Сёстры Серпиенто степенно ушли, и охрана закрыла за ними дверь темницы, которую вновь окутала темнота. Серхат с сожалением взглянув на всё ещё не пришедшую в себя Эдже, осторожно подошёл к ней и положил крепкую ладонь на её плечо.
— Я сожалею, госпожа. Не только о вашей утрате, но и о том, что ничего не могу сделать для того, чтобы спасти вас.
Эдже, по лицу которой лились слёзы, посмотрела на него невменяемым взглядом человека, мир которого рухнул и превратился в руины, оставив после себя лишь горсть пепла.
— Ради чего меня спасать? — мёртвым голосом прошептала она, в котором были лишь безнадежность и бесконечная боль. — Всё кончено.
Мужчина угрюмо нахмурился, но промолчал, так как сказать ему было нечего. Он знал, что и его завтра утром казнят, но мужественно принимал этот факт. Он сам сделал этот выбор, решив быть рядом с госпожой. Поклялся посвятить ей свою жизнь и верно служить, отчего считал своим долгом разделить с ней её участь.
— Присядьте, — с ноткой заботы проговорил он и помог своей низвергнутой королеве опуститься на его плащ, постеленный на каменном полу темницы.
Эдже вяло опустилась на плащ и, подобно ребёнку, прижала колени к груди и положила на них голову. Ей хотелось сжаться в комок в попытке закрыться от жестокого мира и спрятаться от смерти, ждущей её на рассвете. Теперь, когда она узнала о том, что Артаферн мёртв, ей было всё равно, что её ждёт. Смерть так смерть. Наверное, она даже рада этому. Это как избавление. Жить в мире, в котором она потеряла всё, в том числе и его, казалось ей бессмысленным.
Прошло достаточно времени с момента визита сестёр Серпиенто, и это означало, что, скорее всего, наступила ночь, но, несмотря на поздний час, тишину неожиданно разрезал звук открывающегося засова. Серхат, который без сна сидел и мрачно раздумывал о своей жизни, что вот-вот оборвётся, изумлённо повернулся к двери, а Эдже, задремавшая, сонно приподняла голову с его плеча. В темноте они настороженно переглянулись.
Они поднялись на ноги. Эдже привычно схватилась за локоть Серхата, ища в нём защиту, когда железная дверь распахнулась, и в проёме показались две фигуры. Эдже недоуменно нахмурилась, увидев обрисовавшееся в свете факела обеспокоенное красивое лицо… Долорес Серпиенто. Она была облачена в плащ и выглядела крайне встревоженной. С ней был гвардеец, который, насколько помнила Эдже, был личным охранником принцессы.
— Долорес? — растерянно воскликнула Эдже.
Та спешно подошла к ней и заключила в объятия, но тут же отстранилась и со слезами на глазах вгляделась в её лицо.
— Что ты здесь делаешь?! — придя в себя, возмутилась Эдже. — Если кто-то узнает, что вы были здесь, вас ждёт серьёзное наказание! Джеральда и вовсе казнят! — она тревожно посмотрела на гвардейца.
Серхат настороженно наблюдал за происходящим. Он не был глупцом, и потому сразу смог распознать в этой красивой золотоволосой девушке с голубыми глазами дочь одной из сестёр Серпиенто — той, которая была постарше. Значит, она была кузиной его госпожи.
— Времени мало, — дрожащим голосом воскликнула Долорес и, нырнув рукой под плащ, достала простой кинжал, посмотрев на который, Эдже явно узнала его и ошеломилась. — Но я должна рассказать тебе, поэтому слушай и не перебивай. Артаферн жив! Он проиграл сражение, и его тоже заточили в темницу. Матушка и Каролина сначала хотели его казнить, но матушка вдруг передумала и куда-то отправила его с небольшим гвардейским отрядом. Я не знаю, куда и зачем. Они отплыли на корабле несколько месяцев назад. Перед отъездом Артаферн передал мне этот кинжал, взяв с меня обещание, что я сохраню его и, если смогу, передам тебе.
— Жив?.. — с яркой надеждой переспросила Эдже и, счастливо улыбнувшись, резко обняла Долорес. — Слава Богу!
— Вам нужно спешить! — отстранившись, испуганно проговорила принцесса и, впервые посмотрев на Серхата, смущённо моргнула и умолкла.
— Долорес? — окликнула её Эдже, пряча кинжал Артаферна за пояс брюк, и та опомнилась.
— Джеральд поможет вам выбраться из дворца. Вы должны немедленно покинуть Геную! Нельзя оставаться здесь, иначе казни тебе не избежать.
— Если они узнают, что ты помогла мне сбежать… — мрачно проговорила Эдже, нежно положив ладонь на её щёку.
— Не узнают, — выдавив улыбку, заверила её Долорес и, напоследок обняв кузину, достала из-под плаща мешочек, в котором что-то красноречиво звенело. — На первое время.
— Благодарю, — со слезами на глазах проговорила Эдже и, передав золото Серхату, спешно вышла из темницы в коридор подземелья. — Джеральд, веди!
Серхат, выходя из темницы следом за Эдже, случайно задел плечом принцессу, и она вскинула на него взгляд чистых голубых глаз. На мгновение они замерли, смотря друг на друга — Долорес в смятении и в девичьем смущении, а Серхат с мрачной признательностью. Но момент прошёл и, отвернувшись, Серхат направился вслед Эдже и гвардейцу, а Долорес, несколько секунд посмотрев им в спины, тревожно огляделась и, закутавшись в плащ, побежала прочь из подземелья, не в силах стереть из памяти тяжёлый пронзительный взгляд тёмных глаз.
Вечер.
Топкапы. Покои шехзаде Мурада.
Хмурясь, шехзаде Мурад стоял у одного из окон своих покоев и задумчиво вглядывался в него, лицезрея бескрайнее тёмное небо, на котором робко мерцали звёзды, то и дело исчезая за проплывающими облаками. Что-то неприятно томилось у него в груди, но он упрямо игнорировал это чувство.
Со стороны ложа раздался шорох и последовавший за ним сонный женский голос:
— Шехзаде? Что-то произошло?
Неохотно обернувшись, Мурад посмотрел на проснувшуюся девушку, сидящую в его постели и стыдливо прикрывающую простыней наготу. Спутанные светлые волосы обрамляли её милое лицо с простой красотой, по-девичьи нежной. Голубые глаза полнились искренним беспокойством и словно бы обожанием. До чего же Мурада это раздражало…
Она целиком принадлежала ему, готова выполнить любой его приказ и жадно искала его взглядов, а всё, что он чувствует — безразличие. В груди у него было пусто и тихо — так, словно всё окаменело. У него целый гарем таких же красивых и покорных рабынь, как эта — кажется, её зовут Асиль? — но сердце его отчаянно рвалось к совершенно равнодушной к нему девушке-служанке, и его любовь, о которой грезил весь его гарем, ей была не нужна, как и он сам — он, шехзаде, будущий правитель мира. Данный факт повергал его в ошеломление и уныние. Казалось ужасающей несправедливостью то, что он любил, несмотря ни на что, а его, при его-то положении, нет.
— Всё в порядке, — сухо ответил он. — Спи.
— А вы? — с заботой спросила наложница.
— Пойду подышу свежим воздухом, — желая остаться один, Мурад поспешно вышел на террасу и с облегчённым выдохом затворил за собой двери.
Ассель растерянно уставилась на закрывшиеся за шехзаде двери террасы и нахмурилась. Он выглядел подавленным и, что было болезненно осознавать, равнодушным. Идя в его покои этим вечером, она трепетала от счастья и не менее счастливой была, когда, наконец, смогла заглянуть в его тёмные глаза, зная, что уж на этот раз они смотрят на неё одну. Ей казалось, что она потеряет сознание, когда руки шехзаде коснулись сначала её лица, после шеи и плеч. Она заснула на его тёплом плече, опьянённая радостью, и душа её пела в груди, а, проснувшись, она увидела только холод в его взгляде, и пелена счастья спала.
Опечаленная, Ассель откинулась на подушки и, тихо всхлипнув, заплакала. Он думает о ней. Наверное, он хотел бы, чтобы вместо неё этой ночью с ним была Дафна. Мысли, полные гнева, обиды и ревности, зароились в её голове. Вот, она здесь, в его покоях и в его постели, как и мечтала. И будет здесь ещё не раз, ведь у неё есть поддержка Филиз Султан. Но в его мыслях была одна лишь Дафна.
Она поспешно стёрла слёзы с щек, когда двери террасы тихо отворились, и притворилась спящей. Шаги затихли у ложа и, помедлив, шехзаде лёг рядом с ней, вздохнул и замер. Легонько повернув к нему голову, Ассель приоткрыла глаза и с тоской посмотрела на его красивый профиль. Глаза шехзаде были открыты и, пустые и мрачные, смотрели в потолок. Он и сейчас думал о Дафне, она не сомневалась.