— Что известно насчёт матери Элиф?
— Хасан-ага всё разузнал, госпожа. Я получила от него послание как раз перед самым началом праздника, но решила, что не стоит говорить с вами об этом в ташлыке.
— И правильно. Мало ли, кто нас мог подслушать. Что он сообщает?
— Мать Элиф Султан зовут Дильдар-хатун. Она служит в доме семьи Джафера Эфенди — управляет служанками и всей мелкой прислугой. По словам Хасана-аги, она получает хорошее жалованье и пользуется уважением в семье. Живёт, конечно, в самом доме. Трудно будет как-либо воздействовать на неё, а уж тем более забрать оттуда. Семья Джафера Эфенди богатая и знатная. После его смерти его старший сын отныне глава семьи. Он занялся отцовской торговлей.
— Нам и не нужно на неё воздействовать, Альмира. По крайней мере, пока что. Но для того, чтобы Элиф поверила, что судьба её матери в моих руках, потребуется доказать ей это. Если, как ты говоришь, Дильдар-хатун пользуется уважением в доме, скорее всего, ей позволительно покидать его для помощи по хозяйству. Например, ради покупок на рынке. Пусть Хасан-ага дождётся этого момента и подловит её, а после сообщит об этом нам. Тогда я уже сообщу ему, куда лучше будет привести хатун, чтобы показать её Элиф. Она станет моей рабыней! Вот увидишь, Альмира, с её помощью я лишу Карахан Султан всей её поддержки в гареме и сокрушу её. Элиф будет передавать всё, что видит и слышит рядом со своей госпожой, и тогда я буду знать обо всех планах Карахан Султан.
— Уверены ли вы, что она согласится на это? Элиф предана Карахан Султан. Что, если она поведает ей о вашем шантаже?
— Элиф слишком сердечна и подвластна чувствам, — самоуверенно усмехнулась Бахарназ Султан. — В страхе за мать, которую она потеряла и безуспешно искала, она сделает всё. В этом слабость людей, живущих чувствами — они становятся их рабами.
Покои шехзаде Махмуда.
Входя в покои, Фелисия чувствовала волнительное нетерпение, а не страх и унижение, как в прошлый раз. По приказу Радмира-аги рабыни хотели было переодеть её в другое платье, более закрытое и скромное, но Фелисия воспротивилась, пожелав остаться в своём синем платье, в работе над которым потратила столько сил. Улыбаясь, она огляделась и, увидев шехзаде Махмуда сидящим на тахте, поклонилась.
— Шехзаде.
Тот промолчал и только отставив на столик опустошенный после вина кубок обратил к ней тяжёлый взгляд тёмных глаз. Глубоко вдохнув от опалившего её жара, Фелисия, не став дожидаться каких-либо приказов, подошла к тахте и, позволяя себе наконец делать то, о чём отчаянно мечтала столько времени, невесомо скользнула кончиками пальцев по щеке господина.
Шехзаде смотрел на неё снизу-вверх насмешливо и снисходительно, словно наблюдая, что же она будет делать дальше и как далеко осмелится зайти. Этот его взгляд и усмешка на красивом лице смущали, но Фелисия уже поняла, что о скромности ей стоит забыть, если она хочет заинтересовать его, а она многим рискнула, чтобы оказаться здесь — в этих покоях — и не намеревалась упускать скорее всего единственную выпавшую ей возможность изменить свою жизнь.
Не нарушая установившегося молчания, она наклонилась и, взяв смуглую руку шехзаде, потянула его на себя, заставив встать на ноги. Он усмехнулся шире и позволил подвести себя к ложу. Тут уже Фелисия растерялась, ожидавшая, что он перехватит инициативу, но господин лишь насмешливо смотрел на неё с высоты своего роста.
— Ну и что дальше? — с иронией произнёс он. — Куда делась твоя смелость?
Думает, что она испугалась? Ну уж нет. Отбросив страх и волнение, Фелисия решительно подошла к нему и, взявшись за пуговицы на его льняной рубашке, принялась их расстёгивать, с вызовом смотря ему в глаза.
Лёжа в постели на крепкой груди шехзаде, она впервые за всё то время, что провела в гареме, искренне смеялась над его насмешливыми комментариями, которыми сопровождался её рассказ о жизни в гареме. Расслабившись, Фелисия не заметила, как начала жаловаться, но господин, кажется, не раздражался из-за этого.
— Это место подобно аду, — вздохнула Фелисия. — Хотя для вас гарем скорее рай, не так ли?
— Ну, это с какой стороны посмотреть, хатун, — хмыкнул шехзаде.
— Терпеть не могу это обращение, — поморщилась девушка, вызвав у него смешок. — Вы, наверно, сказали так, потому что не смогли вспомнить моего имени. Не мудрено, с таким-то количеством жен и фавориток…
— Почему же, я помню. Хасиба, верно?
— Моё имя — Фелисия, — упрямо проговорила она, нахмурившись. — Радмир-ага говорит, что это имя в прошлом, и я должна забыть его. Но я не хочу забывать, тем более, ради такого имени, как Хасиба, — она произнесла последнее слово таким тоном, словно оно было оскорблением.
Шехзаде снова тихо рассмеялся хриплым гортанным смехом, который отозвался рокотанием в его груди, на которой покоилась голова Фелисии. Она улыбнулась.
— Тебе не нравится это имя? Выбери другое.
— Так можно? — изумилась Фелисия, приподняв голову с его груди и заглянув в его усмехающееся лицо. — Но я не знаю, какие у вас есть имена, чтобы выбрать себе другое. Да и Радмир-ага скажет, что я не могу оставить выбор имени за собой.
— Тогда его выберу я и, когда он так скажет, ответь, что шехзаде выбрал тебе новое имя. Он возражать не станет.
— И как же вы меня назовёте? — в предвкушении улыбнулась Фелисия.
Бирюзовый медальон у неё на груди блеснул в лунном свете, проникающем в покои через окна. Взглянув на её улыбающееся лицо с широко распахнутыми голубыми глазами, светящимися весельем и полными внутренней энергии, он прикоснулся пальцами к её подбородку в ласковом жесте.
— Нуране.
По тому, как уголки её губ приподнялись ещё выше, шехзаде понял, что выбранное им имя ей понравилось, и снисходительно улыбнулся.
— Нуране, — повторила девушка, словно пробуя имя на вкус, и слегка нахмурилась, отчего её лицо приобрело озадаченное выражение. — А что оно значит?
— Озаряющая светом.
— Красиво… А что значит ваше имя?
— Надеюсь, ты не собираешься спрашивать меня о значении имён всех, кого знаешь? — язвительно воскликнул шехзаде.
— Если честно, собиралась, но теперь, так и быть, не стану.
— Премного благодарен, — хмыкнул он и вдруг широко зевнул. — Если ты ещё хоть слово произнесёшь, выставлю за дверь. Близится утро, а ты мне всё покоя не даёшь со своими разговорами.
— Хотите спать? — удивилась теперь уже Нуране и, прикусив губу, стала скользить пальцем вниз по мускулистой груди. — Мне совсем не хочется…
— Неугомонная, — наигранно сокрушённо вздохнул шехзаде и, усмехнувшись, резко повернулся и повалил её, заливисто засмеявшуюся, на подушки. Её густые каштановые волосы тёмным облаком раскинулись по ним.
Утро.
Покои Карахан Султан.
Наступило очередное утро в жизни Карахан Султан, и было оно ясным и совершенно обычным. Приведя себя в порядок с помощью служанок, госпожа, облачённая в сдержанно-простое синее платье и с привычным узлом золотисто-русых волос на затылке, распорядилась о завтраке и решила выйти на террасу, чтобы насладиться свежестью и приятным теплом летнего утра.
Оперевшись о мраморные перила, она глубоко вдохнула напоенный запахом цветущих трав воздух, и её красивое лицо озарилось улыбкой. Позади послышались спешные шаги, которые нарушили её уединение. Обернувшись через плечо, султанша увидела отчего-то бледную и встревоженную Фатьму-калфу, в руках которой был позолоченный футляр для писем.
— Что такое, Фатьма?
— Пришло письмо, госпожа, — с тревогой проговорила та, подойдя к ней и протянув футляр. — Гонец сказал, что от самого повелителя.
— Что?.. — ошеломилась Карахан Султан, мрачно уставившись на футляр. Помедлив, она забрала его. — Оставь меня.
Дождавшись, когда терраса опустеет, султанша, теперь и сама ощутившая тревогу, достала из футляра письмо, развернула бумагу и принялась читать. Закончив, она побледнела и устремила полный страха взгляд в сторону военного лагеря, морем белых палаток лежащего у подножия холма, на котором стоял дворец.