Джоан Капрано был молод и хорош собой, даже в чём-то похож на Артаферна, к сходству с которым отчаянно стремился. Не столько для того, чтобы приблизится к тому идеалу, который видел в нём, но и с тем, чтобы угодить королеве, в которую был беззаветно влюблён. Как бы он не пытался скрыть свои чувства, его глаза буквально кричали о них, когда он смотрел на неё.

Эдже прекрасно знала об этом, но снисходительно не обращала внимания, ценя его за преданность и умения.

— Ваше Величество, думаете, нам удастся… победить? — осторожно спросил Капрано.

— При желании возможно всё, — ухмыльнулась она, задумчиво смотря вдаль. Морской ветер овевал её, гордую и статную. — А если желание подпитывается жаждой мести… Мы должны победить. Любой ценой. Я сделаю всё для победы. Надеюсь, мои воины поддерживают меня в этом.

— Каждый из нас готов отдать жизнь за вас! — горячо воскликнул мужчина.

— Мне не нужны ваши жизни, — повернувшись к нему, насмешливо отозвалась Эдже. — Принесите мне победу.

Обойдя Капрано, смотревшего на неё с раздражающим обожанием, королева вернулась в каюту.

***

— У них нет никаких шансов, — самодовольно заключил Мехмет-паша.

Шёл военный совет, и каждый из пашей получил возможность высказать своё мнение и предложения. Искандер-паша недовольно взглянул на Мехмета-пашу. Их вражда до сих пор не угасла.

— Не стоит её недооценивать, — проговорил великий визирь, смотря на карту, разложенную на столе у ног сидящего на троне повелителя. — Эдже Дориа не может не сознавать своего заведомо проигрышного положения. Не будь она уверена, что у неё всё же есть шанс победить, она бы не шла в сражение с такой смелостью. Вероятно, они что-то придумали…

— И что же, интересно? — иронично изогнул бровь Мехмет-паша. — У вас есть какие-нибудь догадки, паша?

— Искандер, ты прав, — воскликнул султан Баязид, увидев, как тот почернел от сдерживаемого негодования. — От этой женщины можно ждать чего угодно. Слухи об её безжалостности и коварстве не появились на пустом месте. Она желает отомстить нам за своё поражение и будет сражаться в полную силу, чтобы не потерпеть его снова.

— Возможно, она слишком гордая, чтобы сдаться без сражения, пусть и сознаёт, что оно, скорее всего, закончится её поражением, — высказал свою мысль шехзаде Мурад, и все взгляды обратились к нему.

— Мудрый правитель перешагнёт через свою гордость ради благополучия государства и своих подданных, — ответил ему повелитель. — Но мысль разумная, сын, — не преминул он похвалить его.

— Тогда, может быть, дать Эдже Дориа шанс поступить так? — несмело предложил тот, боясь упасть в глазах пашей и тем более отца.

— Что вы имеете в виду, шехзаде? — нахмурился Искандер-паша.

— Дипломатия, — он пожал плечами, будучи не уверенным в том, что говорит. — Можно послать к ней гонца с вопросом о том, желает ли она отступить, как мудрый правитель, или же пойдёт в сражение, рискуя всем. Возможно, всё удастся решить мирным путём.

— Вряд ли её гордость позволит ей согласиться на подобное предложение, — усмехнулся Мехмет-паша. — Бессмысленно, на мой взгляд.

— А на мой взгляд, ещё одна разумная мысль, — исподлобья посмотрев на него, проговорил Искандер-паша, заметив как смутился шехзаде. — Я не отрицаю, что возможно, это ни к чему не приведёт. Нашему государству и Генуе трудно будет выйти на мирный путь. Но мы не можем не воспользоваться возможностью это сделать. Спасибо за предложение, шехзаде.

Султан Баязид одобрительно посмотрел на сына, и тот довольно зарделся. После обсуждения стратегии военный совет был закончен. Паши покинули каюту, в которой остались лишь повелитель, его великий визирь и шехзаде.

— Молодец, сынок, что не боишься высказывать своё мнение, — воскликнул султан, встав с трона и похлопав его по плечу. — Однажды, да будет на то воля Аллаха, ты будешь восседать на этом троне и вершить судьбы мира. Ты должен быть готов к этому времени. И я не сомневаюсь, что будешь.

— Не обращайте внимания на слова Мехмета-паши, — добавил Искандер-паша. — Для него только его собственное мнение правильно.

— Будет тебе, Искандер, — насмешливо взглянув на него, проговорил повелитель. — Оставь его в покое.

— Только после того, как он оставит в покое меня, — сдержанно отозвался он.

Султан Баязид только покачал темноволосой головой.

— Повелитель, с вашего позволения, я пойду, — воскликнул шехзаде Мурад. — Серхат Бей ждёт меня. Мы собирались потренироваться.

— Ступай, — кивнул тот и, проводив взглядом ушедшего сына, с гордой улыбкой повернулся к Искандеру-паше. — Славный растёт шехзаде, ты согласен?

— Полностью согласен с вами, господин, — улыбнулся тот. — Достойный вас. Не по годам умён и рассудителен.

Помолчав, султан Баязид сел на подушку за столик и жестом пригласил присоединиться к нему Искандера-пашу.

— Тебя что-то печалит, я вижу, — задумчиво оглядев его, произнёс повелитель. — Даже для тебя ты слишком уж молчалив и мрачен.

— Со мной всё в порядке, — поспешил заверить его великий визирь. — Я попросту раздумываю о нашей стратегии и возможных решениях.

Падишах недоверчиво усмехнулся.

— По жене тоскуешь?

Искандер-паша напрягся и ещё больше помрачнел. Да, его мрачность и плохое настроение были вызваны тоской по любимой женщине, но, к несчастью, его жена ею не являлась.

— Немного, — уклончиво ответил он только для того, чтобы что-то сказать.

Понимающе улыбнувшись, султан Баязид вздохнул, и его взгляд стал задумчивым.

— И я тоскую, — признался он. — По дворцу, по детям, по Эмине…

Искандер-паша был рад, что повелитель смотрел в сторону и не заметил, как он вздрогнул от упоминания имени султанши.

— Думаю, по возвращении она встретит меня на руках с новорождённым ребёнком. Дай Аллах, он родится здоровым, а моя султанша останется в здравии.

— Аминь, — переступив через себя, сухо отозвался паша и отвёл взгляд, чтобы султан не увидел в его глазах мук.

Дворец Михримах Султан.

Распахнув отяжелевшие веки, Михримах Султан тут же ощутила боль, владеющую всем её телом. В правом плече, в животе, в спине, в ногах. Всё находилось во власти непрекращающейся ноющей боли. Она лежала в их с мужем покоях на кровати, укрытая тёплым одеялом. Вспомнив, что с ней случилось, девушка побледнела от страха и накрыла рукой живот.

— Госпожа? — раздался чей-то взволнованный голос, и спустя мгновение к кровати спешно подошла Гюльшан-калфа. — Хвала Аллаху, вы очнулись!

— Что… что с ребёнком? — хрипло спросила султанша, испуганно смотря на неё.

— Мы молили Всевышнего, чтобы он сохранил вам жизнь, — избегая прямого ответа, залепетала калфа. — И он услышал наши молитвы. Вы живы и вполне здоровы, исключая сильные ушибы. Лекарша сказала, что вы чудом остались невредимы. Подумать только, упасть с такой высокой лестницы прямо на мраморный пол! Вы ведь могли сломать…

— Ответь мне, — уже догадываясь, какой ответ услышит, дрожащим голосом прервала её Михримах Султан. — Его нет?

С сожалением посмотрев на неё, Гюльшан-калфа кивнула. Закрыв лицо руками, султанша заплакала. Сначала тихо, а потом едва ли не с воем, захлебываясь и вздрагивая.

— Султанша, прошу вас, успокойтесь! — беспокоилась Гюльшан-калфа. — Принесите воды и вызовите лекаршу, — велела она, обернувшись на служанок. — Не убивайтесь так, госпожа. Вы молоды и здоровы, у вас ещё будет столько детей! Аллах обязательно подарит вам счастье после стольких-то тягот.

Михримах Султан не обращала на неё внимания, утопая в своих боли, разочаровании и печали. Только спустя час она более-менее успокоилась и, благодаря снотворному, которое её заставила выпить лекарша, забылась беспокойным сном.

Когда она проснулась, в опочивальне царила пугающая темнота. Ночь окутала Стамбул. Невидящим взором уставившись в потолок, Михримах Султан снова накрыла рукой живот и погладила его. Впервые на её памяти внутри было столько боли и в то же время пустоты. Ей не хотелось ни покидать постель, ни есть, ни спать. Не хотелось ничего.