— Это всё? — деловито спросила султанша, расписавшись на очередном документе, поданном ей.

— Да, госпожа. На этом всё, — ответила хазнедар, забрав документ и убрав его в большую кожаную папку у себя в руках, лежащую поверх учётной книги. — Полагаю, вы должны кое о чём узнать…

— Я слушаю, — насторожилась Хафса Султан.

— Этой ночью в гареме вновь произошёл неприятный инцидент, и пострадала та же Бельгин-хатун.

— Бельгин? — утратив былую холодность, вскинула брови султанша. — Что произошло? С наложницей всё в порядке, я надеюсь?

— Несколько наложниц заперли её в прачечной и, похоже, всласть поиздевались. Их обнаружил один из евнухов, он хотел поменять простыни.

— Что за наложницы?

— Нефизе-хатун, Ясмин-хатун, Хадижа-хатун, Чичек-хатун и Эмир-хатун. Каждая из них понесла наказание. Я велела лишить их еды на целый день, а также отправила работать на кухню и в прачечную.

— Не позволю чинить беспорядок в гареме, — процедила Хафса Султан. — Мирше-хатун, ближе к вечеру приведите ко мне этих девиц. А что же с Бельгин-хатун? Ты так и не ответила.

— Напугана, но цела.

Женщины повернулись к вошедшему в покои Идрису-аге, который выглядел встревоженно.

— Султанша. Доброе утро.

— Не такое уж оно и доброе, судя по новостям, — недовольно отозвалась Хафса Султан, многозначительно взглянув на него. — Мирше-хатун сообщила мне о произошедшем. Так ты следишь за порядком в гареме?

Потупившись, Идрис-ага принял виноватый вид. Мирше-хатун строго на него посмотрела, поскольку была согласна с госпожой в том, что он и калфы не уследили за порученными им рабынями.

— Султанша, прошу вас, простите, — лепетал евнух, не поднимая глаз. — Насколько мне известно, виновницы наказаны, а Бельгин-хатун не пострадала, не считая сильного испуга.

— Благодари Всевышнего, что всё закончилось так, — процедила Хафса Султан и, вспомнив о присутствии хазнедар, повернулась к ней. — Мирше-хатун, можете идти.

Степенно поклонившись, престарелая женщина, опираясь на позолоченную трость, покинула покои. Дождавшись, когда за ней закроются двери, султанша перевела взгляд серых глаз к Идрису-аге, полный недовольства.

— Простите, госпожа, не уследил, — стал сокрушаться он, но умолк, когда та вскинула руку.

— Говоришь, Бельгин напугана? Сколь сильно?

Нахмурившись в настигшем его непонимании, вызванным неожиданными вопросами, Идрис-ага помедлил и заговорил:

— Когда евнух обнаружил их посреди ночи в прачечной, она плакала. Наутро, когда я её увидел, она пребывала в глубоких раздумьях и, насколько я могу судить, весьма безрадостных. За завтраком ничего не съела.

— Ты выяснил, что произошло в прачечной?

— Нет, Нефизе-хатун и её подруги молчат как рыбы. Но, полагаю, ничего серьёзного не произошло. Угрожали или высмеивали, раз Бельгин-хатун осталась невредимой.

— Как известно, словами можно ударить даже больнее, — вздохнула Хафса Султан. — Надеюсь, глупости Нефизе не сломают Бельгин. Я хотела проверить её на прочность и, надеюсь, она всё ещё в силах стоять на ногах. Подбодри её, пусть почувствует нашу поддержку, а я, в свою очередь, припугну Нефизе, чтобы показать и Бельгин, и всему гарему, что подобные выходки я с рук не спущу.

Идрис-ага послушно кивнул и, заметив лежащее на столике письмо от Мехмета-паши, которое он велел передать госпоже через Издихар-хатун, позволил себе полюбопытствовать:

— Хорошие новости от вашего супруга, Мехмета-паши?

— Он очень рад новости о моей беременности, — счастливо улыбнулась Хафса Султан, и её обычно равнодушный взгляд затеплился от нежности. — Также паша сообщает, что вскоре начнутся военные действия. Выяснилось, что в Генуе что-то произошло, из-за чего Эдже Дориа была вынуждена отправить обратно часть своего войска вместе со командующим своего флота, на которого, по большей части, и опиралась в делах. Это существенно уменьшило её шансы на победу в войне, ею же и разожжённой по глупости. Одна и с маленьким разобщённым флотом — она обречена.

— Пусть Всевышний дарует победу нашему великому падишаху.

— Аминь. А теперь о делах насущных… Дженаби Ферхат-паша отправился в Сивас, дабы по приказу Альказа-паши попытаться восстановить порядок в Анатолии. Мы знаем, что по моему приказу по прибытии он, наоборот, только пуще разожжёт полыхающее пламя восстания. Необходимо, чтобы Альказ-паша был вынужден покинуть столицу, вопреки правилам, и отправился в Сивас навстречу западне, что мы для него готовим.

— Возможно, вам стоит встретиться с Альказом-пашой и поговорить с ним? — предложил Идрис-ага. — Чтобы уверить его в серьёзности проблем в Анатолии.

— Не стоит мне открыто вмешиваться в политические дела, — покачала русоволосой головой султанша. — Иначе, когда Альказ-паша попадётся в сети, у кого-то могут закрасться подозрения относительно меня, раз уж я затрону это дело. Пусть будет так, словно я остаюсь в стороне и ни о чём не ведаю.

— Как вам угодно.

Топкапы. Гарем.

Покинув покои Валиде Султан с учётными книгами в руках, Мирше-хатун спустилась на первый этаж, посетовав на свои годы, — теперь лестница забирала у неё много сил. Войдя в ташлык, она хотела было отправиться в свою комнату, чтобы убрать учётные книги в шкаф и позволить себе немного передохнуть, как к ней подошла та новая калфа, имени которой она не вспомнила.

— Чего тебе, девочка? — хмуро взглянув на неё, преградившую ей путь, спросила хазнедар. — Напомни-ка своё имя.

— Айнель, — дружелюбно отозвалась калфа и, помедлив, с толикой волнения продолжила: — Мирше-хатун, простите, что беспокою…

— Говори уже, — устало выдохнула та, покрепче перехватив учётные книги, которые уже казались слишком тяжёлыми для её престарелых ослабших рук.

— Как вы сказали, моя работа — поддерживать порядок в гареме. Впрочем, как и всех нас: калф, евнухов и, вас, хазнедар. Верно? Не могу понять, почему Идрис-ага, другие евнухи и некоторые калфы препятствуют мне в моих попытках внести этот порядок в гарем.

— О чём ты толкуешь? — нахмурилась Мирше-хатун.

— Видите ту наложницу? — Айнель-калфа указала рукой на Бельгин-хатун, сидящую в углу в печальной задумчивости. — Не знаю, по какой причине, но все остальные наложницы позволяют себе издеваться над ней. И, видя эту несправедливость, я несколько раз пыталась вступиться за неё. Мои слова на издевающихся наложниц не действовали, а когда я пыталась назначить им наказание, то аги отказывались его выполнять, а евнухи и калфы не поддерживали эти решения. Как будто не желая препятствовать издевательствам и намеренно их не замечая.

— Я разберусь, — озабоченно ответила хазнедар и, посмотрев на Бельгин-хатун, приглушённым голосом добавила: — Раз уж ты так переживаешь из-за несправедливости в отношении этой наложницы, присмотри за ней. Бедняжка уже столько раз становилась жертвой жестоких издевательств. Если наложницы начнут их снова, будь сурова. Выноси наказание, а в случае, если аги будут отказываться выполнять его, посылай их ко мне. Уж я-то поставлю их на место.

— Как прикажете, — благодарно улыбнувшись за понимание, поклонилась Айнель-калфа.

Отступив в сторону, чтобы пропустить уходящую Мирше-хатун, она долго смотрела ей вслед. Эта престарелая женщина хотя и производила впечатление жёсткой и суровой, но у неё, вне всякого сомнения, было доброе сердце, полное понимания и стремления к справедливости. Все эти качества внушали уважение к ней, как и солидный возраст, неизбежно несущий в себе многолетнюю мудрость.

Повернувшись, Айнель-калфа направилась к той всеми презираемой наложнице. Видимо, услышав приближающиеся шаги, она резко и испуганно обернулась. Её светлые волосы на мгновение взметнулись в воздух и вновь рассыпались по плечам густыми прядями пшеничного оттенка.

— Сиди-сиди, — поспешила воскликнуть Айнель-калфа, когда наложница хотела было встать с тахты, чтобы поклониться. — Как тебя зовут?

— Бельгин, — настороженно ответила она, не понимая, с чего вдруг какая-то калфа подошла к ней и заговорила. Причём, неожиданно миролюбиво, а подобного отношения к себе девушка не чувствовала довольно давно.