Фюлане Султан и Искандер напряженно переглянулись, а Гевхерхан Султан сочувственно смотрела на сестру и ее детей, обнимающих мать, и тревога также снедала ее. Она знала, что для сестры смерть мужа будет ужаснейшим сокрушительным ударом и не представляла, как, если его все же казнят, ей уберечь Хюррем от глупостей.

Дворец Хафсы Султан.

— Ты, верно, рассудка лишился?! — раздавался в покоях возмущенный и полный ледяной ярости голос Хафсы Султан, которая, найдя в себе силы подняться с постели, в нервном возбуждении расхаживала по ним перед угрюмо сидящим на тахте Мехметом-пашой. — Вздумал избавиться от него с помощью разбойников, совершенно ничего не продумав и не позаботившись о собственной безопасности? Да ты хоть понимаешь, что все, над чем мы с тобой столько лет трудились, рухнуло! Один неверный шаг, и ты все уничтожил, растоптал!

— Хафса, прошу тебя, — с трудом сдерживая рвущееся наружу негодование, вызванное ее криками и обвинениями, процедил мужчина. — Следи за словами!

— Иначе что? — надменно отозвалась она, остановившись и вскинув взлохмаченную русоволосую голову, стоя в одной сорочке и босиком. — Мне стоило на несколько дней покинуть тебя, и все рухнуло. Ты снят со всех должностей, Мехмет! И поднят вопрос о твоей казни, которая, выдвинутая по обвинению в покушении на великого визиря и султаншу династии, обязательно состоится. Повелитель не простит подобного! И что теперь прикажешь делать?!

Резко подорвавшись с тахты, Мехмет-паша в гневе поспешно направился к дверям, однако Хафса Султан схватила его за рукав и дернула, заставив остановиться.

— Нужно немедленно что-то делать, или ты хочешь, чтобы тебе отрубили голову?!

Стряхнув с рукава ее руку, Мехмет-паша негодующе посмотрел на нее сверху-вниз с высоты своего роста.

— Я не позволю кому бы то ни было и даже тебе, Хафса, разговаривать со мной в подобном тоне!

— Тебе грозит казнь, а ты о своем достоинстве печешься? — безжалостно усмехнулась султанша. — Ты заслужил каждое слово, что я произнесла. Ты все уничтожил! Наше будущее, ради которого мы столько лет боролись. Ради которого положили столько сил… И я не могу поверить, что ты, Мехмет, мог совершить такую ошибку. И, как всегда, мне придется все исправлять, не так ли?

— А что ждало нас в этом будущем? — с горечью произнес Мехмет-паша и развел руками, вызвав ее ошеломление. — Ты стала бы женой великого визиря? Об этом ты мечтала? А ты не думала, Хафса, что у меня могут быть и другие мечты? Вся наша жизнь сводилась к воплощению твоих амбиций, твоих желаний и стремлений! И я, ослепленный обещанными тобой в будущем властью, богатством и всемогуществом, позволял тебе делать с моей жизнью все, что тебе заблагорассудится. Но у меня больше нет желания жить той жизнью, которую ты мне определила. Хватит!

Моргнув от неожиданности, Хафса Султан широко распахнутыми в ошеломлении глазами смотрела на мужа, который впервые за годы их брака повысил на нее голос и в чем-то обвинял.

— И что же, теперь ты намерен умереть как предатель? — надменно осведомилась она.

Выдохнув, Мехмет-паша уже без гнева, но с досадой, разочарованием и болью взглянул на нее.

— Я не знаю… Будь, что будет. Если придется умереть, расплачиваясь за свою ошибку, я это сделаю и сделаю с честью. Возможно, после ты выйдешь замуж за кого-нибудь, кто, в отличие от меня, будет готов быть твоей марионеткой в борьбе за власть, однако я быть ею больше не желаю.

Сказав это, Мехмет-паша развернулся и покинул покои, оставив Хафсу Султан одну в полной растерянности. Ощутив слабость, так как она еще не совсем оправилась, султанша с трудом добралась до ложа и осела на него, не зная, что ей со всем этим делать и как спасти мужа, если он сам этого не желал. Ей казалось, что вся ее жизнь разрушена, а дверь в будущее, о котором она столько лет грезила, навсегда захлопнулась перед ней, и впереди только горе. Если ее мужа казнят, сможет ли она пережить и этот удар судьбы? Совершенно очевидно, что нет. Этот удар станет для нее последним и самым сокрушительным, который уничтожит ее, раздавит, растопчет. Значит, смерти мужа нельзя допустить, но как она могла отвести от него казнь?

Топкапы. Зал заседаний совета.

Не успел венецианский посол покинуть зал заседаний после долгих переговоров на щекотливую тему о восстановлении отношений между Венецией и Османской империей, как вошел ага и, поклонившись восседающему на тахте великому визирю, который выглядел весьма утомленным, произнес:

— Паша, прибыл санджак-бей Эскишехира Давуд-паша. Он ждет вашей аудиенции.

Мгновенно оживившись, Искандер-паша вскинул черноволосую голову и жестом велел пригласить того. Приветственно улыбаясь, он поднялся на ноги навстречу вошедшему в зал заседаний Давуду-паше, который, также ему улыбнувшись, подошел и поклонился.

— Паша.

— Добро пожаловать! Наконец-то ты здесь, Давуд.

Мужчины крепко обнялись, похлопав друг друга по спинам. Отстранившись, Искандер-паша заглянул в лицо старинного друга и про себя отметил, что тот нисколько не изменился за то время, что они не виделись. Давуд-паша был пышущим здоровьем и силой зрелым мужчиной роста чуть выше среднего крепкого телосложения с русыми волосами и мутно-зелеными глазами. Лицо его обладало мужественными чертами, не лишенными притягательности. Красивым мужчиной его нельзя было назвать, но приятным внешне и располагающим к себе — безусловно. По происхождению он был боснийцем, и весь его облик говорил об этом, как, впрочем, и облик самого Искандера-паши, не оставлявший сомнений в том, что он — сын Греции.

— Хвала Аллаху, который все же позволил мне и моей семье живыми добраться до столицы, — с намеком проговорил Давуд-паша.

— О чем ты? — в недоумении спросил насторожившийся Искандер-паша.

— По пути нам преградили дорогу разбойники. Нам чудом удалось выжить. В их намерениях было лишить нас жизней, а не грабить, так что, думаю, это не случайное нападение, паша. Я допросил одного из разбойников, но ничего дельного не узнал. Все, что он сообщил перед тем, как умереть, это то, что их нанял некий Яхья Эфенди, о котором им известно лишь его имя.

Мрачно насупившись, Искандер-паша положил ладонь на плечо друга.

— Я разберусь в этом деле. Виновные будут найдены и понесут наказание. Будь уверен.

Давуд-паша усмехнулся.

— А вам требуется разбирательство, паша? У меня нет врагов. Похоже, кто-то не желал, чтобы я добрался в Стамбул живым, поскольку понимал, что мой призыв в столицу вызван тем, что вы нуждаетесь в поддержке соратников, которых лишились в совете. А кто мог быть обеспокоен вашими действиями по восстановлению своего влияния?

— Мехмет-паша, — процедил великий визирь и сквозь зубы выдохнул. — Знал бы ты, Давуд, что здесь происходит. Он и на меня устроил покушение, благо и оно сорвалось. За это я лишил его всех должностей и поднял вопрос о казни, который решится с возвращением повелителя. Этот паша рассудка лишился! Теперь на нем и вина за покушение на тебя, а ты, между прочим, выбран…

Неожиданно Искандер-паша оборвал себя, словно вспомнив о чем-то, и Давуд-паша нахмурился, не дождавшись продолжения. Неужели его и вправду, как надеялась жена, призвали на службу в совет? Или же его ждет назначение в новый, более крупный и важный санджак?

— Выбран кем?

Со всей очевидностью Искандер-паша не торопился отвечать, поскольку дело, похоже, было деликатным. Приобняв Давуда-пашу за плечи, он повел его к тахте. Они опустились на нее и, подбирая слова, Искандер-паша повернулся к настороженному другу.

— Я неспроста вызвал тебя в столицу, Давуд. Таков был приказ самого повелителя. Я знаю, что, вероятно, ты будешь весьма удивлен причиной, по которой ты оказался здесь, но такова воля нашего падишаха, хотя не скрываю, что именно я посоветовал ему остановить выбор на тебе.

Подобное начало вызвало еще большее напряжение у Давуда-паши. Приказ повелителя? Неужели ему есть дело до судьбы какого-то губернатора весьма мелкой и малозначительной провинции?