подобными горячими заверениями в невиновности женщины, в виновность которой он и не желал верить в силу того, что она по-прежнему была дорога ему и волновала его сердце. В коварство Хафсы он еще не поверил до конца, но усомнился в ее преданности, что позволило ему смягчиться по отношению к жене, по которой он истосковался. Не сдержавшись, он погладил ее пальцами по щеке и, стоило ему это сделать, осознавшая его прощение Эмине Султан просияла и самозабвенно стала целовать его руку, а затем, упоенно вздохнув, положила золотоволосую голову на его колено. Покорившись своим чувствам, султан Баязид накрыл ладонью ее волосы, чувствуя себя двояко: с одной стороны, он был счастлив воссоединиться с любимой женщиной, но с другой ему претило то, что он так слаб перед ней и, возможно, поверил в ее ложь только потому, что хотел в нее верить, не желая расставаться с женой. Его снедали сомнения, и мужчина не знал, кому верить и, главное, во что верить.