— Посмотри, Тео, какая хорошенькая. Давно я таких не встречал… А ты?
Гвардеец, оказавшийся Тео, согласно хмыкнул, и Эдже от его скользящего по ней взгляда почувствовала себя грязной.
— У нас нет с собой золота, — сдержанно проговорил Серхат, всё же надеясь уладить назревающий конфликт. — И лучше вам пройти мимо, забыв о том, что видели нас.
Гвардейцы насмешливо хохотнули и, не сговариваясь, обнажили мечи с лязгающим металлическим звуком. Эдже под плащом вынула из-за пояса кинжал и крепко сжала его в ладони.
— Это тебе лучше закрыть рот и, если хочешь жить, уйти с дороги! А с ней мы… немного поболтаем.
— Я предупреждал, — вздохнул Серхат и, не обращая внимания на меч в руках гвардейца, рванулся к нему, нырнул под его руку и с силой ударил его о стену. Эдже ухмыльнулась, вынув руку с кинжалом из-под плаща и выставив её перед собой. Пока Серхат с первым гвардейцем боролись, второй иронично вскинул брови, покосившись на кинжал в её руке.
— И что ты сделаешь, милая? — он красноречиво хлопнул себя по доспехам на груди.
— Убью тебя, — процедила Эдже и, резко сорвавшись с места, ногой выбила у него, растерявшегося, из руки меч и, воспользовавшись его замешательством, полоснула кинжалом по его горлу. Горячая алая кровь брызнула Эдже прямо в лицо и попала в глаза и в рот. Сплюнув, она вытерла кровь с глаз и, проморгавшись, обернулась. Серхат, тяжело дыша, стоял над поверженным гвардейцем, убитым собственным мечом.
— Вы в порядке? — беспокойно спросил он, подойдя к Эдже, раздражённо стирающей кровь с лица. — Уходим, пока нас не поймали.
Серхат положил руку ей на спину и подтолкнул вперёд, но не успели они зайти за угол, из-за которого вышли убитые гвардейцы, как столкнулись с уже пятью, встревоженными шумом и криками.
— Вот чёрт, — процедила Эдже, отступив на шаг и уткнувшись спиной в широкую грудь Серхата.
— Оружие на землю! — гаркнул гвардеец, покосившись на окровавленный кинжал в руке Эдже. — Схватить их!
— Не сопротивляйся, — выдохнула Эдже, бросив кинжал на землю и обернувшись к Серхату, пока ей связывали руки. — Убьём их, а прибежит ещё два десятка, и тогда нас порежут.
— Разумно, — хмыкнул гвардеец, который раздавал приказы. Очевидно, главный. Посмотрев на него, Эдже замерла от ужаса, сковавшего её. Его звали Николас, и он служил в королевской гвардии при ней, поэтому знал её. — Сеньора Дориа, наконец-то вы здесь. А мы вас уже заждались… И не только мы. Наши королевы очень обрадуются, увидев вас. Во дворец!
Серхат и Эдже мрачно переглянулись, понимая, что все их планы разрушены. Вряд ли они доживут до утра. Борясь со страхом, Эдже гордо вскинула голову, но споткнулась, когда гвардеец с силой дёрнул её за собой за веревку, которой были связаны её руки. Подобно скоту или какой-то рабыне, она поплелась за ним, судорожно соображая, как спастись.
Топкапы. Дворцовый сад.
На своей памяти Эсма Султан ещё никогда не чувствовала себя так плохо. Изнутри её разрывали на части боль, тоска и отчаяние. Её сердце было разбито исчезновением Серхата Бея и кровоточило от осознания того, что совсем скоро её, не спрашивая её согласия, выдадут замуж за старика и тем самым обрекут на несчастную судьбу. Так ещё валиде, которая отказалась помочь ей, но несмотря на это всё равно нужна была рядом, покидала дворец.
Найдя в себе силы перестать рыдать и покинуть постель, Эсма Султан оделась в первое попавшееся платье и, бледная и заплаканная, вышла во дворцовый сад, чтобы попрощаться с матерью. Лето царствовало вокруг: зеленели деревья и травы, благоухали прекрасные цветы, заливались пением птицы, стрекотали насекомые, всё купалось в жарком свете солнца. Ещё издалека султанша увидела, что возле кареты валиде и Мурад пару раз обнялись и о чём-то говорили до её прихода, но, заметив её, замолчали и помрачнели.
— Эсма, ты в порядке? — забеспокоился Мурад, вглядываясь в её лицо.
Выдавив вымученную улыбку, она кивнула и, переведя печальный взгляд на мать, неуверенно подошла к ней. Боль, вызванная их недавним разговором, ещё не прошла, и Эсма Султан чувствовала обиду на мать, но усилием воли задвинула её на задворки сознания.
— Валиде.
— Эсма, — также печально улыбнулась Филиз Султан, и в этот миг мать и дочь были поразительно похожи. — Девочка моя… Не злись на меня. Ты же понимаешь, что я только добра тебе желаю и делаю всё для твоего благополучия. Поверь, так будет лучше. Однажды ты поблагодаришь меня. Пока меня не будет рядом, держись Мурада. Он позаботится о тебе. Я буду писать тебе и, надеюсь, дождусь от тебя ответных писем. Ну, вроде всё, — выдохнула султанша и, вглядевшись в лицо дочери, на котором её тёмно-карие глаза полнились слезами, обхватила его руками и тихо добавила: — И ещё… Что бы ни случилось, будь сильной. Я много раз говорила: ты — султанша, дочь падишаха, и в твоих жилах течёт священная кровь османской династии. Веди себя соответственно. Ну, прощай.
Поцеловав дочь в лоб, Филиз Султан хотела было убрать руки с её лица, но Эсма Султан неожиданно разрыдалась и обвила руками её шею. Мягко улыбнувшись, Филиз Султан обняла её в ответ, поглаживая ладонями по вздрагивающей спине. Шехзаде Мурад со смятением наблюдал за ними, стоя рядом.
— Мне пора, Эсма, — вскоре отстранилась султанша и, ободряюще улыбнувшись всё ещё рыдающей дочери, многозначительно посмотрела на сына.
Шехзаде тут же подошёл к сестре и, отцепив её руки от материнских плеч, прижал к себе. Эсма Султан уткнулась лицом ему в шею, не в силах созерцать то, как уезжает валиде. Филиз Султан, взойдя в карету, обернулась на последней ступеньке и с болью посмотрела на своих детей, которых была вынуждена оставить. Мурад, обнимая сестру, серьёзно кивнул ей, обещая, что ей не о чем беспокоиться и что он позаботится и о себе, и об Эсме. Филиз Султан села в карету, занавески за ней закрылись. Карета тронулась, поднимая в воздух клубы пыли, и скрылась вдали.
Вечер.
Топкапы. Султанские покои.
Искандер-паша, медленно войдя на просторную террасу, остановился за спиной стоящего у перил султана Баязида, который задумчиво вглядывался в вечерний пейзаж. Небо было тёмно-фиолетовым, и первые звёзды пока ещё робко зажигались на нём, а полумесяц казался маленьким, далёким и бледным.
— Повелитель.
Обернувшись, тот кивнул и, развернувшись, направился к дивану, на который опустился. Искандер-паша последовал за повелителем и встал напротив него, привычно сложив руки перед собой в замок.
— Давно мы с тобой просто так не разговаривали, Искандер. Как ты?
— Мне не на что жаловаться, благодаря вам. Всё хорошо.
— Я слышал о том, что случилось с Михримах во время похода. Мне жаль. Всевышний ещё подарит вам детей, дай Аллах.
— Аминь, — отозвался Искандер-паша. — Вас что-то гнетёт? Вы мрачны и задумчивы.
— Будущее моих детей меня беспокоит, — проговорил султан Баязид. — Мы с Хафсой сегодня обсуждали его. Я решил, что Мураду пора отправиться в санджак. Я отдам ему Манису. Через месяц он уезжает.
— Полагаю, шехзаде очень обрадовался. Действительно, время давно пришло. Шехзаде Мурад уже взрослый юноша. Рассудительный и умный не по годам. Уверен, он справится.
— Да, за него я спокоен. Но вот Эсма…
Искандер-паша сначала недоумевающе нахмурился, а после на его лице проступило понимание.
— Хотите выдать нашу госпожу замуж, повелитель?
— В том-то и дело, что нет, — усмехнулся повелитель и, наткнувшись на непонимание во взгляде паши, поспешил объяснить: — Я люблю Эсму. Наверное, даже больше, чем нужно, и мне трудно представить, что она покинет меня, станет взрослой женщиной, чьей-то женой и даже матерью. Как быстро растут дети… Ещё, кажется, совсем недавно я держал её, крохотную, на руках.
— С этим рано или поздно сталкивается каждый отец. Дети растут, и нам приходится мириться с тем, что они начинают свою жизнь и создают свои семьи, но из-за этого они не перестают быть нашими детьми.
Вздохнув, падишах улыбнулся ему с признательностью.