— Когда я увидел твою подпись, решил, что так будет даже лучше. Что обязан тебя отпустить, раз ты так решила. Ведь я всегда говорил, что не хочу, чтобы ты ломала об меня свою жизнь. Но когда узнал, что ты уехала, даже не попрощавшись…

Его руки стиснули мои плечи. Преодолевая сопротивление, потянули к себе.

Он прижал меня к груди, отступил вместе со мной и вытянул за пределы беседки ровно за мгновение до того, как начал осыпаться потолок.

А когда пыль улеглась, прошептал мне на ухо:

— Зря ты написала мне то прощальное письмо. Я держался, сколько мог. Как видишь, не очень получилось.

Я всхлипнула, пряча мокрое лицо в его рубашке, под распахнутым воротом которой тяжело, гулко и быстро билось сердце.

— Зачем ты снова это делаешь? Я же не каменная, как твой дурацкий замок. Я так больше не могу. Сколько на этот раз всё продлится? Пока в очередной раз ты не решишь, что должен сам хранить свои секреты? И кому-то другому в твоей жизни просто места нет?

Его пальцы в моих волосах. Вжимает мою голову в себя, а другой удерживает за талию так, что у меня нет ни малейшего шанса двинуться или убежать. Даже если бы я хотела. Но я не хочу.

— Больше никаких секретов, Элис. Больше никаких тайн, обещаю! Задавай любые вопросы, я отвечу на все. Я как мог старался оградить тебя и нести эту ношу в одиночку. Ты сама напросилась, так что теперь пеняй на себя. Кончились игры в догонялки. Больше никогда и никуда тебя не отпущу.

Я даже плакать забыла. Только крепче сжала грубую ткань пальто под пальцами и сильней зажмурилась, прежде чем задать самый первый и самый главный вопрос из того миллиона, что его ожидают:

— Почему ты так говоришь?

— Потому что я люблю тебя. Люблю, Элис Морриган! И сгораю заживо от этой проклятой любви вот уже два года. С самого первого дня, как тебя увидел.

Тишина над почти разрушенным парком Шеппард Мэнор была такой, что я расслышала стук сердца под моими ладонями.

— Элис, ты слишком долго молчишь. Это молчание начинает меня пугать. О чём ты думаешь?

Я прижалась к нему ещё ближе.

— Думаю о том, что, наверное, возненавидела бы тебя за всё, что ты заставил меня пережить… если б так сильно не любила.

Он тепло и щекотно выдохнул мне в волосы.

— Можешь съездить мне по физиономии пару раз, если от этого полегчает. Ты ведь так предпочитаешь разбираться с напортачившими кавалерами?

Его ладонь нашла мою и осторожно погладила костяшки пальцев.

Я вскинула лицо и натолкнулась на его взгляд. В нём была улыбка. Очень грустная улыбка.

— Ты до сих пор помнишь?..

— Я помню каждый миг. Я помню каждую мелочь. Нашу первую встречу здесь, в этом самом парке. Твой брат ещё что-то говорил мне, но я уже не слышал. Помню мурашки на твоих плечах той холодной лунной ночью, и как ты отчаянно мёрзла, но не собиралась просить помощи. И как мне вдруг захотелось тебя согреть. Необъяснимо сильная потребность, и наверное, именно в тот момент я впервые заподозрил, что со мной что-то не так. Ведь к тому времени был твёрдо уверен, что самоконтроль стал моей второй натурой, надёжной бронёй, и никто и ничто не способно вывести меня из равновесия.

— Ты дал мне свой плащ, — я потупилась, улыбаясь воспоминаниям, которые до сих пор хранила в сердце как самые драгоценные.

— Он потом долго пах тобой.

Его доверительный шёпот снова вернул меня в тот вечер. Когда луна была словно присыпана пеплом, и наш дом, сейчас такой пустой и мёртвый, был наполнен смехом, музыкой и огнями, а в моей душе расцветало самое первое, самое робкое и сильное чувство. Чувство, которое как оказалось, было взаимным. Но я всё никак не могла этого осмыслить и принять. В голове не укладывалось.

— Я думала, тебе нет до меня дела. Ты был такой… холодный, далёкий, отстранённый.

Взгляд Дорна вспыхнул.

— Ещё бы мне не быть «далёким», если каждый раз, когда я пытался подойти к тебе ближе, магия выходила из-под контроля! Я полжизни пытаюсь держать в узде этого бешеного зверя. И думал, что мне почти удалось. Но потом появилась ты. И рядом с тобой он как будто сорвался с поводка. Знаешь… мне трудно признать, но я испугался. За тебя. Потому что тебя могло ранить теми бокалами, что взорвались при моём приближении, тебя могло насмерть посечь осколками от рухнувшего окна… и ещё сотни разных, но не менее паршивых вариантов, которые я даже не мог предсказать. Нет, это было слишком опасно! Я должен был сделать шаг в сторону. Отступить и не позволить нашим жизненным дорогам переплестись, пока это ещё было возможно. Дать тебе прожить свою жизнь — правильную, достойную, безопасную… без всего того дерьма, которым наполнена моя.

Я вдохнула пару раз поглубже, чтобы успокоиться.

— А ты не подумал, что хорошо бы сначала спросить моего мнения по этому поводу?

Его серый взгляд прищурился. На развалинах несчастной беседки уже почти нечем было дышать от жара.

— Я прекрасно знал, что бы ты сказала по этому поводу. Ещё до того, как услышал те строки из твоего дневника, которые резали меня по живому.

— Может, ты ещё и даром телепатии владеешь, и тоже забыл мне сообщить? — недовольно проворчала я, уже понимая, что сердиться дальше не смогу. Что с каждым его словом, с каждым плавящим до костей взглядом до меня постепенно начинает доходить правда. И эта правда возвращает меня к жизни, как засыхавший цветок, что наполняется живительной влагой.

В уголках его губ появилась коварная улыбка, от которой у меня подогнулись колени.

— Ну зачем же? Мне было всё ясно и без телепатии. То, как ты смотрела — я успевал прочесть достаточно прежде, чем ты стыдливо отводила глаза и пряталась под своими бесконечными ресницами. Как очаровательно краснела… словно бутон розы, который только ждёт моего прикосновения, чтобы распуститься. Знаешь, о чём у меня были все мысли, когда я на тебя смотрел?

Я задыхалась от его вкрадчивого тона, а вокруг беседки медленно-медленно расползался чёрный круг пепла. Потому что всё новые и новые деревья рассыпались в горячую чёрную пыль. Кажется, я сама уже готова была испепелиться в его руках, когда сильные пальцы потянули волосы назад, заставляя открыться навстречу, не позволяя больше прятаться и отворачиваться от той правды, что так неприкрыто и обнажённо дрожала меж нами невидимыми струнами.

— Я думал о том, что будет, если наплевать на всё и утащить прямо с бала куда-нибудь эту упрямую драчливую девчонку со сбитыми в кровь кулаками. Что она сделает — ударит, или будет ещё сильнее краснеть, если поцеловать её по-настоящему?

— Надо было проверить, — выдохнула я через полуоткрытые губы. Серый взгляд прошёлся по ним жадной лаской. Но ответ Дорна был неожиданно серьёзным:

— Из нас двоих именно я должен был оставаться взрослым и трезвомыслящим, потому что только я в полной мере осознавал последствия. Уже говорил тебе однажды, — тех, кто покоряется судьбе, она размазывает о камни в своём бурном течении. Я не хотел, чтобы из-за меня с тобой случилась беда. Но раз за разом судьба будто в насмешку сталкивала нас снова. А после того случая с кретином Гудсмиттом я понял, что всё равно не смогу защитить тебя от всего, если буду держаться подальше. И пожалуй, неизвестное зло, которое могло тебе угрожать, страшило меня даже больше, чем то, которое я хоть как-то мог контролировать.

Воспоминания о противной роже Оливера и о карете в том грязном переулке заставили меня содрогнуться от омерзения.

— Так всё-таки… он точно остался жив, после того, как ты с ним… «побеседовал»? Я теперь не уверена, — я оглянулась на выжженный парк.

Довольная улыбка Дорна ещё больше укрепила мои подозрения.

— Жив, жив, не беспокойся! Правда, не скажу, что цел и невредим. Я позволил магии… скажем так, выйти из-под контроля… немного. Думаю, как минимум заикание до конца жизни ему точно обеспечено. А возможно, и недержание.

А мне почему-то не было жалко. Вот ни капельки. Мерзавец заслужил.