— Я слышала, что с тобой случилось этой ночью, — сочувственно улыбнулась Айнель-калфа и, заметив, как наложница побледнела, видимо, от неприятных воспоминаний, поспешила заговорить о другом: — Как я заметила, всех против тебя настроила Нефизе-хатун. Вы с ней поссорились?

— Понятия не имею, с чего бы ей это делать, — соврала Бельгин, вынужденная хранить тайну о планах Хафсы Султан, из-за которых Нефизе и озлобилась на неё из зависти.

— Айнель-калфа, что ты здесь уселась? — неожиданно за их спинами раздался недовольный голос Идриса-аги, от которого обе девушки вздрогнули и повскакивали с тахты. — Или у тебя есть время бездельничать? Если тебе мало работы, так и скажи, я добавлю.

— Прощу прощения, — пролепетала она и, поклонившись, поспешно ушла.

Бельгин, покосившись на неё, обратила напряжённый взгляд к Идрису-аге, который поманил её к себе пальцем.

— Надеюсь, у меня нет причин беспокоиться? — приглушённым голосом спросил он, когда наложница подошла к нему. — Ты же ей ничего не поведала о делах госпожи?

— Конечно, нет! — возмущённо заверила его Бельгин.

— Держи рот на замке. Может, всё-таки расскажешь, что произошло в прачечной?

Помрачнев, девушка покачала светловолосой головой. На это Идрис-ага только поджал губы.

— Ты должна помнить, что я и госпожа за твоей спиной, и мы не позволим чему-то действительно плохому произойти с тобой. Возможно, я облегчу тебе жизнь, сказав, что госпожа хочет… проверить тебя. Оттого и не позволяет вмешиваться в происходящее. Ты должна доказать, что нам нужна именно ты, Бельгин. Сломаешься, и госпожа выберет другую наложницу, потому как, если ты окажешься слабее глупой рабыни Нефизе, то тебе ни за что на выстоять против Эмине Султан. Нам нужна сильная и крепкая девушка, которая сумеет выжить, когда начнётся настоящая борьба за власть в гареме. Так что выше нос.

Бельгин вздохнула, смотря на спину уходящего евнуха. Теперь ей всё стало ясно. Вот, почему Идрис-ага, да и все слуги делали вид, что в гареме ничего не происходит. Хафса Султан проверяла её на прочность, подставив под удар Нефизе с её подругами. Это — испытание, и пока что Бельгин едва справляется с ним. Разочаровавшись, госпожа избавится от неё, а, поскольку она знает слишком много, это означает только одно — смерть.

Выходит, чтобы остаться в живых, надо выдержать все испытания и при этом не сломаться, а стать сильнее, закалиться для той, другой борьбы уже на куда более высоком уровне. Эмине Султан? Разве она, Бельгин, сможет не то, что превзойти её, а сравниться с ней? Но Хафса Султан верила в неё. Пока что. Эта вера — всё, что является преградой перед пропастью, именуемой смертью. Её нельзя потерять.

Возможно, Хафса Султан ждала от неё чего-то? Бельгин только сейчас поняла, чего. Силы. Быть сильной вряд ли значит быть жертвой, а именно ею она сейчас и была. Значило ли это, что ей предстояло превратиться из жертвы в хищника, чтобы остаться в живых? Скорее всего, да. Но как это сделать Бельгин не представляла. Издеваться в ответ? Она этого не умела. Позволить себе творить пакости и чинить несправедливые расправы, как Нефизе? Чтобы совершать подобное, нужно иметь озлобленное сердце, полное жестокости, а у Бельгин, к счастью или сожалению, оно было добрым и чистым. Но и самая чистая душа может очерстветь и налиться злобой, когда день ото дня полнится одиночеством, болью и унижением.

— Наша мышка снова забилась в уголок, — пройдя мимо неё, ухмыльнулась одна из наложниц. Нефизе и её подруг не было в гареме, так как они в наказание были отправлены работать, но это не означало, что издевательства прекратятся. Они отравили своей ненавистью всех обитательниц гарема.

— О чём это ты говорила с Идрисом-агой? — спросила её подруга, когда они опустились на тахту неподалёку от Бельгин с явным намерением повеселиться за счёт насмешек над ней. — Неужели жаловалась? А ему и дела нет до тебя. Кому вообще есть до тебя дело?

Девушки ехидно рассмеялись, отчего Бельгин ощутила укол злобы в сердце. Впервые ей захотелось не заплакать, а заставить их пожалеть о сказанном. Хафса Султан хочет от неё силы? Что же, она готова меняться. И меняться по жестоким правилам гарема.

— Ну, похоже, вам есть, если вы меня в покое не оставляете ни днём, ни ночью.

— Смотри-ка, Амрийе, — иронично произнесла одна из них, поглядев на подругу. — Оказывается, она умеет говорить. А я думала, она немая. Говоришь ей что-то, а она только глаза свои слезливые выпучит и молчит.

Сгорая от унижения, Бельгин резко поднялась с тахты и, не отдавая себе отчёта в том, что делает, схватила подушку и с яростным криком бросилась на насмешниц. Те, завизжав, повскакивали с тахты и убежали. Тяжело дыша, Бельгин смахнула с лица упавшие на лицо пряди волос и проводила их полыхающим от гнева взглядом.

Айнель-калфа, привлечённая визгом, поспешно подошла к ней.

— Что произошло? Они ударили тебя?

— Ну, вообще-то, я их ударила, — теперь уже смутившись своего порыва, напряжённо ответила Бельгин. — Так разозлилась, что не выдержала. Меня ждёт наказание?

В серых глазах калфы изумление уступило место доброй насмешке.

— Ну, они вроде бы целы, да и удар подушкой вряд ли может принести какой-то вред. Им это только на пользу. Так что нет. Но в следующий раз лучше обойтись словами или молчанием.

Несмело улыбнувшись ей, Бельгин положила подушку на место и опустилась на тахту, чувствуя на себе изумленные изучающие взгляды и слыша перешептывания. Похоже, её порыв произвёл сильное впечатление на гарем, привыкший к её молчанию и тихому поведению.

— Все смотрят.

Айнель-калфа усмехнулась и, оглядевшись в гареме, убедилась в этом.

— Пусть себе смотрят, шепчутся, смеются. Теперь они будут остерегаться насмехаться над тобой. Вряд ли кому-то хочется получить подушкой по голове.

Они тихо рассмеялись. Бельгин вдруг ощутила прилив тепла и доверия к калфе, которая первая, кроме Издихар, по-доброму отнеслась к ней здесь, в жестоком гареме.

— Я — Айнель-калфа. Если что, ты всегда можешь обратиться ко мне.

— Спасибо, — с искренней благодарностью улыбнулась Бельгин.

Дворец Хюррем Султан.

Поправив меховой воротник на кафтане мужа, терпеливо позволяющего ей это, Хюррем Султан приподняла лицо навстречу его губам. Одного прощального поцелуя ей было мало и, обвив широкие плечи руками, она со смехом несколько раз поцеловала мужа в щёку.

— Чего это ты? — усмехнулся Альказ-паша, тоже обняв её, но за талию.

— Ты уходишь, а мне снова, как и каждый день, ждать тебя, тосковать, — вздохнув, ответила султанша. — Альказ…

— Мне нужно идти, — не без сожаления разомкнув объятия, ответил он. — Обязанности регента престола заключают в себе множество дел. Я постараюсь сегодня освободиться пораньше, но ничего не обещаю.

Хюррем Султан прикрыла глаза, когда паша напоследок поцеловал её в лоб, и с печалью проводила его взглядом до дверей. Когда они за ним закрылись, женщина огляделась в покоях и, задержав взор на расправленной кровати, не удержалась от соблазна: легла, укуталась в тёплое одеяло и, перекатившись на подушку мужа, что хранила его запах, блаженно вздохнула и смежила веки. Вопреки её желанию ещё немного поспать раздался стук в двери.

— Войдите, — раздражённо воскликнула султанша, сев в кровати.

В покои вошла Саасхан-калфа, в руках которой был футляр для писем. Поклонившись, она подошла к ложу и протянула его госпоже.

— Простите, если побеспокоила. Я думала, вы уже не спите. Это письмо от Гевхерхан Султан.

— Распорядись, чтобы накрыли стол в главном холле. Детей пусть разбудят и оденут. Я чуть позже загляну к ним.

Отдав приказы, Хюррем Султан достала письмо из футляра и, отложив последний на одеяло рядом с собой, с радостной улыбкой принялась читать. Они с Гевхерхан Султан поддерживали связь через регулярные письма, но виделись очень редко из-за большого расстояния, которое приходилось преодолевать для встречи. Сестра замуж так и не вышла, а вместе с сыном, дочерью и двумя младшими братьями перебралась к другому брату Муса Бею, с которым она всегда была очень близка.