Ей снился мрачный сон, в котором её окутала темнота. Со всех сторон к ней кто-то прикасался. Изворачиваясь от этих призрачных вездесущих прикосновений, Бельгин резко проснулась, липкая от пота, и в ужасе замерла. Её действительно окутала душная темнота. Она чувствовала, что её, завернув во что-то, несут несколько рук. Были слышны чьи-то множественные шаги.

Бельгин хотела было закричать, но осознала, что во рту у неё кляп, отчего в ужасе взвилась, пытаясь вырваться из несущих её рук. Но те крепко её держали, так что её попытки не увенчались успехом. Изнеможённая, она стала задыхаться из-за недостатка кислорода в этом своеобразном коконе и сдалась.

Послышался скрежет, похожий на звук открывшегося засова. Неожиданно руки, прежде державшие её, исчезли. Спустя мгновение Бельгин упала на что-то большое и мягкое, отчего не почувствовала боли от падения. Завозившись, она спешно выбралась из кокона, оказавшегося одеялом, и затравленно огляделась. Она лежала на мешке с грязным бельём. Значит, прачечная. Её окружили пять фигур, скудно освещённые дрожащим пламенем одного-единственного факела, который держала… Нефизе. На её красивом лице расцвела пугающая злорадная ухмылка.

Утро следующего дня.

Топкапы. Покои Эмине Султан.

Проводив взглядом ушедших сыновей, что отправились на занятия, Эмине Султан медленно отставила кубок с шербетом на поднос и вздохнула, оглядев его. Её тарелка была почти нетронута. Аппетита не было, но ради ребёнка султанша всё же немного поела. Ночью в животе проснулась слабая тянущая боль, которая не исчезла с наступлением утра. И это вызывало беспокойство.

Эмине Султан переживала, всё ли в порядке с ребёнком, и пыталась понять, что могло послужить причиной боли. Может, то, что её отравили, а она едва выжила, как-то повлияло на ребёнка? Женщина надеялась, что нет.

Вынырнув из раздумий, султанша повернулась к Элмаз-хатун, вернувшейся в покои с дымящимся кубком на подносе. Она по просьбе сестры ходила в лазарет, чтобы спросить совета у лекарши, и та, видимо, прописала какой-то отвар.

— Дильнар-хатун сказала, что этот отвар должен помочь, — воскликнула Элмаз, поставив поднос на столик.

— Дай Аллах, — отозвалась Эмине Султан и в несколько глотков осушила кубок, слегка поморщившись. — Горький…

Элмаз сочувственно взглянула на неё, сев рядом на тахту. Она уже получила приказ от Идриса-аги, пока возвращалась из лазарета в гарем, и не знала, как подступиться к его выполнению.

— Ты… уже решила, что будешь делать с Издихар-хатун? — осторожно спросила она.

— Мы должны избавиться от неё, Элмаз, — ответила Эмине Султан, повернувшись к ней. — Только я подозреваю, Хафса Султан быстро найдёт ей замену. Что нам, от всего гарема избавляться?

— Тогда что же делать? — недоумевала та, внутренне насторожившись. Похоже, сестра не собиралась убивать наложницу. Это усложняло задачу, так как её трудно было переубедить.

Вздохнув, султанша не ответила и задумалась, чувствуя на себе взгляд сестры. В конце концов, Эмине Султан вновь обратила к ней взгляд, что означало — она что-то для себя решила.

— Подождём, — проговорила она к скрытому неудовольствию Элмаз. — Затаимся. Пусть Хафса Султан думает, что мы ни о чём не подозреваем. Ближе к возвращению повелителя, когда времени на подготовку новой наложницы у Хафсы Султан не останется, избавимся от Издихар-хатун. Мы должны сделать всё так, чтобы подозрение пало не на меня, а на кого-то другого… После подумаем над этим. А пока мне лучше сосредоточиться на беременности. Упаси Аллах, с моим шехзаде что-то не так, раз появилась эта боль. Всё, о чём прошу у Всевышнего, — пусть он родится крепким и здоровым.

— Аминь, — искренне отозвалась Элмаз.

Женщины повернули головы к дверям, когда раздался стук в них, и напряглись: в покои вошёл Идрис-ага. В руках у евнуха был позолоченный футляр для письма. Увидев его, Эмине Султан внутренне затрепетала. Неужели долгожданное ответное письмо от повелителя? Она отправила ему столько писем, полных раскаяния за их ссору перед началом похода и тоски, но прежде не получала ответа.

— От повелителя? — взволнованно спросила она.

— Да, султанша, — расплылся в искусственной улыбке Идрис-ага, протягивая ей футляр. — Пришли письма из военного лагеря. Многие из султанш получили их.

Наблюдая за тем, как сестра в радостном предвкушении достаёт письмо и разворачивает его, Элмаз натужно сглотнула, вновь ощутив прилив зависти. Наступит ли когда-нибудь время, когда повелитель будет писать письма ей, полные любви и восхваления? Она надеялась, что да.

— Можешь идти, — бросила Эмине Султан, взглянув на Идриса-агу поверх развёрнутого письма. Потеряв к нему интерес, она принялась жадно читать.

Элмаз видела, как расцветает улыбка на её красивом лице по мере того, как ярко-зелёные глаза перебегали от строчки к строчке. Её терзало любопытство.

— Что пишет? — не выдержав, осторожно спросила она.

— У них всё хорошо, — ответила Эмине Султан, закончив читать. — Военные действия ещё не начались, но вскоре они встретятся с врагом.

— А что ещё? Повелитель простил тебя?

Счастливо улыбнувшись, султанша милостиво протянула письмо служанке. Взяв его, Элмаз неуверенно покосилась на сестру и, увидев её позволительный кивок, бегло прочла письмо. Повелитель кратко изложил положение дел во флоте, после поинтересовался, всё ли в порядке в гареме, с ней и с детьми. А затем… Любовный стих, отражающий всю глубину его тоски и любви.

— Красивый стих… — выдохнула Элмаз, вернув письмо владелице.

— Да, повелитель порою пишет стихи, но, к сожалению, очень редко, — отозвалась Эмине Султан, любовно сложив письмо и убрав его обратно в футляр. — Ему ближе война и меч, чем искусство и поэзия. Выйдем на террасу? Принеси-ка мою меховую накидку.

Кивнув, Элмаз поднялась с тахты и отправилась за накидкой, про себя отметив, что сестра буквально засияла от счастья. И это красило её больше, чем все самые роскошные платья и драгоценности.

Топкапы. Покои Филиз Султан.

Когда Айше-хатун, будучи встревоженной, вернулась в покои, её госпожа завтракала со ставшим привычным в последние дни задумчиво-мрачным выражением лица. Посмотрев на служанку, Филиз Султан напряглась, различив тревогу на её лице.

— Что такое? — упавшим голосом спросила она, медленно отложив ложку.

— Мирше-хатун встретила меня в гареме и велела передать вам, что Эсме Султан нездоровится, — ответила Айше-хатун. Она и сама испугалась этой новости, ведь была няней султанши и вырастила её, отчего глубоко привязалась к девушке.

— О, Аллах, — выдохнула Филиз Султан и, поднявшись с подушки, вышла из-за стола и спешно направилась к дверям. Лицо её, и без того бледное от природы, посерело от беспокойства, а тёмно-серые глаза наполнились той же тревогой, что и у её служанки. — Надеюсь, ничего серьёзного? Лекаршу уже позвали?

— Дильнар-хатун осмотрела султаншу и пришла к выводу, что никакой болезни нет. Эсме Султан нужно побольше есть, отдыхать и бывать на свежем воздухе.

Войдя в покои дочери, Филиз Султан увидела её, лежащую в постели, побледневшую и ослабленную. Приподняв темноволосую голову с подушек, Эсма Султан хотела было сесть, но мать жестом велела ей лечь обратно и села на кровать рядом с ней.

— Милая, что случилось?

Эсма Султан выдавила улыбку, чтобы успокоить взволновавшуюся мать. К сожалению, та вспоминала о ней только тогда, когда ей было плохо.

— Не знаю, валиде, — слабым голосом ответила она. — Просто слабость. Отдохну несколько дней и поправлюсь.

Облегчённо выдохнув, Филиз Султан взяла холодную ладонь дочери и поцеловала её. Ей вдруг стало стыдно от того, что она снова забыла о дочери, поддавшись своим чувствам и переживаниям. Оставила её совсем одну, без любви и заботы.

— Ты завтракала?

— Не хочется… — поморщилась Эсма Султан. Она действительно не хотела есть. — Может быть, позже.

— Я побуду с тобой, — погладив её по спутавшимся тёмным волосам, тепло проговорила Филиз Султан. Она и не помнила, когда в последний раз делала это. — Ты просто затосковала… По отцу, по брату и… по мне. Теперь я тебя не оставлю.