Когда неожиданно умерла её единокровная сестра Зеррин Султан, а муж той Али-паша отправился в военный поход, зная, что из-за своих старости и болезней не вернётся, их дочь Нергисшах Султан осталась одна — маленькая испуганная девочка в огромном безжалостном мире. И Фатьма Султан, сжалившись над ней, со всем своим нереализованным материнским инстинктом, отчаянно искавшим применения, окружила её заботой. Она забрала племянницу с собой в Эдирне и научила её радоваться, как и она, дикой, но прекрасной природе, покою и тихому течению жизни.
Нергисшах Султан родилась похожей на отца и, к сожалению, не унаследовала яркой и необычной красоты матери и бабушки. Её волосы не полыхали огнём, а глаза не имели синий цвет, напоминающий о море. Она пошла в отца, родившись с тёмными волосами и карими глазами, большими и красивыми. Характер она, уже не к сожалению, а к счастью, также взяла отцовский — мягкий, спокойный и тёплый.
Каждый, кто взглянул бы на Фатьму Султан и Нергисшах, с улыбками копошащихся в земле в саду или мирно вышивающих, непременно подумал бы, что они — мать и дочь — так они были похожи. Нергисшах хотя и помнила мать Зеррин Султан, тянулась к Фатьме Султан, дарившей ей любовь и заботу, которых не получала от родной матери. Но её память об отце не остывала. Нергисшах то и дело спрашивала о нём и печалилась, так как давным-давно не получала ответов на свои письма к отцу, в которых, как и обещала ему, рассказывала о своей жизни.
Фатьма Султан прекрасно знала о том, что Али-паша умер в военном походе, и его тело просто выбросили за борт, дабы избежать распространения болезней в войске. Но сказать об этом девочке было выше её сил. Тем, о чём она сообщила, было заверение, что ждать писем не нужно, так как Али-паша умер — умер как герой в пылу сражения, и похоронили его со всеми почестями, воздав хвалу его смелости. Нергисшах несколько дней не покидала постель, плача и тоскуя, но медленно ожила и вернулась к прежней жизни, хотя теперь в её карих глазах осел осадок совершенно не детской печальной мудрости.
В это утро они привычно прогуливались по берегу озера. Охрана следовала за ними немного поодаль. С мягкой полуулбыкой Фатьма Султан тёплым взглядом касалась рябой от порывов ветерка поверхности озера, сверкающей в солнечном свете. Нергисшах шла рядом, смотря себе под ноги. На обеих были простые платья из парчи бежевого цвета и ни одного украшения.
— Что, милая? — повернувшись к ней, заботливо спросила Фатьма Султан, когда девочка удручённо вздохнула.
— Я подумала… — нерешительно заговорила Нергисшах и, помедлив, вопросительно взглянула на неё. — Мы всегда будем жить здесь вот так, вдвоём?
— А ты хотела бы, чтобы с нами жил кто-то ещё? — добродушно усмехнулась Фатьма Султан, приобняв её за плечи в оберегающем жесте.
— Иногда я думаю о Стамбуле, о нашем дворце, где жили я, мама и папа… Так хочется… ну, я не знаю, снова увидеть всё это.
— Нет, Нергисшах, — перестав улыбаться, серьёзно ответила ей тётя, но её взгляд оставался мягким. — Ты не будешь жить здесь всегда. В своё время ты вернешься в Стамбул, — она умолчала о том, что станет поводом для этого. Однажды династия задумается о судьбе Нергисшах, стоит ей подрасти, и выдаст её замуж, не учитывая её желаний. Такова судьба всех султанш по рождению. — В столице нет места добру и чистоте, которых ты полна, но, возможно, ты сможешь вопреки всему обрести счастье. Пусть ничто не омрачит и не озлобит твоё сердце. Я бы этого очень хотела…
Последние её слова прозвучали с горечью, но Фатьма Султан действительно желала племяннице лучшей жизни, нежели у неё. Она сама не была счастлива, но и несчастной её нельзя было назвать. Султанша жила на грани скуки и спокойствия, не имея никаких иных целей в жизни, кроме как вырастить Нергисшах в любви и ласке и помочь ей обрести более счастливую судьбу, чем та, которая досталась ей.
Дворец Хюррем Султан.
До сих пор Хюррем Султан находилась в неведении относительно положения мужа. Новостей от него всё ещё не было. Султанша тщетно пыталась что-либо разузнать. Она была не на шутку встревожена и обеспокоена, потому, как и обещала, приняла решение отправиться в Сивас. Несмотря на все уговоры и мольбы сестры Гевхерхан Султан, увещевавшей её, что с Альказом-пашой не могло случиться ничего плохого, Хюррем Султан этим утром отдала слугам приказ собрать её вещи.
— Хюррем, — хмурясь, проговорила Гевхерхан Султан и, подойдя к сестре, с мрачным видом стоявшей у окна в своих покоях, положила ладонь ей на плечо. — Что-то мне тревожно. Может, не стоит тебе ехать? Подождём ещё… Уверена, вскоре…
— Я больше не буду ждать! — гневно процедила Хюррем Султан и, дёрнувшись, скинула с плеча её руку. — Мой муж пропал! Он в беде, и я должна помочь ему.
— Откуда ты знаешь, что он попал в беду? — беспомощно спросила Гевхерхан Султан.
— Я это чувствую.
— Даже если окажется, что ты права, и Альказ действительно попал в беду, что ты сможешь сделать там, в Сивасе? Я беспокоюсь за тебя. А если что-то случится? Тем более, ты оставишь детей одних?
— Я оставлю их с тобой и, уверена, с ними ничего не случится, — решительно ответила Хюррем Султан. — Живите с Фюлане и Искандером в нашем дворце столько, сколько пожелаете.
— Может, нам поговорить с повелителем? Уж ему-то должно быть что-то известно о происходящем в Сивасе.
— Не смеши меня! — раздражённо воскликнула Хюррем Султан. — Даже он под властью Хафсы. Что она ему нашёптывает, тому он и верит. Ты слышала? Стоило ей пожелать, как объявили об отправлении в санджак шехзаде Мурада и о свадьбе Эсмы Султан. Филиз Султан сослана, а Эмине Султан, как я слышала, теперь отлучена от повелителя, и всё потому, что Хафсе это выгодно. Она хочет одна властвовать в Топкапы. Клянусь, такого никогда не было! Даже наша валиде вела себя скромнее и порядочнее. Эта женщина словно дьявол! И произошедшее с Альказом её рук дело, я не сомневаюсь. Если он пострадает, я заставлю её пожалеть о том, что на свет родилась!
Гевхерхан Султан промолчала, поджав губы, потому как поняла, что спорить бесполезно. Если сестра что-то для себя решила, её трудно было переубедить.
— Валиде, — в покои спешно вошла Фюлане Султан, и её лицо выражало тревогу и волнение. — Госпожа.
— Что? — шагнула к ней в напряжении Хюррем Султан. — Вести от Альказа?
— Нет, — нервно сглотнув, ответила Фюлане Султан. — Искандер вернулся из Топкапы. Он узнал, что происходит в Сивасе и, я думаю, вам лучше самой это услышать.
Тревожно переглянувшись с сестрой, Хюррем Султан поспешила в холл, где прежде стоявший у окна хмурый Искандер, заметив её, поспешил навстречу и, мельком переглянувшись с матерью через плечо Хюррем Султан, беспокойно посмотрел на тётю.
— Что? — напряжённо спросила та, вглядываясь в его лицо, словно ища в нём ответ. — Что ты узнал?
— Утром повелитель катался верхом, и он был в конюшне, когда хранитель султанских покоев Ферхат-ага пришёл с письмом из Трабзона. Я был всему свидетелем. Его написала Карахан Султан, мать шехзаде Махмуда, брата повелителя, который управляет Трабзоном. В письме она сообщила о том, что… — Искандер запнулся, но заставил себя продолжать: — В общем, по её словам Альказ-паша… поднял восстание. Волна мятежей и недовольства, всколыхнувшая Анатолию, якобы была пущена им самим и, приехав в Сивас, паша объявил Анатолию новым государством, себя его ханом, а Сивас — его столицей. Сообщается также, что бейлербей Анатолии Ферхат-паша был заточён им в темницу.
Ошеломлённо выдохнув, Хюррем Султан заморгала, не в силах поверить в услышанное, и оперлась на руку подошедшей к ней Гевхерхан Султан, которая хмуро взглянула на сына.
— Что ты говоришь, Искандер? Быть того не может! Разве мог Альказ-паша совершить подобное? Да к тому же, нельзя верить словам этой предательницы.
— По всему, это правда, — мрачно ответил юноша. — Повелитель был разгневан письмом Карахан Султан, но он не желал верить ей. Он хотел было отправиться в Топкапы, чтобы всё выяснить, но пришла сама Хафса Султан. Они отошли в сторону и разговаривали. Судя по тому, что сказал повелитель, а сказал он: «Он поплатится жизнью за своё предательство», султанша подтвердила обвинения против Альказа-паши.