— Ты прав. Я должен её отпустить. Только кому я могу доверить дочь, Искандер? Хафса предложила сыграть свадьбу в течение месяца, в который будет идти подготовка к отъезду Мурада, то есть сыграть сразу два празднества, чтобы Мурад и Филиз смогли побывать на свадьбе Эсмы и спокойно уехать в Манису. Но у меня даже нет достойных кандидатов на руку моей дочери.
Искандер-паша нахмурился, погрузившись в раздумья, и, поколебавшись, произнес:
— Смею ли я предложить вам кандидатуру моего старого друга, с которым вы когда-то нас заметили и приблизили к себе в прошлом военном походе? Вы назначили его мирахуром по возвращении в столицу, а после я пожаловал ему должность санджак-бея Эскишехира. Давуд-паша.
— Давуд… — задумчиво протянул султан Баязид, погладив бороду. — Он наш ровесник, не так ли?
— Немногим старше, повелитель. Ему тридцать девять лет. Внешне он неплох, ещё полон сил и здоровья, да и я обещал ему место в Совете Дивана, которое, он, несомненно, заслуживает. Так Эсма Султан всегда будет рядом с вами, в столице.
— Но он же женат, если не ошибаюсь. А что насчёт детей? У него они есть? Я что-то запамятовал…
— Есть дочь от первого брака. Она чуть старше Эсмы Султан. После смерти её матери Давуд женился снова, но детей в этом браке нет. Если вы соблаговолите отдать ему в жёны Эсму Султан, он, разумеется, тут же разведётся. Насколько я знаю, у него со второй женой… не ладится.
— Не знаю, — выдохнул султан Баязид, снедаемый сомнениями. — Но, наверное, ты прав. Лучше соединить жизнь дочери с человеком, в котором уверен и которого хорошо знаешь. Давуд-паша хороший человек, храбрый воин и ценный государственный деятель. Искандер, вот что: вызови его в столицу. А там посмотрим… Впрочем, иных кандидатур всё равно нет, да и вряд ли найдётся более подходящий человек, за которого и ты, и я могли бы поручиться.
— Как прикажете, повелитель.
— А ты сам-то о жене не забыл? — усмехнулся тот, вальяжно откинувшись на спинку дивана и закинув на неё руку. — Время позднее, молодая красавица-жена ждёт дома, а ты ещё здесь.
— Было много работы, — напрягшись, уклончиво ответил Искандер-паша. — Но вы правы, уже поздно. Поеду домой.
— Ступай, — кивнул падишах и, проводив взглядом поклонившегося и ушедшего друга, позвал Ферхата-агу. Когда тот явился, он с ленивой улыбкой произнёс: — Пусть придёт Бельгин-хатун.
— Как вам будет угодно, господин.
Спустя некоторое время…
Топкапы. Гарем.
Трепеща от волнения и нетерпения, Бельгин, наряженная в нежно-розовое платье и благоухающая розовым маслом, в сопровождении Идриса-аги, Айнель-калфы и нескольких евнухов (как объяснил Идрис-ага, столько людей её сопровождало для обеспечения безопасности) шествовала по золотому пути, оставив изнывающий от зависти гарем позади.
Они вышли-из-за угла почти к самым дверям султанских покоев, но вся процессия замерла, когда заметила стоявшую здесь Эмине Султан вместе со служанкой Элмаз-хатун. Очевидно, они поджидали их, прознав о хальвете. Султанша — высокая, статная и красивая — казалась безупречной богиней с длинными золотыми волосами и с яркими зелёными глазами в своём пышном зелёном платье и золотых драгоценностях с изумрудами. Те же изумруды сверкали в её высокой диадеме, венчающей изысканную причёску. Её прекрасный облик портили только тени усталости под глазами и в целом изнеможённый вид.
Взгляд Эмине Султан с полыхающей ненавистью впился в растерявшуюся Бельгин, которая от этого натужно сглотнула. Идрис-ага, напрягшись, выступил вперёд и поклонился.
— Султанша. Прошу, не мешайте нам, иначе об этом узнают и Хафса Султан, и повелитель.
— Умолкни, — даже не посмотрев на него, процедила Эмине Султан и под напряжёнными взглядами медленно подошла к Бельгин и критично её осмотрела с превосходством во взгляде. — Любопытно… И это вы хотите противопоставить мне? Даже смешно… — она усмехнулась, но её глаза остались серьёзными и озлобленными. Вопреки словам, в них полыхало пламя негодования и ревности. — Маленькая наивная рабыня, — Идрис-ага неосознанно сделал шаг по направлению к Бельгин, когда пальцы Эмине Султан сжали подбородок напуганной девушки и силой приподняли его. — Послушай меня и запомни раз и навсегда: повелитель принадлежит мне, и он любит меня, что бы не происходило. Хафса Султан может отправлять в покои султана хоть сотни наложниц. И пусть не надеется, что я стану терпеть это. Я раздавлю каждую, и ты будешь первой. Слышала? Я раздавлю тебя!
— Госпожа, — напряжённо проговорил Идрис-ага и, взяв под локоть Бельгин, которая, к его облегчению, промолчала, подтолкнул её вперед к дверям покоев султана, а сам как бы закрыл её собой от Эмине Султан. — Доброй вам ночи, — и, поклонившись, он последовал за наложницей. Айнель-калфа и евнухи, повторив его действие, поспешили за ним.
Смотря им вслед взглядом, полным бессилия, боли и ревности, Эмине Султан позволила Элмаз, которая шептала ей что-то успокаивающее, увести её. Султанша не помнила, как оказалась в своих покоях, но как только двери за её спиной захлопнулись, она медленно осела на пол, и, не обращая внимания на попытки Элмаз поднять её, разрыдалась в голос, сотрясаясь всем телом. Султанша, бывшая в глазах окружающих прекрасной богиней красоты и очарования, пала, сломленная ревностью к простой девушке-рабыне.
Отверженная, причём, совершенно несправедливо, она была вынуждена наблюдать за тем, как любимый мужчина уже не в наказание ей, а по собственному желанию звал к себе другую женщину. И сердце разрывалось не только из-за этого, но и из-за страха. Она была моложе, свежее и всё-таки, несмотря на простоту, было в ней что-то притягательное, оттого Эмине Султан так разозлилась. Ей стало страшно, что эта рабыня действительно сможет забрать у неё султана и её любовь.
От её рыданий проснулась Айнур, и в покоях раздался другой плач — детский. Элмаз убежала за успокаивающим отваром, испугавшись её истерики, поэтому Эмине Султан, с трудом взяв себя в руки, заставила себя подняться с пола и, подойдя к колыбели, взяла плачущую дочь на руки. Она склонила над ней лицо и улыбнулась сквозь слёзы, одна из которых упала малышке на щёку. Разноцветные — зелёный и голубой — глаза обратились к ней с неожиданной осмысленностью, и Айнур затихла на руках у матери.
— Всё будет хорошо, — скорее самой себе пообещала Эмине Султан, баюкая дочь. — Вот увидишь, Айнур. Твоя мама не сдастся и избавится от всех, кто причиняет ей страдания.
Комментарий к Глава 19. Разум и чувства
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на ваши отзывы.
========== Глава 20. Решимость ==========
Дворец санджак-бея в Трабзоне.
Одичавший сад полнился бурно цветущей зеленью, а на ясном небе ярко светило летнее солнце, которое пекло уже сейчас — в утренние часы. В воздухе витал приятный аромат цветения и, с наслаждением вдыхая его, Карахан Султан стояла на террасе. Солнечные лучи касались её волос, и в них они отливали золотом. Её лицо с правильными и тонкими чертами, несмотря на уходящие годы, оставалось по-прежнему красивым. Только теперь во взгляде и в скорбном изгибе губ чувствовалась горечь.
Взгляд зелёных глаз пробежался по бесконечным рядам белых палаток военного лагеря, расположившегося под холмом, на котором стоял дворец. Лихорадка, оказавшаяся тифом, пару месяцев назад угасла, забрав сотни жизней, но, благо, обойдя дворец и его обитателей. Меры, принятые Карахан Султан, возымели действие. Сейчас, уже не опасаясь угрозы заражения тифом, шехзаде Махмуд большую часть своего времени проводил в военном лагере, находясь там в своей стихии. Он изнурял себя бесконечными тренировками и пытался организовать своё войско, теперь уже взявшись самостоятельно за контроль над ним.
Неделю назад он вернулся из длительной поездки в Сивас, который из-за своего соседства с Трабзоном нёс в себе угрозу распространения волнений и мятежей, разрывающих его. Ферхат-паша, бейлербей Анатолии, прибывший из столицы в Сивас, чтобы наладить обстановку, самостоятельно не справился с этим и был вынужден призвать из столицы Альказа-пашу, на то время бывшего регентом престола. Но прибытие последнего только усугубило ситуацию, а, как позже выяснил Ферхат-паша, именно этого Альказ-паша и добивался, поскольку волна мятежей, прокатившаяся во всей Анатолии, была спровоцирована им. Прибыв в Сивас, Альказ-паша отдал приказ заключить в темницу Ферхата-пашу, а сам обосновался во дворце санджак-бея и объявил себя ханом нового государства Анатолия, а Сивас — его столицей.
