— Матушка… — дрожащим от слёз голосом взмолилась Долорес, но вздрогнула, когда рука матери взлетела в воздух, как оказалось, не для удара, а в останавливающем жесте.

— Раз уж взялась, сделала бы всё как следует, но ведь ты спустилась в подземелья с Джеральдом в открытую, назвав причиной ночного визита желание увидеть кузину до того, как её казнят наутро, а вернулась из подземелий одна. Джеральд вывел их из дворца, здесь и гадать нечего, но знай: из Генуи им не уйти! Везде и всюду их ищут и, будь уверена, найдут. Казнь состоится! Жаль, что твоя жертва оказалась напрасной.

— Моя… жертва? — настороженно переспросила Долорес и, видя в обращенном к ней взгляде матери безжалостность, неверяще улыбнулась. — Вы… казните меня?

— Наказание за твой проступок — казнь, но наша кровь слишком ценна, чтобы проливать её, — надменно произнесла Валенсия Серпиенто. — Наказание, что ждёт тебя, даже хуже, чем смерть. Отныне ты лишаешься всех титулов и всего своего имущества. Никогда уже тебе не носить короны! А чтобы ты одумалась и раскаялась, я велю заточить тебя в Красную башню, где ты будешь влачить своё существование в бедности и одиночестве до тех пор, пока я не решу, что с тебя достаточно.

— Прошу вас! — ужаснулась Долорес, схватившись за подол материнского платья. По лицу её струились слёзы, а в голубых глазах горел страх. — Матушка!

— Охрана! — вырвав подол из её рук, крикнула та и, степенно отойдя от рыдающей на полу дочери, вновь встала у окна. Когда гвардейцы вошли в покои, она равнодушно воскликнула: — Заточить её в Красную башню. Всё имущество конфисковать.

Растерявшись, гвардейцы недоуменно переглянулись.

— Что встали?! — яростно процедила королева, обернувшись на них. — Выполняйте приказ, иначе голов лишитесь!

Гвардейцы осторожно подняли рыдающую Долорес с пола.

— Осторожнее, Ваше Высочество, — проговорил гвардеец, когда она споткнулась на пути к дверям и едва не упала.

— Она больше не принцесса, и нет у неё никаких титулов! — отдёрнула его Валенсия Серпиенто, надменно глядя в окно. — А у меня — дочери.

В ужасе и ошеломлении Долорес в последний раз взглянула на гордый силуэт матери и позволила гвардейцам увести себя навстречу собственной погибели. В Красной башне она вряд ли сможет долго протянуть в одиночестве и нужде. Её мир рухнул в одночасье, но зная, что её ждёт, она не жалела о содеянном. Она спасла жизнь Эдже. Возможно, когда-нибудь та сможет вернуть корону, и тогда её жертва всё же не окажется напрасной.

Спустя несколько дней…

Дворец Хафсы Султан.

Пальцы скользнули по гладкой коже впалой щеки. Веки закрыты и недвижимы, а на миловидном лице застыло расслабленное невинное выражение, отчего казалось, что в постели лежит худенькая бледная девочка, которая просто-напросто спит. Мехмед-паша угрюмо вглядывался в лицо жены, стоя над ложем словно в ожидании, когда она, наконец, очнётся.

Как сказала лекарша, роды оказались очень сложными. Они начались раньше срока, к тому же, у Хафсы Султан открылось кровотечение, да ещё, сокрушалась она, пришлось пойти на крайние меры и использовать хирургическое вмешательство, из-за чего Хафса Султан потеряла много крови. Измученная, она потеряла сознание и, спустя дни, так и не пришла в себя. Лекари твердили, что состояние её удручающее. Помочь султанше ничем нельзя, так что остаётся только надеяться и ждать, что со временем её тело оправится, а султанша очнётся. Если же улучшения в ближайшее время не будет, то она умрёт.

Мехмет-паша был ошеломлён столь печальным исходом. Он и предположить не мог, что рождение столь долгожданного для них с женой ребёнка обернется подобным. Несмотря на то, что с женой ему довелось провести не так уж много времени, они с Хафсой Султан сразу же привязались друг к другу. Они были словно две половины одного целого: оба умные, целеустремленные и честолюбивые. Обретя друг друга, они рука об руку шли на пути к власти. А теперь, когда им осталось сделать всего несколько последних, но самых значительных шагов, жена оставила его одного. Мехмет-паша был растерян. Он не отрицал, что во многом именно ей он был обязан и своей должностью, и теми возможностями, которые сейчас перед ним открылись. Жена, пока он был в походах, смогла возобладать огромной властью, сравнимой лишь с могуществом Валиде Султан.

Но паша понимал, что Хафса бы не одобрила того, если бы он горевал, забыв обо всех их делах, поэтому, несмотря на мрачное расположение духа, он не забыл отправить шпионов в Сивас, дабы знать, чем закончится визит туда повелителя, а также велел своим людям устроить ловушку Давуду-паше, что был на пути в столицу. Прибыв в Стамбул, он окажется под защитой Искандера-паши, а уж её-то людям Мехмета-паши не одолеть. И тогда их с женой планы не допустить его свадьбы с Эсмой Султан и, соответственно, его вступления на должность визиря рухнут. Мехмету-паше нужен был союзник в совете, коим должен стать Ферхат-паша, к тому же, нельзя допустить усиления власти Искандера-паши. Сейчас он уязвим, оставшись без сторонников. И этим моментом глупо не воспользоваться. Решив действовать, Мехмет-паша отправил людей на задание, которое, если откроется, приведет его к казни, только он не учёл, в подобных делах спешка опасна, однако рядом с ним не было рассудительной Хафсы Султан, способной напомнить об этом.

Печально вздохнув, он отвернулся от жены и покинул покои. Престарелая Хадижа-калфа шла по коридору ему навстречу, явно обеспокоенная. Она служила ещё у Хюмашах Султан и буквально вырастила Хафсу Султан, оттого крайне тревожилась за её судьбу. В семье она пользовалась огромным доверием, потому именно ей Мехмет-паша поручил заботиться о новорождённой дочери. Она родилась недоношенной и потому слабой. Лекари твердили, что если она сумеет пережить первый месяц, то бояться будет уже нечего, но, судя по состоянию младенца, надежд было мало.

— В чём дело? — тут же насторожился он. — Я велел не оставлять Асхан Султан ни на мгновение.

— Паша, я оставила с султаншей служанку. Ей можно доверять.

— Почему вы здесь?

— Хотела узнать, каково состояние Хафсы Султан.

— Всё по-прежнему, — отведя взгляд, мрачно ответил Мехмет-паша.

Хадижа-калфа скорбно нахмурилась и, помолчав, неуверенно покосилась на пашу.

— Быть может…

— Что? — раздражённо отозвался паша, не дождавшись продолжения фразы.

— Если лекари бессильны, быть может, обратиться к… знахарке. Моя племянница, что живет в Стамбуле, знает одну женщину. Говорят, она творит чудеса. Исцеляет безнадёжно больных.

— Что за глупости? — возмутился Мехмет-паша. — В моём дворце не место для…

— Прошу вас, господин! — отчаянно воскликнула Хадижа-калфа. — Нам дорога любая помощь! Хафса Султан с детства была слабенькая здоровьем. Не поправится она сама… Пусть знахарка попробует помочь ей! Аллах, я не переживу, если госпожа…

Она не договорила, но хмурый Мехмет-паша побледнел, понимая, что она имела в виду.

— Пусть придёт, — процедил он и, обойдя облегчённо выдохнувшую калфу, ушёл, отправившись на государственную службу.

Топкапы. Покои Эмине Султан.

— А ты почему не пошёл с братом в сад? — спросила Эмине Султан, поглядев на сидящего рядом с ней на тахте Сулеймана, который наблюдал за тем, как Айнур играет с длинными золотыми волосами матери, держащей её на руках.

— Осман, как всегда, пойдёт в конюшню, а я не люблю ездить верхом, — недовольно протянул шехзаде. — Да и он постоянно задирает меня!

— А ты нет? — усмехнулась Эмине Султан, снисходительно посмотрев на сына. — Сулейман, когда же вы научитесь ладить друг с другом? Вы же братья!

Шехзаде Сулейман пожал плечами, выдавив виноватую улыбку. Опустив взгляд, он понурился и, поняв, что его что-то гнетёт, Эмине Султан положила дочь в колыбель. Вернувшись на тахту, она села поближе к сыну и обняла его одной рукой за плечи. Мальчик, который был глубоко привязан к матери и обладал более мягким характером, чем брат, который бы не потерпел материнских ласк, считая их постыдными для юноши его возраста, прижался к ней.