Фелисия стала объектом ненависти не только со стороны бывших подруг, но и со стороны не менее озлобленной Атике-хатун, которая была её соседкой по комнате и по-прежнему обожала злобно подшучивать над ней, высмеивая внешность и мечты Фелисии.

Теперь, когда шехзаде Махмуд вернулся, три его фаворитки, жаждущие вновь обратить на себя его внимание и тем самым утереть нос соперницам, замерли в ожидании того, кого же он выберет и позовёт к себе, но одну ночь сменяла другая, а шехзаде предпочитал фавориткам жён.

Разумеется, в первую после прибытия ночь он позвал Бахарназ Султан, и никто не был удивлён этим. Чего нельзя было сказать о следующей ночи, которая принадлежала Элиф Султан. Господин редко звал её, но она родила ему двоих детей и, чего нельзя было отрицать, всё-таки смогла сохранить его пусть и не сильный, но хотя бы какой-то интерес к себе. Бахарназ Султан негодовала от ревности и страха за свою власть, а Карахан Султан ликовала, так как всегда желала, чтобы её любимица смогла потеснить эту зазнавшуюся, по её мнению, фаворитку, возомнившую себя чуть ли не Хасеки Султан.

Следующие ночи, вплоть до настоящего времени, шехзаде неожиданно проводил в одиночестве. Видимо, сильно уставал от изнурительных тренировок в военном лагере и от бесконечных забот о нём. Беспокоясь за сына, желая помочь ему расслабиться и забыться от дел военного лагеря, Карахан Султан велела Радмиру-аге и Фатьме-калфе подготовить для этой ночи свою нынешнюю избранницу среди фавориток Дилафруз-хатун.

Узнав об этом за завтраком, Дилафруз счастливо заулыбалась и, обернувшись на сидящую за другим столиком Фелисию, обратила к ней торжествующий взгляд. Никак не показав своих чувств, а именно разочарования, досады и ревности, Фелисия спокойно выдержала её взгляд, а когда Дилафруз отвернулась, выдохнула. Анна, сидящая рядом, сочувственно нахмурилась.

— Не обращай внимания, — мягко посоветовала она.

— Не обращать внимания?! — возмущённым шёпотом переспросила Фелисия и, покосившись на сидящих за их столиком двух других наложниц, заинтересованно подслушивающих их разговор, решительно поднялась на ноги. — Идём в комнату.

Войдя в комнату, Фелисия порадовалась тому, что Атике ещё в ташлыке, завтракает. Анна, с белой завистью оглядевшись в комнате фавориток, где ей, похоже, никогда не доведётся жить, села на кровать Фелисии и беспокойно посмотрела на подругу. Та, сложив руки на груди, пылала от негодования.

— И почему Карахан Султан выбрала её? Ей, наверно, нравится, как Дилафруз перед ней чуть ли не на коленях ползает, вымаливая хальвет!

— Конечно, она выбрала её, ведь султанша полностью её контролирует. К тому же, ты знаешь, как… — Анна запнулась, поймав на себе раздражённый взгляд Фелисии. — Как Карахан Султан к тебе относится.

— Хочешь сказать, она не считает меня привлекательной и достойной внимания её сына?

— Да, примерно это я и имела в виду, — неловко заключила Анна, но спохватилась, увидев обиду в глазах подруги, и поспешила добавить: — Я так не считаю, Лис! Ты же знаешь. Просто… Ты милая и симпатичная, и я не знаю, почему Карахан Султан сказала во время вашего разговора, что ты не красавица и что она не была удивлена, когда шехзаде поутру сразу же выставил тебя и так больше и не позвал.

— Анна! — возмутилась Фелисия, и та смущённо умолкла. — Иногда мне кажется, что ты рада моей неудаче и тому, что всё так случилось.

— Вовсе нет. Я всей душой за тебя. Но ты не можешь не сознавать, что в этом гареме, где так много султанш и фавориток, очень сложно… возвыситься, как ты того хочешь. Ты только оглянись! Каждая из этих бесчисленных девушек мечтает стать фавориткой, влюбить в себя шехзаде и родить ему детей, тем самым став султаншей. Разве возможно одолеть их всех? Послушай меня, Фелисия, успокойся. То, чего ты хочешь, невозможно. Есть Карахан Султан, которая уже сейчас против тебя, есть Бахарназ Султан и, как бы ты не мечтала занять её место, этого не случится, потому что…

— Почему? — холодно спросила Фелисия, не дождавшись продолжения. — Хочешь сказать, что она сильнее, умнее, красивее? Я это и без тебя знаю, Анна. Как знаю и то, что у меня большая конкуренция и множество преград на пути. Но знаешь что? Я не позволю всему этому снова сломать меня. Довольно! Они все заставили меня почувствовать себя сломленной, убогой, никому не нужной и униженной. И не только здесь! Вспомни нашу жизнь до гарема. Ты, похоже, забыла, а вот я помню всё. Как наш корабль захватили и как пираты похитили меня, взяв в рабство, а мою мать заперли в трюме корабля и тем самым обрекли её на полную мук смерть в одиночестве и голоде без надежды на спасение. Помню, как мы жили в грязном трюме пиратского корабля, спали прямо на полу и ели их мерзкое варево. Как они хлестали нас кнутами и убивали за попытки спастись. Наш с тобой побег, смерть Берка на наших глазах, который пытался спасти меня из рабства и ради этого рискнул всем. Как те славянки издевались надо мной и обрезали мои волосы. А потом путь до Трабзона в тесной зловонной тележке, в которой нас везли, словно каких-то безвольных зверей на продажу. Я прошла через всё это не для того, чтобы сейчас сдаться и опустить руки в страхе перед какими-то гаремными наложницами. После всего, что я пережила, они мне уже не страшны.

Выдохнув после своей эмоциональной речи, Фелисия бессильно опустилась на кровать рядом с Анной, которая смотрела на неё с пониманием и сочувствием.

— Пойми, Анна, я устала быть никем, пресмыкаться, жить в нужде, в рабстве. Я решила бороться за себя, за право жить так, как хочу. Я желаю быть самой себе хозяйкой и, наконец, поставить на место всех тех, кто издевался надо мной и унижал. Сам шехзаде, принц — ты слышишь? — принц живёт здесь. И я могу стать его женой, пусть и одной из многих, но первой среди них — даже лучше и сильнее, чем Бахарназ Султан. Ты будешь рядом со мной и поможешь мне? Пообещай.

— Да поможет тебе Бог… — сокрушённо выдохнула Анна, покачав русоволосой головой, и улыбнулась. — Конечно, я буду рядом. Но что ты собираешься делать? Я не понимаю. Карахан Султан никогда не отправит тебя к шехзаде, а он сам, ты уж прости, не горит желанием снова звать тебя к себе. Этой ночью к нему идёт Дилафруз, да и вообще, у тебя столько соперниц! И среди них не кто-нибудь, а султанши, родившие шехзаде. Мне всё, чего ты желаешь, кажется невозможным, как бы я не хотела того, чтобы твои мечты осуществились.

Фелисия, нахмурившись, задумалась над её словами. Ей вспомнились слова матери, которые та произнесла, когда они в мире и покое жили во Дворце Дожей в процветающей и ещё не разрушенной войной Венеции. Война длилась только четвёртый год и ещё не коснулась самой Венеции, поскольку велась где-то далеко на морских просторах. Это был тёплый летний вечер. Сквозь открытые окна в опочивальню проникал солоноватый влажный аромат из каналов. Они были в её комнате: сидели в бархатных креслах возле горящего камина, в котором потрескивали поленья. Матушка вышивала — она была умелой и талантливой рукодельницей — и терпеливо отвечала на вопросы любопытной дочери, которая вдруг заинтересовалась тем, как её отец стал дожем.

Марино Гримани был выходцем из богатой и знатной венецианской семьи, являлся человеком умным и честолюбивым и быстро построил головокружительную карьеру, став самим советником дожа. В народе и окружении его любили, ибо он умел задобрить людей своим богатством и обладал талантом всегда и в любой ситуации находить нужные слова, способные расположить к нему. Но ему пришлось долго ждать своего часа, участвуя во дворцовых интригах в попытках не только сохранить, но и приумножить богатство и власть. Только в возрасте 62 лет всенародный любимец стал дожем. Венеция долго и радостно праздновала сие событие, как и немногим позже коронацию его жены сеньоры Морозины, ставшей догарессой. Беззаботное и праздное течение жизней венецианцев разрушила начавшаяся война с Генуей, в которую вскоре вмешалась и Османская империя, но сеньора Морозина в разговорах с дочерью не упоминала войну, чтобы не пугать её.