— Вот так встреча… — со сладкой улыбкой протянула Эмине Султан, когда они поравнялись. — Признаюсь, я сама хотела заглянуть к тебе, Филиз, ведь ты здесь ненадолго. Как ты находишь Топкапы спустя столько дней отсутствия? Я слышала, в Старом дворце тебе пришлось так горько, что даже лекарей пришлось к тебе отправить.

Решив, что на этот раз она не позволит оскорбить себя, Филиз Султан не без злорадства произнесла:

— И я кое-что слышала, Эмине. Пока я была в Старом дворце, тебе здесь тоже пришлось несладко. У повелителя появились новые фаворитки, а о тебе он и думать забыл. Как жаль, что твоя любовь, о которой ты на каждом углу кричала, закончилась. Он и не взглянет на тебя, покуда на твоих руках кровь невинной рабыни, что ты убила, испугавшись, что она отправилась на хальвет. Ты сама и стала своим концом.

Задетая за живое Эмине Султан перестала улыбаться, и ее красивое лицо наполнилось злобой, а зеленые глаза — затаенной болью.

— Для кого и наступил конец, так это для тебя! Отныне твоя участь — жить в глуши и растить внуков. О какой уж любви тут может идти речь? Неужели ты думаешь, что я подобно тебе сдамся и позволю какой-то рабыне забрать у меня повелителя? Я раздавлю любую, что встанет на моем пути!

Разгневанная Эмине Султан обошла усмехающуюся Филиз Султан и скрылась за поворотом, оставив после себя удушливо-сладкий шлейф аромата жасминового масла.

— Как бы тебя саму не раздавили, — вслед ей озлобленно процедила Филиз Султан и, переглянувшись со служанкой, направилась дальше.

Топкапы. Покои Валиде Султан.

Как она и ожидала, в покоях, когда она вошла, еще не было ни одного из гостей, однако все было готово к их появлению. Несколько столиков были накрыты множеством праздничных яств, рабыни расхаживали по покоям, совершая последние приготовления, а сама Хафса Султан восседала на тахте и разговаривала с Идрисом-агой. Заметив ее, евнух умолк, отошел в сторону и поклонился, а Хафса Султан с изумлением посмотрела на нее и в одно мгновение вся похолодела, приняв высокомерный вид.

— Еще рано, Эмине, — подчеркнуто вежливо произнесла она. — Приготовления не завершены, так что, будь добра, вернись в свои покои и подожди, пока тебя пригласят.

— Оставьте нас, — не обратив внимания на ее слова, требовательно воскликнула Эмине Султан.

Идрис-ага вопросительно поглядел на свою госпожу и, увидев ее позволительный кивок, жестом указал рабыням на выход, после чего вышел следом за ними в коридор и захлопнул двери. Воцарилась тишина и, будучи настороженной, Хафса Султан выжидательно взглянула на стоящую перед ней женщину.

— В чем дело, Эмине? Я слушаю.

— Значит, вы хотите вновь несправедливо обвинить меня в чем-то, чтобы разлучить с повелителем? — надменно произнесла та, и пламя свечей рождало танцующие блики на ее диадеме и драгоценностях. — Я предупреждала вас, что после всего, что вы сотворили с моей жизнью, я не стану бездействовать. Хотите войны? Вы ее получите. Но, откровенно говоря, я никому не советую обрести врага в моем лице.

— Какие смелые слова для того, чья жизнь висит на волоске, — оставшись невозмутимой, с прохладной улыбкой ответила Хафса Султан. — И в чем же заключается несправедливость? Ты, несмотря на то, что в прошлый раз повелитель пожалел тебя ради твоих детей, снова покусилась на его гарем, причем, на фаворитку, что носит члена правящей династии. И, заметь, не единожды. Повелитель должен знать обо всем, что происходит в его гареме, и, когда он вернется, я поведаю ему о том, что происходило в его отсутствие. На мой взгляд, все справедливо. За проступки надобно нести наказание, и ты его понесешь, Эмине.

— Странно, что вы не несете наказания за свои проступки, — отозвалась Эмине Султан, злопыхая и негодуя. — Ваши руки по локоть в крови, а вы смеете обвинять меня в жестокости? Думаю, будет справедливо, если повелитель узнает и о ваших делах. Сомневаюсь, что и тогда вы останетесь во главе гарема.

Хафса Султан ухмыльнулась, выглядя самоуверенной и нисколько не напуганной.

— Меня не в чем уличить. Что ты предоставишь в мое обвинение? А вот твою виновность я могу с легкостью доказать, причем, благодаря тебе самой, Эмине. Раз уж ты захотела уподобиться мне, научилась бы прежде заметать за собой следы или хотя бы вести дела аккуратно и разумно, чтобы тебя нельзя было ни в чем заподозрить. Ты силишься показать гарему, что ты не хуже меня знаешь правила этой игры под названием борьба за власть, однако же раз за разом оступаешься. А знаешь, почему это происходит? Эта игра, увы, не для таких, как ты.

— Вы так думаете? — вскинув брови, оскорбилась не на шутку разозленная Эмине Султан.

— Да, Эмине, я думаю, — с ледяной улыбкой ответила Хафса Султан. — И тебе советую начать, причем, как можно скорее, пока жизни не лишилась. А теперь возвращайся к себе, а как успокоишься, посетишь церемонию.

— Можете сколько угодно насмехаться, но однажды вам за все придется ответить, и этот день не так далек, как кажется!

Подхватив длинный подол своего пурпурного платья в руки, Эмине Султан развернулась и гордо удалилась, а Хафса Султан только насмешливо хмыкнула ей вслед, не впечатленная подобными угрозами.

Спустя некоторое время…

Топкапы. Покои Эсмы Султан.

Весь день она оставалась сдержанной и смиренной, но когда настало время покинуть покои и выйти в гарем в качестве невесты, Эсма Султан вдруг не смогла сдержать слез, что полились по ее щекам, капая на алое облачение. Сидя на ложе, она все не могла взять себя в руки, горько плача над своей участью. Видя ее состояние, служанка Фидан-хатун сбегала за Филиз Султан, что в беспокойстве явилась в покои и села на ложе рядом с плачущей дочерью.

— Что, милая? — обняв ее за вздрагивающие плечи, нежно спросила султанша. — Ну же, успокойся.

Будучи не в силах вымолвить ни слова, Эсма Султан прижалась к матери и зажмурилась, остро ощущая боль, тоску и отчаяние, что сплелись в тяжелый ком в ее груди.

— Это пройдет… — поглаживая ее по темным волосам, заплетенным в прическу, тихо говорила Филиз Султан. — Каждой невесте простительно, если она льет слезы в ночь хны, когда прощается с домом, с родителями и своей семьей.

— Но я не хочу прощаться… — сквозь слезы воскликнула Эсма Султан тоном обиженного ребенка. — Зачем мне выходить замуж? Я хочу жить здесь, в Топкапы!

— Выйдя замуж, ты создашь свою семью, и у тебя, дай Аллах, появятся свои собственные дети. Материнство есть предназначение женщин, Эсма, и нет ничего прекраснее, чем быть матерью.

— Не хочу я быть никакой матерью! — выпутавшись из ее объятий, озлобленно процедила Эсма Султан и, подорвавшись с ложа, едва ли не бегом вышла на террасу, чувствуя как задыхается от охватившего ее отчаяния.

Вздохнув, Филиз Султан последовала за ней и, подойдя к дочери со спины, положила ладонь на ее плечо.

— Возьми себя в руки, Эсма. Гости ждут. Повелитель вот-вот прибудет во дворец. Нужно идти.

С болью Эсма Султан взглянула на ясный звездный небосвод, мечтая оказаться где-нибудь не здесь, а в совершенно другом месте, где ей не пришлось бы переступать через себя и свои чувства ради долга. Усилием воли заставив себя перестать плакать, она глубоко вдохнула свежий вечерний воздух, успокаиваясь. Когда она спустя несколько минут повернулась лицом к молча ожидающей матери, на ее щеках уже высохли слезы, а в темных глазах горела мрачная решимость, как если бы она, будучи жертвой, сама отправлялась навстречу своей погибели.

— Идем, милая, — обхватив ее за плечи одной рукой, Филиз Султан повела ее обратно в покои, где, взяв из рук служанки золотую диадему с прикрепленной к ней красной вуалью, воздела ту на голову дочери. — Да хранит тебя Аллах, — уже сквозь вуаль посмотрев на лицо дочери, выдохнула султанша и подтолкнула ее к дверям.

Филиз Султан, взволнованная происходящим, ступала следом за дочерью вместе с Айнель-хатун и служанками сначала по коридорам дворца, а после и по ташлыку, где наложницы, выстроившись в два ряда вдоль прохода, бросали золотые монеты под ноги невесте. Когда они вошли в покои Валиде Султан, то Эсма Султан прошла на их середину и опустилась на отведенное ей сидение без спинки, а Филиз Султан, проводив ее любящим взглядом, присоединились к султаншам за одним из столиков, за которым оказались Хафса Султан, Михримах Султан и Нилюфер Султан.