Повиснув вниз головой, Альказ-паша чувствовал нарастающую тупую боль в желудке и тошноту. Последним мгновением, что он запомнил, было мелькание чьих-то ног в тёмном коридоре, по которому его куда-то несли. После он провалился в бессознательность.
К сожалению, из бессознательности ему не посчастливилось вернуться в реальность, и темнота, в которую он провалился от бессилия, забрала его навсегда — в объятия смерти. То, что ему влили силой, оказалось ядом, однако познать мучительную смерть паше не довелось. Он и не понял, что умер. Судьба подарила ему лёгкую смерть, сжалившись над ним, замученным в плену.
Ферхат-паша, стоя над бездыханным телом исхудалого и грязного Альказа-паши, угрюмо вглядывался в его заросшее бородой лицо с заострившимися чертами и впалыми щеками. На лице стояла печать страданий. Было видно, что в последние дни жизни он влачил жалкое существование, что не вписывалось в сочинённую Ферхатом-пашой историю.
— Привести его в порядок, — повернувшись на слуг, велел Ферхат-паша. — Пусть выглядит… не так измученно. Тело положить в постель в моих покоях. Рядом положите кубок со следами того яда, которым вы его напоили. Нужно, чтобы всё выглядело правдоподобно. Переоденьте его. Так, что ещё? Ах да, вот это письмо ты, Азиз, предоставишь повелителю, когда начнётся выяснение обстоятельств смерти, точнее, самоубийства паши. Скажешь, что в тот вечер, наутро после которого вы и обнаружили своего господина мёртвым, он, мрачный и нервный, велел тебе отправить это письмо в Стамбул к его жене Хюррем Султан. Однако ты собирался отправить его утром, так как было уже слишком поздно, а на утро в суматохе со смертью паши забыл о нём. Всё понял?
— Да, паша.
— И ещё. Я всё это время был заточён в темнице и выглядеть должен соответственно, поэтому… сходи на кухню и распорядись, чтобы приготовили какой-нибудь отвар, от которого меня будет воротить. К прибытию повелителя я должен буду выглядеть измученным и болезненным.
— Как прикажете.
— Всё, идите.
Слуги, завернув тело мёртвого Альказа-паша обратно в простынь, вынесли его из покоев. Ферхат-паша подошёл к окну, за которым властвовала ночь. Гроза ушла, но тучи всё ещё закрывали небо густой пеленой, нагнетая чувства обречённости и тоски.
— Да поможет нам Всевышний…
Дворец Хюррем Султан.
Хюррем Султан только поздней ночью забылась сном, сидя в постели в беспокойстве о муже, но неожиданно она резко проснулась, словно кто-то громко крикнул ей прямо в ухо. Задыхаясь от необъяснимой тревоги, она надрывно задышала и вскочила с постели, больно ударившись ступней о ножку кровати. Простонав, она упала обратно в постель и, чувствуя, как боль в ушибленной стопе тает, растерянно уставилась в полог.
Сердце стучало быстро-быстро, словно она только что бежала, и страх крепко сжимал его. Она чувствовала, что случилось что-то страшное. Или же случится… Не в силах объяснить своё состояние, Хюррем Султан спешно поднялась с кровати, прямо в сорочке вышла из покоев и направилась в сторону комнат детей. Зайдя к дочерям, она внимательно вгляделась в их спящие лица и, удостоверившись, что с ними всё в порядке, зашла и в комнату к Мехмету. Он не спал и приподнял голову с подушки, когда она вошла.
— Мама?
— Что, сынок? — дрожащим от беспокойства голосом отозвалась султанша и, пройдя через комнату, села на кровать к сыну и погладила его по тёмным волосам. — Почему ты не спишь?
— Мне приснилось плохое, — удручённо ответил Мехмет.
— Что приснилось? Расскажи мне.
— Мы с папой были где-то в лесу. Просто шли куда-то. И он сказал: «Дальше я пойду один». Я просил его взять меня с собой, но он сказал, что нельзя. Сказал, что я должен вернуться к тебе. И ушёл…
Тревога новой волной накатила на Хюррем Султан и, сглотнув, она обняла сына и прижала его к себе. Это просто дурной сон, а то, что она чувствовала — всего лишь последствие её терзаний и долгого беспокойства за мужа.
— Всё будет хорошо, милый. Скоро папа вернётся… Он обязательно вернётся, и мы будем жить как прежде. Ты, как всегда, будешь каждый вечер ждать его к ужину, да? Папа придёт и будет играть с тобой и твоими сёстрами. Мы снова будем вместе…
Мехмет согласно кивнул, но его глаза уже сонно закрывались и, уложив его на подушку, Хюррем Султан с нежной улыбкой погладила сына по щеке, заставляя саму себя верить в свои слова. Он вернётся. Повелитель же пообещал, что во всём разберётся. Да и он заверил, что не верит в виновность Альказа. Подавляя в себе необъяснимую тревогу, Хюррем Султан вернулась в свои покои и, сев на кровать, поджала под себя ноги и печально уставилась в темноту за окном. Как темнота рассеется к утру, так и горести вскоре покинут их семью.
Комментарий к Глава 22. Обреченные
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на ваши отзывы
========== Глава 23. Игра против правил ==========
Дворец санджак-бея в Трабзоне.
— Да шевелись же ты! — раздражённо воскликнула Элдиз-хатун. — Неумеха, — презрительно добавила она и, пройдя мимо хмурой Фелисии, вышла из мастерской.
Глотая слёзы, Фелисия пыталась зашить дырку на платье какой-то калфы, которое та отдала в швейную мастерскую этим утром с просьбой починить его поскорее. Столь «простое» дело главная швея Элдиз-хатун поручила одной из своих «новеньких» швей, посчитав, что уж с ним-то она справится. Однако, как Фелисия ни старалась, она то и дело колола себе пальцы иголкой, шов получался неровным, так ещё каждый стежок она делала убийственно медленно из-за старательности и отсутствия опыта.
Другие швеи, которые работали в мастерской, за прошедшие дни подругами ей не стали, так как насмехались над ней и злорадствовали. Была фавориткой, а стала швеей. Просить совета у них Фелисия из гордости не намеревалась, потому, сцепив зубы, упорно пыталась сама всему научиться. За работой она забывала о своей печали. Теперь-то все её мечты были разрушены. Похоже, не стать ей султаншей. И, скорее всего, она никогда больше не увидит шехзаде.
Горестно вздохнув, Фелисия, наконец, закончила с платьем калфы и, облегчённо отложив его в сторону, скучающе огляделась. Одна из швей, покосившись на неё, мерзко усмехнулась. Отвернувшись, Фелисия увидела, как в мастерскую вернулась Элдиз-хатун, только уже порядком встревоженная.
— Девочки, работы у нас прибавилось. Бахарназ Султан велела этим вечером устроить праздник в гареме. Рабыни будут танцевать, поэтому нужно как можно скорее сшить несколько танцевальных платьев и ещё несколько переделать. Давайте, за дело!
— А мне что делать? — осторожно спросила Фелисия, подойдя к главной швее, когда все, засуетившись, приступили к работе.
Взглянув на неё, как на надоедливую муху, Элдиз-хатун порылась в пёстрой груде платьев, лежащих на полу, и бросила ей комок переливающейся на свету синей ткани.
— Переделай его. Может, выйдет что-нибудь стоящее, хотя я сомневаюсь. Ну хоть не жалко будет, если испортишь. Всё равно эти платья уже никуда не годятся. Я хотела их выбросить.
Поджав губы, Фелисия вернулась на своё место и, сев за стол, без капли энтузиазма разложила на нём платье. Она было танцевальным, с глубоким вырезом и разрезами на бедрах. К поясу были пришиты блестящие маленькие монетки, которые весело позвякивали. Проведя пальцами по ткани, Фелисия улыбнулась, ощутив её мягкость и прохладу. Это был шелк. Она любила его, как и любила синий цвет. Но платье и вправду выглядело немного несуразным. Если отпороть эти монетки, перешить рукава, похожие на крылья летучей мыши, и сделать разрезы на бёдрах поменьше, оно стало бы очень милым.
Дыхание Фелисии участилось от волнения, вызванного её мыслями. Сегодня в гареме будет праздник и, переделав это платье, она могла бы появиться в нём там. Танцевать, она, конечно, не будет, да и кто её возьмет для танцев — она же теперь швея, но ей хотелось показать всем этим злорадствующим наложницам и фавориткам, а в особенности Дилафруз и Атике, что даже будучи швеей, она красивее их и она, вопреки всему, не сломлена. Может быть… Нет, было глупо надеяться на это, но вдруг и сам шехзаде посетит праздник? Он может заметить её, если она постарается обратить на себя его внимание, и, возможно, захочет снова позвать к себе. Тогда она вернёт себе положение фаворитки. Она сделает всё, чтобы уж на этот раз заинтересовать его.
