Вздохнув, Карахан Султан кивнула русоволосой головой, и Элиф-хатун облегчённо выдохнула.

— Может быть, устроить увеселение, чтобы развеять эту мрачную атмосферу? — с энтузиазмом предложила она.

— Не думаю, что это возможно, — остудила её пыл султанша. — Золота и без этого не хватает ни на что…

— Можно ведь обойтись и без трат, — пожала плечами Элиф-хатун. — Пусть в гареме играет музыка, поют и танцуют наложницы, а трапеза может быть простой, без изысков. Да и дети порезвятся… Что скажете?

Карахан Султан вздохнула, посмотрев на девушку со снисходительной улыбкой.

— Твою жажду веселья, Элиф, не унять даже в самые тёмные времена. Что же, будь по-твоему.

— Благодарю, госпожа, — лучезарно заулыбалась та и, протянув руки, взяла её ладонь и поцеловала. — Вот увидите, это будет только на пользу гарему.

Покои шехзаде Махмуда.

Оставив Альмиру-хатун в коридоре, Бахарназ Султан вошла в просторные и светлые покои, принадлежащие шехзаде Махмуду. Последний стоял возле окна, сложив руки за спиной в замок, и хмурился, смотря на зимний пейзаж и море белых палаток военного лагеря под холмом.

Замерев у порога, Бахарназ Султан улыбнулась, скользнув взглядом по его спине и широкому развороту плеч, которые она так любила обнимать.

— Мой шехзаде, — наконец, произнесла она, поклонившись. — Ты хотел меня видеть?

Шехзаде Махмуд не ответил, продолжая хмуро смотреть в окно. Осознав, что его что-то гнетёт и беспокоит, Бахарназ Султан подошла к нему и, встав сбоку, обняла одной рукой за плечи, а второй за подбородок повернула его лицо к себе с тем, чтобы заглянуть в глаза. Они в действительности были полны мрачных раздумий.

— Что случилось? Расскажи мне.

— Дети в порядке? — первым делом спросил шехзаде, убрав от лица её руку и сжав её в своей ладони.

— Да. Тебе не о чем беспокоиться. А теперь я слушаю, Махмуд.

Вздохнув, он за руку повёл её в сторону тахты и, когда они сели рядом друг с другом, поведал ей о лихорадке в военном лагере.

— Карахан Султан знает об этом? — спросила Бахарназ Султан и, получив кивок, задумчиво нахмурилась. — Уверена, она уже отдала необходимые приказы. Стоит изолировать больных, чтобы не допустить дальнейшего распространения болезни.

— Это верно, — отозвался шехзаде Махмуд, внимательно слушавший её. — Я должным образом не организовал их быт, бросил лагерь на самотёк и скинул все заботы о нём на плечи валиде, а на ней и так дела дворца и гарема. Это было неразумно. Как думаешь, откуда взялась эта лихорадка?

Вновь задумавшись, Бахарназ Султан некоторое время молчала, а он неотрывно смотрел на неё, ожидая ответа.

— Продукты им поставляются из дворца, но воду они берут из того озера неподалёку от лагеря, верно? Мы же пользуемся водой из другого источника.

— Ты думаешь, вода в озере… заражена?

— Это возможно. Также лихорадку могли принести с собой воины, бывшие в других землях с грабежами и разбоями. Мало ли, где они бывали?

Согласно кивнув темноволосой головой, шехзаде Махмуд в очередной раз удивился уму и рассудительности своей фаворитки. Она была его опорой даже не меньше, чем валиде и Махмуд Реис. Их потревожил приход Радмира-аги, который передал приказы Карахан Султан относительно лагеря.

— Послать туда лекаря тоже хорошее решение, — отозвалась Бахарназ Султан, выслушав его вместе с шехзаде. — Оно тоже поможет предотвратить распространение лихорадки.

— Радмир-ага, можешь идти.

— Шехзаде, прежде должен передать вам ещё один приказ Карахан Султан. Она велела этим вечером устроить увеселение в гареме.

— Увеселение? — недоуменно переспросил он, заметив, что Бахарназ тоже нахмурилась в непонимании. — Зачем оно понадобилось? К тому же, в такое время.

— Это мне неизвестно. Позвольте удалиться.

Когда двери за Радмиром-агой закрылись, Бахарназ Султан положила руку на плечо шехзаде, чтобы его успокоить.

— Возможно, Карахан Султан решила отвлечь всех от мрачных новостей. Главное, чтобы во дворце не началась паника в связи с известием о свирепствующей в лагере болезни.

— Странно, что между вами нет согласия, учитывая, что понимаете друг друга как никто другой, — усмехнулся шехзаде Махмуд. — Соскучилась по мне? — спросил он уже совершенно иным тоном, обняв девушку за плечи и прижав к себе.

Вместо ответа Бахарназ Султан крепко поцеловала его в губы и, когда спустя некоторое время он отстранился, принялась целовать его в шею. Их прервал стук в двери и, вздрогнув, султанша неохотно отстранилась, а шехзаде Махмуд убрал руку с её плеч и, оправив кафтан, позволил войти.

— Шехзаде, — проговорил Махмуд Реис, оказавшись в покоях. — Я помешал? — с толикой иронии в голосе спросил он, оглядев сидевших на тахте помятых юношу и девушку.

— Нет, султанша уже уходит, — ответил он, поднявшись с тахты с невозмутимым видом.

Бахарназ Султан поднялась ему вслед и, поклонившись, покорно покинула покои. Махмуд Реис, проводив её взглядом, почему-то помрачнел.

— Ты уже знаешь о лихорадке в лагере? — не заметив этого, спросил юноша.

— Да. Только что я разговаривал с вашей валиде. Она просила моего совета. Я одобрил все её решения. Надеюсь, лихорадка сильно не распространится и уж тем более не затронет вас и вашу семью.

— И я на это надеюсь.

Шехзаде Махмуд вгляделся в лицо наставника и заметил, что его беспокоит что-то ещё, но он почему-то не говорит об этом.

— В чём дело? Тебя что-то беспокоит. Расскажи мне.

Поколебавшись некоторое время, Махмуд Реис осторожно заговорил:

— Тревожусь о Фелисии, господин. Она… расстроилась, узнав о вашем решении видеть её в гареме. Когда я говорил с ней об этом в тот вечер, Фелисия разгневалась на меня. И с тех пор я не видел её. Надеюсь, с ней всё в порядке?

— Да, насколько мне известно, — не слишком уверенно ответил тот, успев позабыть об этой девушке. Да и делами гарема он не особенно интересовался. — Говоришь, разгневалась на тебя? Мыслимо ли это? Ты морской капитан, а она — рабыня.

Вновь помрачнев, Махмуд Реис хмуро посмотрел на воспитанника.

— Она для меня как дочь. Я не признаю в ней рабыни и никогда не признаю.

Изумившись его словам, шехзаде предостерегающе взглянул на капитана, хотя попытался смягчить это насмешливой улыбкой.

— Теперь она в моём гареме, так что держи при себе чувства к этой рабыне, какими бы они не были.

— Разумеется, — сухо кивнул Махмуд Реис. — Но… позволите ли вы мне увидеть её? Если пожелаете, то под присмотром слуг.

— Посмотрим, — неопределённо пожал плечами юноша, а потом ухмыльнулся. — Прежде я сам хочу её увидеть.

От этих слов Махмуд Реис почернел, с трудом сдерживая негодование и злость. Фелисия была для него дочерью, и мысли, что теперь она наложница, приводили его в смятение. Он хотел бы как-то помочь ей, вызволить из гарема, забрать с собой и увезти подальше отсюда, но не мог, и это было больнее всего.

Вечер.

Покои Михрибан-хатун.

Держа в руках поднос с вечерними яствами, Элизар-хатун вошла в небольшие покои, погружённые в вечерний полумрак, и подошла к ложу, на котором привычно покоилась её госпожа. Бледная, она лежала с закрытыми глазами, но, услышав шаги, медленно распахнула веки и посмотрела на служанку мутными чёрными глазами.

— Элизар?

— Это я, госпожа, — ответила Элизар-хатун, помогая ей сесть в постели и подкладывая подушки ей под спину. — Вот так, садитесь. Пора ужинать. Как вы себя чувствуете?

— Как обычно, — слабым голосом проговорила Михрибан-хатун, без аппетита оглядев поднос. — Что-то мне не хочется есть…

— Нужно поесть через силу, иначе вы никогда не поправитесь. Здесь и ваш любимый суп, видите? Попробуйте его, а я пока принесу Эсмехан Султан. Она по вам соскучилась.

Вздохнув, Михрибан-хатун пододвинула к себе поднос и, взяв в руки глубокую тарелку с супом, а точнее с мясным бульоном, зачерпнула его ложкой и отправила в рот. Тем временем Элизар-хатун вернулась из детской на руках с маленькой черноволосой девочкой, у которой были такие же чёрные глаза как у матери, но смуглая кожа как у отца.