— Как тебя зовут?
— Афсун, господин, — ответила темноволосая наложница и, наконец, подняв голову, она обратила к нему взор серых миндалевидных глаз в обрамлении темных ресниц, наполненных настороженностью и томительным ожиданием того, что будет дальше.
Неспешно поднявшись с тахты, султан Баязид приблизился к наложнице и, подняв руку, прикоснулся к ее подбородку, приподняв тем самым ее лицо. Заглянув в него и удовлетворившись ее красотой вблизи, он наклонился и прикоснулся своими губами к ее.
Утро.
Поутру он получил весть из Сиваса от Ферхата-паши, который сообщил о смерти, а точнее о неожиданном для всех самоубийстве Альказа-паши, что повлекло за собой череду событий, приведших к его освобождению и победе над потерявшим своего лидера войске предателей, которое было повержено силами верных власти, которые, почувствовав, что ветер подул в другую сторону, взялись за оружие — они же и освободили Ферхата-пашу. Смерть Альказа-паши повергла султана в ошеломление. Он-то надеялся сохранить ему жизнь и очистить от возведенных на него обвинений. Хюррем Султан с детьми так ждала возвращения паши… Они будут сломлены известием о его смерти, тем более, спровоцированной самим Альказом-пашой. Кстати, факт самоубийства настораживал. Для чего ему понадобилось убивать себя? Даже если и верить обвинениям, Альказ-паша только-только завладел властью и собирал силы для крупномасштабного восстания и борьбы за независимость созданного им государства, и вдруг самоубийство? Странно. В этом свете подозрения снова падали на Ферхата-пашу, что подтверждало мысли повелителя о том, что за всем этим стоял Мехмет-паша. Однако пока что подозрения эти ничем не были подкреплены и, чтобы во всем, наконец, разобраться, султан Баязид решил не медлить и сегодня же отправиться в Сивас.
Карахан Султан, казалось, испытывала облегчение, провожая его, но ее не за что было винить: его присутствие вполне объяснимо причиняло и ей, и всему дворцу неудобства, поскольку все считали себя обязанными быть ему полезными и достойными в его глазах. Афсун-хатун, которая теперь принадлежала его гарему и являлась его фавориткой, повелитель с частью слуг и охраной отправил в Топкапы в гарем, где ей и было место, а сам, простившись с Трабзоном и семьей брата, верхом пустился в путь.
Кстати, он не забыл о своем решении пожаловать им золото, смущенный бедностью существования брата-шехзаде, и велел выделить ему из государственной казны золото, которое вскоре должно было прибыть из столицы. Карахан Султан сияла довольством, напоследок кланяясь ему, и улыбка ее была куда слаще, чем та, с которой она его встречала.
Поздним вечером он уже был в Сивасе и, подъехав ко дворцу санджак-бея по полуразрушенному городу, пребывающему в запустении, султан Баязид спешился с коня и, оправив кафтан, повернулся к встречающим его слугам.
— Где Ферхат-паша?
— Он не смог лично встретить вас в силу недомогания. Если позволите, я провожу вас в его покои, повелитель, — ответил ага, устремив взор в землю у своих ног.
— Да, идем.
В сопровождении охраны и слуг повелитель оказался во дворце и, миновав несколько коридоров, вошел в покои, где хмуро огляделся. Ферхат-паша лежал в постели, выглядя бледным и измученным. Лоб его покрывала испарина, под глазами пролегли тени, да и в целом он сильно убавил в весе. Похоже, он действительно провел долгие дни и ночи в темнице и до сих пор не смог оправиться.
— Простите, повелитель, что не могу подобающим образом встретить вас, — тихо проговорил паша.— Даже с постели подняться для меня испытание.
— Лежи, — отмахнулся тот, обернувшись, кивнул охране на двери и подождал, пока их оставят наедине. Когда это случилось, султан проговорил: — Итак, я слушаю. Рассказывай, паша. Я должен знать все.
Впрочем, ничего нового он не услышал. Ферхат-паша поведал все то, что ему и без него было известно: Альказ-паша спровоцировал волнение по всей Анатолии, затем отправил его разобраться с ситуацией в Сивас, где Ферхат-паша стал заложником его людей и был заточен в темницу. После этого и сам Альказ-паша прибыл в Сивас якобы вынужденно и тогда уже объявил себя ханом нового государства Анатолии, явив свои истинные намерения. Только два дня назад Ферхата-пашу освободили верные ему люди после самоубийства Альказа-паши. Войско предателя, разобщенное и лишенное предводителя, разбежалось, и таким образом восстание само сошло на нет.
— Не понимаю, зачем Альказу-паше убивать себя.
— И я не понял его мотивов, когда узнал, однако…
— Однако что? — насторожился повелитель.
— Перед смертью некоторое время Альказ-паша явно был не в духе по словам слуг, которых я допрашивал, выясняя обстоятельства смерти паши перед вашим приездом. В ночь самоубийства он вызвал своего слугу Азиза-агу и велел ему отправить письмо его жене Хюррем Султан в Стамбул. При этом, рассказал ага, паша выглядел очень мрачным и нервным. На утро тело паши было найдено на его ложе, а в руке его лежал кубок. Выяснилось, что в кубке было отравленное вино.
— Тогда почему ты уверен, что это самоубийство? — в недоумении воскликнул султан Баязид. — Быть может, его отравили?
— Утром в суматохе Азиз-ага, конечно, забыл о письме, что сыграло нам на руку, ведь именно из него я узнал и то, что Альказ-паша сам убил себя и то, зачем он это сделал.
— Где это письмо? Пусть мне его предоставят и немедленно.
— Разумеется. Охрана!
Спустя мгновение явился ага, что проводил повелителя до покоев, и поклонился.
— Слушаю, паша.
— Азиз, принеси то письмо.
Ознакомившись с письмом, султан Баязид был раздосадован тем, что узнал из него. Альказ-паша явно был не рад тому, что совершил, и, видимо, его гложило чувство вины перед женой и детьми, которые не догадывались о его делах и намерениях и которых он оставил ради мнимой власти. Уезжая в Сивас, он планировал уже никогда не возвращаться, однако спустя время затосковал по семье и стал мучиться угрызениями совести перед султаном, против которого решил пойти спустя столько лет верной службы. Видимо, его благородная натура все же не смогла уступить жажде власти, и Альказ-паша, угнетенный своими преступлениями, не смог нести это бремя и решился покончить со всем, самолично испив яд, поскольку не видел возможности смыть это пятно позора с себя и со своей семьи, которую он бросил. Подобный поступок действительно был в духе Альказа-паши, но легче от этого не становилось. Все-таки он оказался виновным и сам же себя наказал, но вместе с тем наказал и свою ни в чем не повинную семью, которая так тревожилась о нем все это время.
— Да простит Аллах его прегрешения, — сложив письмо, выдохнул повелитель и мрачно посмотрел на Ферхата-пашу. — Паша, все это, однако, не оправдывает вас.
— О чем вы? — насторожился тот, и его болезненный вид как рукой сняло. Он даже слегка приподнялся в постели. — В чем моя вина? Я стал жертвой подлого предателя!
— Вы стали жертвой собственной слабости, — процедил повелитель, неприязненно смотря на него. — Находясь на такой высокой и важной должности, как бейлербей Анатолии, сердца нашего государства, вы не только не смогли сохранить порядок в доверенной вами области, но и оказались настолько ничтожны, что не сумели противостоять жалкой кучке предателей, что заточили вас в темницу. По вашей вине произошло все это! По этой причине я не желаю видеть вас более на должности бейлербея Анатолии. В Совете Дивана не место такому паше, как вы, и потому я ссылаю вас в Дидемотику. На этом все. Раз уж восстание само сошло на нет, я вынужден отправляться обратно в столицу.
Ферхат-паша в растерянности и недоумении смотрел на то, как султан разворачивается и уверенным шагом покидает покои. Хафса Султан обещала ему должность визиря, а все, что он получил взамен того, что рисковал жизнью ради ее с мужем интриг в намерении избавиться от их соперников, это снятие со всех постов и ссылка, обреченная стать длиною в жизнь.
Тем временем султан Баязид, не желая более оставаться в этом дворце и заставлять ждать семью, которая отложила празднества в связи с его отлучкой, оседлал коня и погнал его в ночь, с содроганием представляя, что на празднествах ему придется омрачить всеобщее веселье новостью о самоубийстве своего зятя и, что более всего печалило, объяснить все Хюррем Султан, которая так отчаянно ждала возвращения мужа, веря в его бескорыстность.
