Лежа в постели с трепещущими веками, Бельгин выглядела так, словно страдает болезнью, а не ожидает рождения ребенка. В силу того, что она была невысокой, худенькой и хрупкой, она тяжело переносила беременность, которая стала для нее настоящим испытанием, а не радостью. Фаворитка изнемогала от слабости, тошноты и рвоты, из-за которых она потеряла аппетит и вследствие этого стремительно теряла вес и силы. Бледная, исхудавшая и бессильная, Бельгин не покидала постели и буквально таяла на глазах, чем вызывала беспокойство лекарей, которые уже предупредили Хафсу Султан о том, что, возможно, фаворитка не сможет выносить этого ребенка и потеряет его. Самой Бельгин об этом не было известно, а вот Айнель-калфа была осведомлена, потому и проявляла особую настойчивость в стремлении заставить Бельгин хотя бы немного поесть.
— Ну же, Бельгин, — мягко уговаривала она, подставляя ложку с бульоном к ее рту. — Прошу, хотя бы несколько ложек. Это необходимо, причем, не только для тебя, но и для ребенка. Ты же не хочешь, чтобы он страдал?
Мученически вздохнув, Бельгин покорно открыла рот и проглотила ложку бульона, затем неприязненно поморщившись. За ней последовало еще несколько ложек, после чего девушка отвернулась к стене, показывая, что больше съесть не сможет.
— Аллах, что мне с тобой делать? — вздохнула Айнель-калфа и, отставив на столик полную тарелку с бульоном, заботливо поправила одеяло. — Как ты себя чувствуешь? Может, мне принести тебе тот отвар, что прописала Дильнар-хатун? Она сказала, что он облегчит твое состояние.
Бельгин покачала головой, так как помнила, что в прошлый раз этот отвар вызвал у нее сильнейшую рвоту. Сочувствуя ей, калфа погладила ее по плечу и, видя, что девушка засыпает, стараясь не шуметь, поднялась с кровати и направилась к дверям, которые распахнулись прямо перед ней. Идрис-ага отступил, поманив ее за собой в коридор. Выйдя и притворив двери, Айнель-калфа подошла к нему.
— Что, ага?
— Как она? Госпожа беспокоится.
— Плохо. Почти ничего не ест. Ее тошнит от всего… Сейчас, хвала Аллаху, немного поела и теперь спит.
— Никого не пускать в комнату, кто бы не хотел в нее войти, ясно? — обратился к охранникам Идрис-ага и, когда те кивнули, снова повернулся к калфе и вдруг улыбнулся ей. — Удача на твоей стороне, Айнель-калфа. Наша Мирше-хатун слегла, и Хафса Султан хочет тебя назначить на освободившуюся должность хазнедар.
— М-меня?.. — запнувшись, ошеломилась девушка и спустя миг нахмурилась. — А как же Бельгин? Я не могу ее оставить.
— Рассудка лишилась? — возмутился Идрис-ага. — Тебе оказана такая честь! За Бельгин найдется, кому приглядеть. Иди, госпожа ждет тебя.
Растерянная Айнель-калфа все же покорилась и поспешила к лестнице, чтобы спуститься с этажа фавориток. Идрис-ага последовал за ней, и вдвоем они вошли в покои Валиде Султан, в которых в настоящее время полным ходом шли подготовки к ночи хны Эсмы Султан. Хафса Султан пребывала на террасе и, явившись туда, и калфа, и евнух поклонились стоящей у перил султанше, сияющей в роскошном белоснежном одеянии и бриллиантовых драгоценностях.
— Госпожа, как вы и велели, я привел Айнель-калфу.
Обернувшись, Хафса Султан скользнула оценивающим взглядом по той.
— Она не слишком молода для такой ответственности, Идрис? Я представляла ее постарше.
— Несмотря на юность, она, как я уже говорил, рассудительная и трудолюбивая.
— Самое главное, чтобы она была верная, — смотря прямо на калфу, произнесла султанша.
Подняв черноволосую голову, Айнель-калфа посмела взглянуть на госпожу.
— Я дарую тебе должность хазнедар взамен на преданность с твоей стороны и верную службу. Согласна?
— Да, султанша, — ответила та, понимая, что нужно отвечать на подобного рода предложения, полученные от столь высокопоставленных людей, неразумно. — Благодарю вас за оказанную честь.
Подойдя к Хафсе Султан, она опустилась на колени и с почтением поцеловала край ее белоснежного одеяния, после чего поднялась и скромно улыбнулась.
— Отныне ты — Айнель-хатун, хазнедар султанского гарема. И не забывай, благодарю кому ты стала ею. Идрис-ага подробно расскажет тебе о твоих обязанностях. А теперь ступай.
— Султанша, смею ли я спросить вас?
— Я слушаю.
— Бельгин… Я беспокоюсь, что мне придется оставить ее.
— Тебе не о чем беспокоиться, — заверила ее Хафса Султан, одарив снисходительной улыбкой. — В моих интересах уберечь и ее, и ее ребенка, так что я позабочусь об их безопасности. К тому же, ты и сама будешь за ней присматривать уже с высоты полномочий хазнедар. Кстати, наблюдай и за другой фавориткой, Афсун-хатун. Пока что она ведет себя тихо и мирно, но я насторожена ее появлением, учитывая то, кому она служила прежде.
— Я поняла, госпожа. С вашего позволения.
Сделав поклон, Айнель-хатун покинула террасу и, посмотрев ей вслед, Хафса Султан с одобрением кивнула довольному Идрису-аге, которому удалось угодить госпоже.
— Из нее выйдет толк. Но ни в ком нельзя быть уверенным, так что ты, Идрис, присматривай за ней. Слишком уж она печется о Бельгин, а я хочу, чтобы она служила мне, а не ей.
Вечер.
Топкапы. Покои Филиз Султан.
Только сейчас, когда наступил вечер, Филиз Султан в полной мере осознала, что навсегда прощается с дочерью. Эта ночь была последней, что ее Эсма проведет в родном доме и в кругу семьи, а наутро ее, казалось бы, совсем недавно маленькая девочка уже станет женой и тем самым обретет новую семью. Вскоре у нее самой появятся дети, и Филиз Султан с ужасом думала о том, как быстротечно время. Недавно она прижимала к груди своих детей-младенцев, а теперь они выросли и вступали каждый в свои жизни.
Филиз Султан беспокоилась и о том, что ей была малоизвестна семья будущего мужа дочери. Она не была лично знакома с Давудом-пашой, но слышала о нем много хорошего, к тому же, тот факт, что он прежде был дважды женат и имел взрослую дочь, ее коробил, но повелитель выбрал его в качестве мужа для их дочери, и она была склонна доверять его выбору, поскольку знала, как сильно Баязид дорожил Эсмой. Он ни за что бы не обрек ее на заведомо несчастливый брак с недостойным мужчиной.
Близилось начало праздника, и султанша старательно готовилась к нему в намерении напоследок блеснуть в Топкапы: Айше-хатун помогла ей облачиться в непривычно нарядное платье из синей парчи с длинными рукавами, расшитое серебристым кружевом, надела на ее шею жемчужное ожерелье, которое для султанши сделал повелитель, а на заплетенные в высокую изящную прическу темные волосы воздела серебряную диадему со сверкающими синими сапфирами.
Поглядевшись в зеркало, Филиз Султан улыбнулась уголками губ, поскольку показалась себе пусть и слегка опечаленной, но красивой. Обернувшись на служанку, она вздохнула и покачала головой.
— Не знаю, Айше, как я это перенесу… Как представлю, что уже завтра мне придется попрощаться с дочерью, так внутри все и обрывается.
— Вам нужно отпустить ее, султанша, — с пониманием в глазах ответила та. — Как вы знаете, я вырастила и шехзаде, и султаншу, и мне не меньше вас тяжело проститься с Эсмой Султан, но такова жизнь: дети вырастают и улетают из родительского гнезда, чтобы свить свое.
— Да, ты права. Что же, идем. Скоро начнется праздник. Хочу прежде заглянуть к Эсме.
Они вдвоем вышли из опочивальни и направились по коридорам дворца в направлении покоев Эсмы Султан, как, выйдя из-за очередного поворота, увидели идущую им навстречу процессию во главе с ослепительно красивой наряженной Эмине Султан, которую сопровождали Элмаз-хатун и еще две рабыни. На султанше было яркое платье из ее любимого пурпурного шелка, ее длинные золотые волосы венчала высокая диадема из золота с аметистами, а на шее сверкало тяжелое золотое ожерелье. Как всегда, слишком ярко и вычурно. По мнению Филиз Султан, она исхудала и перестала лучиться внутренним светом уверенности, что согрело ее сердце. Вот, наконец, и Эмине счастье покинуло, а любовь, которой она так хвалилась, закончилась. Когда взгляды султанш встретились, Филиз Султан замедлила шаг и помрачнела, а ее темно-серые глаза словно грозовые тучи потемнели. Эмине Султан, наоборот, просияла, но не от радости, а от возможности, наконец, встретиться с поверженной многолетней соперницей и излить на нее свой яд.