— Моя милая, — нежно улыбнулась Михрибан-хатун, отставив тарелку с супом на поднос под недовольным взглядом служанки. — Иди к маме.

Посадив дочь рядом с собой, она обняла её и прижала к груди.

— Вы же совсем ничего не съели, — вздохнула Элизар-хатун. — Прошу вас, ещё пору ложек, госпожа. И я унесу поднос.

Страдальчески вздохнув, Михрибан-хатун позволила ей покормить себя с ложки как ребёнка и, проглотив пятую ложку, отвернулась, отказываясь есть дальше.

— Тогда хотя бы отвар выпейте.

Осушив кубок с горьковатым травяным отваром, девушка вернула своё внимание к дочери и грустно улыбнулась. Она часто думала о том, что всё-таки не сможет поправиться и умрёт. Тогда её дочь останется одна совсем маленькой. Со своей возможной смертью Михрибан-хатун уже сумела примириться, но с тем, что её дочь станет никому ненужной обузой, — нет.

Михрибан-хатун появилась в гареме шехзаде Махмуда одновременно с Элиф-хатун. Они были землячками, обе из Польши, и даже жили когда-то в одном доме. Только Михрибан-хатун, а тогда ещё Милена, происходила из знатной польской семьи, а Элиф-хатун, нося имя Клара, как обыкновенная крестьянка прислуживала ей. Вдвоём они попали в рабство и вместе оказались здесь, во дворце Трабзона.

В отличие от солнечной и яркой Клары, Милена была совершенно иной: высокая, худощавая и бледная, как и полагается знати. Чёрные волосы и чёрные глаза делали её слегка мрачной. Она обладала утончённой красотой, но с детства была болезненной и слабой. А по характеру тихая, сдержанная, не умеющая бороться и не привыкшая самостоятельно выживать без чьей-либо помощи. Изнеженная, ранимая девушка с печальным характером не шла в сравнение со своей подругой и бывшей служанкой. Поэтому Клара сразу же завладела вниманием шехзаде Махмуда, а Милена осталась и дальше прозябать в гареме.

Их дружба с теперь уже Элиф-хатун прекратилась. Её переселили на этаж фавориток, и потому они всё реже стали встречаться в гареме. Вскоре Элиф-хатун забеременела, и её снова переселили, только теперь уже в отдельные покои. Их связь окончательно оборвалась, но, несмотря на это, Милена тосковала по бывшей подруге.

Как известно, в гареме Трабзона Карахан Султан установила свой порядок: когда фаворитка беременеет, её заменяет другая наложница. Неожиданно её выбор пал на Милену, которую она заметила на одном из увеселений и приятно удивилась тому, с каким изящным достоинством она держалась.

Карахан Султан позвала её к себе и, оценив красоту, изысканность и воспитанность девушки, решила даровать ей путь в покои шехзаде. Султанша назвала её Михрибан и в тот же вечер отправила к сыну. К сожалению, Михрибан-хатун не смогла его заинтересовать, поэтому эта ночь была для неё единственной. Но она чудом забеременела.

Из-за слабого здоровья Михрибан-хатун тяжело переносила беременность, а её роды были преждевременными, из-за чего девочка, названная Эсмехан Султан, родилась болезненной и слабой. Лекари опасались, что она умрёт в младенчестве, но Эсмехан Султан всё-таки выжила.

К сожалению, роды сильно пошатнули хрупкое здоровье Михрибан-хатун, и она слегла в постель. Прошло уже около года, но силы к ней всё ещё не вернулись. Девушка существовала на грани жизни и смерти в страхе оставить дочь одну.

Прислушавшись, Михрибан-хатун недоумевающе поглядела на двери, из-за которых раздавалась приглушённая музыка.

— Что это, Элизар?

— В гареме увеселение, — с сожалением ответила та, забирая поднос с ложа. — Карахан Султан распорядилась.

Горько улыбнувшись, Михрибан-хатун поцеловала дочь в лоб.

— А я, как всегда, не могу присутствовать. Ну ничего, правда, милая? Нам с тобой и здесь хорошо.

Покидая покои, Элизар-хатун сочувственно нахмурилась, поглядев на свою госпожу, пытающуюся не унывать, но явно расстроенную.

Гарем.

Во дворце Трабзона гарем был небольшим и не таким роскошным как в Топкапы, но Карахан Султан, несмотря на стеснённость в средствах, смогла придать ему уюта и своеобразной теплоты. Здесь было приятно находиться.

В этот вечер гарем веселился: раздавались переливы весёлой восточной музыки, под которую танцевали наложницы в ярких платьях. Другие рабыни, разместившись на подушках за столиками, трапезничали, разговаривали и смеялись.

В углу сидели султанши за отдельным столиком. Наблюдая за всем, Карахан Султан восседала на одной из подушек, как всегда царственная и красивая, несмотря на строгость в одежде. Она позволила себе надеть единственную оставшуюся у неё диадему из золота, которую доставала только по особым случаям.

Элиф-хатун, сидевшая подле неё, была облачена в яркое жёлтое платье и пританцовывала, даря всем улыбки и лукавые взгляды оливково-зелёных глаз. Она едва сдерживалась, чтобы не присоединиться к танцующим наложницам. С другой стороны от Карахан Султан устроилась Гюльнур Султан, которая вела себя куда сдержаннее и скромнее подруги. Она мягко улыбалась, когда смотрела на веселившуюся Элиф-хатун.

Фатьма Султан, которую недолюбливала Карахан Султан и, мягко говоря, Элиф-хатун, сидела в отдалении от них с обыденным скучающим лицом. Своего сына шехзаде Ахмеда она не отпустила играть с братьями и сёстрами, поэтому он сидел у неё на коленях и капризничал, а султанша то и дело пыталась его успокоить.

— Где же Бахарназ? — оглядевшись в гареме, спросила Гюльнур Султан, ни к кому конкретно не обращаясь.

Карахан Султан одарила её холодным взглядом, и светловолосая девушка виновато потупилась.

— А вот и она, — воскликнула Элиф-хатун, перестав пританцовывать и смотря в сторону дверей.

Когда раздался голос Радмира-аги, оповестившего о приходе султанши, наложницы и калфы поклонились ей. Проходя по гарему в изысканном красном платье, дополненным рубиновыми украшениями и высокой диадемой, Бахарназ Султан самоуверенно-снисходительно улыбалась.

В то время, как даже Карахан Султан позволяла себе только в особые случаи надевать диадему, бывшую у неё единственной, Бахарназ Султан имела их несколько и носила постоянно, чем вызывала негодование той. Шехзаде Махмуд одаривал её золотом не меньше, чем мать, несмотря на стеснённость в средствах. Он не заботился о последствиях своих непомерных трат, предоставляя это матери, которая всё и всегда ему прощала.

— Султанша, — поклонилась Бахарназ Султан, подойдя к столику, за которым сидели госпожи. — Добрый вечер.

Карахан Султан надменно посмотрела на неё и, не ответив, отвернулась в сторону. Закатив глаза, Бахарназ Султан жестом велела принести ей подушку и, когда её служанка Альмира-хатун выполнила приказ, изящно опустилась на неё.

— Веселишься, Элиф? — усмехнулась она, взглянув на пританцовывавшую девушку.

— Увеселения для того и устраивают, чтобы веселиться, не так ли? — невозмутимо ответила та, не переставая улыбаться. — Я и вам, султанша, советую повеселиться. Или хотя бы улыбнуться.

— Обойдусь без твоих советов, — хмыкнула Бахарназ Султан, отвернувшись и оглядевшись в гареме.

— Кого-то ищешь, Бахарназ? — теперь уже усмехнулась Карахан Султан. — Беатрис-хатун уже отправилась в покои моего льва, если её.

Озлобленно посмотрев на неё, Бахарназ Султан хотела было что-то ответить, но вдруг её взгляд за что-то зацепился, и она тут же ухмыльнулась.

— Неужели? Тогда что же она делает в гареме?

Недоумевающе нахмурившись, Карахан Султан посмотрела в ту сторону, куда был направлен взгляд девушки, и помрачнела. Наряженная Беатрис-хатун, выглядя расстроенной, стояла возле дверей и слушала, что ей говорила Фатьма-калфа. После, удручённо кивнув, она отправилась к своим подругам. Калфа же, поймав на себе взгляд своей госпожи, поспешила подойти и, наклонившись к ней, прошептала на ухо:

— Шехзаде не пожелал принять Беатрис-хатун. Велел, чтобы я привела Фелисию-хатун.

Гюльнур Султан и Элиф-хатун переглянулись, заинтригованные происходящим. Фатьма Султан, сидевшая в стороне, хмурилась, пытаясь понять, что происходит, но не имея возможности удовлетворить своё любопытство. Бахарназ Султан холодно ухмылялась, смотря на мрачную Карахан Султан. Она надеялась, что её шехзаде отверг Беатрис-хатун потому, что желал позвать её. Не зря же он спросил у неё, соскучилась ли она по нему, да и если вспомнить их поцелуй.