Осознав, что оказалась права, Хафса Султан вздохнула, чтобы потянуть время. Что она могла сказать, чтобы не вызвать подозрений, но и не скрывать правду? Только…

— Моя вовлечённость в политику сильно преувеличена. Боюсь, я не имею ни малейшего понятия, что происходит в Анатолии. Мехмет-паша, мой супруг, далеко, и мне не от куда черпать новости относительно политики. Всё, чем я ведаю, — это гарем.

В тёмно-карих глазах Хюррем Султан вспыхнуло недоверие, а вместе с ним и искра подозрительности.

— А я слышала, что вы позволяете себе довольно часто просить аудиенции Альказа-паши с тем, чтобы дать ему несколько советов относительно управления нашим государством и обсудить с ним насущные проблемы. Не думаю, что вы столь не осведомлены, как пытаетесь показать.

Теперь уже не просто холодно, а с ледяным презрением взглянув на неё, Хафса Султан перестала улыбаться.

— Тем не менее, это так. Если вы только это хотели обсудить со мной, то, полагаю, нам пора проститься. У меня много дел.

— Разумеется.

Ухмыльнувшись, Хюррем Султан поднялась с тахты и, не взглянув на собеседницу, степенно покинула покои. Спиной она чувствовала прожигающий взгляд.

Топкапы. Покои Нилюфер Султан.

Хелена, тоскующая из-за своей влюблённости, отказывалась бывать на охоте или прогулках с госпожой и Дафной. Она оставалась в покоях и, наслаждаясь одиночеством, всласть предавалась слезам. Ей было горестно без особых на то причин и не хотелось ничем заниматься.

И сегодня она осталась в покоях, когда Нилюфер Султан отправилась на охоту. Из-за обострения отношений с Хафсой Султан и Эмине Султан, она тяготилась нахождением в гареме и рвалась из него на свободу — в лес, где могла быть самой собой. Скорбь по матери всё ещё не покинула её сердца, но время служило хорошим лекарем, и султанша постепенно приходила в себя, становясь ещё твёрже и жёстче, чем прежде. Боль только закалила её.

Дафна неустанно следовала за госпожой и ещё больше сблизилась с ней. Раньше бы Хелена завидовала и ревновала, но теперь ей было всё равно. Тоска, чувство одиночества и непонимания со стороны окружающих её раздавили.

Но Хелена встрепенулась и вернулась к жизни, когда Идрис-ага принёс письмо для госпожи, написанное рукой шехзаде Мурада. Сгорая от любопытства и нетерпения, Хелена мучительно ждала возвращения госпожи с охоты, не смея читать её письмо даже тайком.

Когда, наконец, двери распахнулись, Хелена подорвалась с тахты и, взволнованная, выбежала навстречу султанше с Дафной. Они, посмотрев на неё, насторожились, так как уже привыкли к её мрачности и печали.

— Что такое? — сухо спросила Нилюфер Султан, передав Дафне колчан со стрелами и лук. Та отправилась во внутреннюю комнату покоев, где оставила их, и вернулась.

— От шехзаде Мурада пришло письмо, — радостно улыбнулась Хелена, словно оно пришло не госпоже, а ей самой.

Султанша мельком переглянулась с Дафной, которая посмотрела на неё смущённо. Сев на тахту всё ещё в мужском облачении и меховом плаще, она взяла в руки футляр для письма, из которого достала последнее. Из футляра также выпало ещё одно небольшое послание и, взглянув на подпись “Дафне”, Нилюфер Султан улыбнулась уголками губ.

— Это тебе, — протянула она послание растерявшейся Дафне, которая, забирая его, виновато покосилась на побледневшую Хелену.

Скованно спрятав послание в вырезе рубашки, Дафна отвернулась от Хелены, чтобы не видеть её озлобленный, полный ревности взгляд, и посмотрела на госпожу, которая уже читала письмо. На её лице впервые за долгое время расцвела улыбка.

— Какие новости? — взволнованно спросила Хелена, от нетерпения ёрзая на тахте, сидя рядом с госпожой.

— Мурад, конечно, утомлён долгим плаванием и плохими условиями жизни на корабле, но в целом очень воодушевлён. Повелитель допускает его на военные советы и даже иногда спрашивает его мнение по тому или иному вопросу. Он пишет, что встреча с флотом генуэзцев случится совсем скоро, но повелитель и паши уверены, что победа достанется нам. Королева генуэзцев была вынуждена разделить своё войско, отправив часть обратно в Геную, где после её отбытия воцарился хаос. Кстати, судя по написанному, Мурад очень заинтересован ею. Мне тоже было бы любопытно узнать женщину, которая, будучи османской султаншей, как я, изменила свою жизнь до такой степени, что стала королевой европейского государства.

— Неужели? — ошеломилась Дафна. — Как же её зовут?

— Эдже Султан, но она взяла фамилию рода, к которому принадлежит по линии матери и от имени которого правит, — Эдже Дориа. Она — потомок великого Андреа Дориа. Говорят, в сражении она стоит сотни лучших воинов.

— Как и вы, госпожа, — с искренним восхищением улыбнулась Дафна.

Нилюфер Султан снисходительно посмотрела на неё и со вздохом сложила прочитанное письмо.

— Идём, Дафна, освежимся в хамаме после охоты. Хелена, принеси мне халат. Я переоденусь. И Дафне захвати.

Когда госпожа с Дафной отправились в хамам, Хелена, складывая их вещи, вздрогнула, когда из рубашки Дафны выпало послание. Замерев, она несколько секунд неотрывно смотрела на него, разрываясь между желанием его прочесть и совестью. Победило первое и, схватив послание, служанка спешно его развернула и принялась читать. Закончив, она разрыдалась, осев прямо на пол и ненавидя весь мир за то, что её сердце разрывается от такой боли и горит в столь жгучем огне ревности.

Вечер.

Дворец Михримах Султан.

После смерти матери и в связи с отсутствием мужа, завладевшего её сердцем, Михримах Султан впервые очнулась от тоски. Известие о беременности настолько взволновало её, что она позабыла обо всех своих горестях. Она уже не истязала себя бессильной злобой в адрес Эмине Султан и даже позабыла о тех рисунках, хотя прежде, словно наслаждаясь болью, часто со слезами разглядывала их.

Эсма Султан была очень рада за подругу, но только судя по полученному от неё посланию. Из него же Михримах Султан узнала, что ей нездоровится, и пообещала себе, что завтра же поутру навестит её. Послание пришло и от Хафсы Султан, которая неожиданно стала предпринимать попытки сближения, озадачившие девушку. С чего бы вдруг, по прошествии стольких лет, она вспомнила об их родстве? Султанша просила заглянуть в Топкапы, навестить её и поболтать. Впрочем, Михримах Султан была не против в силу своих доброты и отзывчивости зайти и к ней после того, как проведает подругу.

Теперь султанша очень внимательно следила за тем, что ест, старалась побольше отдыхать и, к её удивлению, её одинокая жизнь в этом огромном пустом дворце стала легче. Из-за холодов прогулки в саду были редкими и краткими, но и их было достаточно, чтобы насладиться свежим морозным воздухом и прекрасной белизной снега, тонким слоем стелющегося по земле.

Этим вечером, когда Михримах Султан уже готовилась ко сну, стоя в ночной сорочке перед огромным зеркалом в золочёной оправе и расчёсывая свои светлые волосы, в покои вошла Гюльшан-калфа с улыбкой на обычно серьёзном лице.

— Что такое, Гюльшан? — взглянув на неё через отражение в зеркале, спросила Михримах Султан.

— Госпожа, пришло письмо от Искандера-паши. Я, получив его, поспешила к вам.

Взволновавшись, султанша тут же отложила гребень и, взяв из протянутой руки калфы футляр для писем, опустилась на ложе. Достав письмо, оказавшееся, к сожалению, весьма кратким, Михримах Султан с трепещущим сердцем принялась читать его. Но по прочтении трепет покинул её сердце. Письмо оказалось достаточно сухим и малосодержательным. Впрочем, иного от всегда сдержанного и скупого на чувства Искандера-паши ждать не стоило. Особенно, если учесть, что его сердце принадлежит другой женщине.

Печально вздохнув, Михримах Султан, несмотря на позднее время, всё же решила написать ему ответное письмо и, накинув поверх ночной сорочки тяжёлый бархатный халат, отправилась в кабинет, в котором стала частой гостьей. Ей не терпелось сообщить мужу радостную весть о беременности. Возможно, это хотя бы немного смягчит его? В сражениях знание о скором рождении первенца подбодрит пашу.