— Больше ни слова о нём! — негодующе процедила Филиз Султан, предупреждающе вскинув ладонь. — Эсма, его больше нет. К тому же… Как я и говорила тебе, повелитель, вернувшись из похода, задумался о твоей судьбе.

— Что… что значит задумался? — настороженно и с явным страхом в голосе переспросила та.

— Мурад через месяц отправится в Манису, когда подготовка к его отъезду будет завершена. Хафса Султан, узнав о планах повелителя, предложила ему выдать тебя замуж до его отъезда, чтобы и он, и я побывали на празднествах, а после спокойно уехали в Манису. Полагаю, повелитель согласится, так что совсем скоро ты выйдешь замуж, Эсма. Это решено.

Тяжело дыша, Эсма Султан неверяще качала темноволосой головой, смотря на мать широко распахнутыми глазами, в которых блестели слёзы.

— Замуж?.. Почему так скоро?! Валиде, прошу вас! — она рванулась из постели, сжав руку матери холодными пальцами в приступе отчаяния. — Поговорите с…

— Довольно! — вырвав руку и резко поднявшись с ложа, твёрдо произнесла Филиз Султан. — Замуж выйдешь и только попробуй заикнуться об этом Серхате! — В её серых глазах была решимость и даже безжалостность. Она считала, что столь скорая свадьба только поможет её дочери поскорее избавиться от этой ненужной и причиняющей ей страдания влюблённости в Серхата Бея. К тому же, уезжая из столицы, она будет уверена, что дочь пристроена и живёт с мужем в полном благополучии и достатке вдалеке от кровавых интриг гарема. — Ты уже взрослая, Эсма, и должна понимать, как и что устроено. Тебе девятнадцать лет и по меркам династии ты уже засиделась в девицах. Покорно прими свою судьбу, как поступили до тебя все другие султанши династии. Поверь, и я, и повелитель желаем тебе только добра. Мы подберём тебе по возможности не слишком престарелого, обеспеченного и достойного мужа, который будет тебе во всём опорой и поддержкой. Вытри слёзы и, прошу тебя, хотя бы раз в жизни поступи так, как требуется согласно правилам. Надеюсь, ты проводишь меня? Вскоре я уезжаю. А пока приведи себя в порядок.

Выдохнув, Филиз Султан развернулась и покинула покои под полным боли и отчаяния взглядом дочери, которая под скрип закрывающихся дверей повалилась на подушку и разрыдалась в ужасе от своей участи.

Генуя.

С неприязнью помешав деревянной ложкой склизкое варево в плошке, Эдже вздохнула и, отбросив ложку на стол, откинулась на спинку скрипучего стула и сложила руки на груди. Серхат сидел за одним столом с ней и аппетитно поедал так называемый гороховый суп, заедая его ломтиками чёрствого хлеба. Проследив за тем, как ложка со стуком упала на стол, он вздохнул.

— Я достану вам чего-нибудь посъедобнее, — спокойно проговорил мужчина и скользнул цепким взглядом по трактиру, оценивая обстановку.

— У нас больше нет золота, — скептично хмыкнула Эдже. — Но я скорее умру от голода, чем съем это, — она брезгливо отодвинула от себя плошку с вонючим супом.

— Значит, придётся обойтись без золота, — усмехнулся Серхат. — Оставайтесь здесь с воинами, я скоро, — добавил он, поднимаясь из-за стола.

Эдже забеспокоилась, заметив это, и напряжённо огляделась в трактире. Кругом всё те же потрёпанные мужчины с угрюмыми лицами и тяжёлыми взглядами, то и дело задерживающимися на ней. В таких злачных местах красота и молодость были опасны для женщины, будь она хоть сотню раз прекрасным воином и имея охрану в дюжину человек. К тому же, она просто хотела убраться из этого мрачного места.

— Серхат, — окликнула она его, когда мужчина отошёл от неё на несколько шагов. Он обернулся. — Я с тобой.

Поджав губы, но не смея возразить, он кивнул. Почему-то с ним Эдже чувствовала себя в большей безопасности, чем в окружении всех своих воинов. Натянув поглубже капюшоны плащей, они шли рука об руку по зловонным улочкам, плутая в них, как в лабиринте. Эдже не знала этих улиц, так как никогда прежде здесь не была. Что тут делать королеве? Здесь живут бедняки и всякий сброд, сейчас бесчинствующий особенно смело.

Наконец, они, поспрашивав у прохожих, вышли к рынку — огромной площади, разрывающейся от обилия всевозможных палаток и прилавков. В воздухе стоял неприятный аромат из смеси запахов рыбы, каких-то специй и гнили. Все кричали, разговаривали, что-то резали, тащили, торопливо прятали монеты в карманы. Здесь торговали бедняки и покупали бедняки, так что Эдже, снуя в суматохе среди толпы, крепко держалась за локоть Серхата, чтобы не потеряться. Неприязненно морща нос, она шлёпала по грязи и чувствовала себя так, словно она сама какое-то отребье.

— И что дальше? — спросила она у Серхата, когда тот, приметив более-менее приличную овощную лавку, пошёл к ней.

— Просто молчите и держитесь рядом со мной, — ответил он и, уверенно подойдя к прилавку, взял из ящика с картофелем один овощ и задумчиво его осмотрел. — Как идут дела? — спросил Серхат у торговца, который обратил к нему настороженный взгляд. Видимо, дело было во внушительной фигуре воина.

— Идут потихоньку, — пожал плечами торговец, почесав в затылке. — Только псы рыщут повсюду… Бывает, без платы берут товары или вообще грабят. Нет на них управы… Что хотят, то и творят.

— Псы? — снова услышав это слово, нахмурилась Эдже. Торговец посмотрел на неё как на надоедливую муху, Серхат же одарил её недовольным хмурым взглядом. — Кто это?

— Вы нездешние что ли? — подозрительно уточнил торговец.

Теперь Эдже поняла, почему Серхат велел ей молчать. Им нельзя привлекать внимание.

— Ты лучше скажи, есть здесь поблизости какой-нибудь приличный кабак? — отвлекая на себя внимание, спросил он.

— Приличный? Сомневаюсь, что вы найдёте такой, но неподалёку есть кабак Кортеса, еда и питьё там хорошие, все хвалят. Я и сам к нему иногда заглядываю вечерком. И, главное, псы туда редко заглядывают. С Кортесом, знаете, шутки плохи. Его, как нас, не ограбишь.

— Я понял. Ну, удачи тебе.

Подхватив предусмотрительно молчавшую Эдже под локоть, Серхат потянул её прочь.

— Мы пойдём в кабак? — спросила она в недоумении. — Мы же хотели затаиться, пока Капрано…

— Ну не голодать же вам, — усмехнулся мужчина и закрыл её собой, когда мимо них проехала тележка, с колёс которой летели в разные стороны брызги грязи. — От меня ни на шаг, госпожа. И, если у вас есть вопросы, задавайте их мне. Вам лучше не привлекать к себе внимание.

— Ну и кто такие псы?

— Гвардейцы. Теперь они патрулируют город, но на деле только пользуются своим положением — грабят и бесчинствуют не меньше разбойников, которых должны арестовывать. Их прозвали псами, потому что они вечно рыщут в поисках наживы, а заодно пронюхивают всё и обо всём, чтобы доложить узурпаторшам ту или иную полезную информацию. Например, кто тайно не согласен с их воцарением среди знати. К слову, все знатные семьи затаились, потому как, если их уличают в неверности короне, то конфискуют все земли, имущество и золото. Бедняки и те за одно лишнее слово прощаются с последними монетами и даже жизнями.

Эдже недовольно насупилась от мысли, во что превратилась королевская гвардия, при ней являвшаяся эталоном рыцарства и чести. Гнев вновь опалил её. И это её Генуя, великая держава. Что с ней стало? Она саморазрушается по вине узурпаторш.

— Откуда ты о них знаешь?

— Пока искал трактир, успел переброситься парой слов кое с кем.

Эдже хотела задать ещё вопрос, но осеклась, так как в проулок, по которому они шли, из-за угла вышли двое гвардейцев в доспехах и замерли, увидев также замерших Серхата и Эдже. С ухмылками на лицах гвардейцы переглянулись, а Серхат задвинул напрягшуюся Эдже себе за спину.

— Снять капюшоны! — развязно приказал один из гвардейцев, подходя к ним ближе. Крупная фигура Серхата заставила его положить руку на эфес меча в качестве угрозы.

Серхат снял капюшон, и на его чёрных волосах заплясали солнечные блики. Эдже помедлила, но рассудив, что гвардейцы её не узнают, так как их не было в королевской гвардии при ней, тоже сняла и взмахнула густой копной тёмных волос. Гвардейцы посмотрели на неё, а после, снова переглянувшись, грязно заулыбались.