— Почему? Я не собираюсь на вас давить. И торопить. Я ведь всё вижу, Элис. Буду ждать столько, сколько потребуется.

Я покачала головой.

— Не нужно. Потому что… я слишком хорошо знаю, сколько боли бывает, когда один человек любит — а другой лишь позволяет себя любить. Вы хороший, Квентин. И я не хочу вам такой ужасной судьбы. Прощайте.

Торопливо отвернувшись, я бросилась бежать — через заснеженный старый парк, и лабиринт посеребренных ветвей очень скоро скрыл от меня неподвижную чёрную фигуру.

И я спиной чувствовала сочувствующий и до слёз добрый взгляд, которым он меня проводил.

Задыхаясь от быстрого бега, чувствуя, как морозный воздух разрывает лёгкие, я наконец остановилась у подножия величественной колоннады, украшавшей поместье. И поняла, что мне совершенно не хочется туда возвращаться.

Что сейчас осталось последнее место на земле, куда я могу пойти. Куда я должна пойти.

Дело за малым — найти те немногие вещи, что еще оставались в поместье Морриганов. Нужно забрать все до единой. Чтобы стереть последние воспоминание о моём недолгом присутствии в истории этого достославного рода с его бесконечными ветвями, корнями и ответвлениями. Пусть оставят свои тайны себе.

А я возвращаюсь в Шеппард Мэнор.

Волчица уползает в своё логово зализывать раны.

По счастью, все мои документы остались в поместье Морриганов, когда я, дурочка, босиком среди ночи бросилась в погоню за собственным мужем. Теперь даже вспомнить смешно те дни. И на что я рассчитывала… Тилль благоразумно не стала пересылать мне столь важные бумаги в Тедервин вместе с обычными тряпками. Так что они хранились в надёжном месте, в «розовой» герцогской спальне.

Тут и застала меня Бертильда — когда я складывала в аккуратные стопочки всё, что осталось от моего присутствия в жизни семьи Морриган. Одежды оказалось не так много, разных мелочей и того меньше.

— А я бы на вашем месте ещё немного подождала здесь, — вздохнула Тилль, опираясь на косяк распахнутой в спешке двери.

— Я знаю, на что ты надеешься. Оставь. Тебе ведь больше лет, чем мне. Пора бы давно перестать верить в сказки, — тихо ответила я, проверяя, все ли бумаги на месте, в картонной папочке с завязками. Мой походный письменный набор… Небольшая сумма наличных денег… Надо бы заглянуть в банк по дороге.

— Вы в курсе, что Шеппард Мэнор стоит полностью пустым с момента смерти ваших родителей? Там не то, что прислуги — дров, скорее всего, нету. А сейчас зима, смею напомнить.

Я пожала плечами.

— Знаешь, Тилль… когда ты находишься в совершеннейшем и полном жизненном тупике, порой необходимо очистить разум и привести мысли в порядок в каком-нибудь месте, где тебя никто не найдёт и никто не будет трогать. Лучшего я не могу представить. Да и потом — дрова и продукты на первое время куплю в соседней деревне. Меня этим не испугаешь. Я не боюсь. Мама не белоручкой воспитывала, ты же знаешь! Она на собственном опыте поняла, что даже леди должна уметь всё. Никогда не предугадаешь, куда тебя забросит судьба. Так что нечего за меня волноваться.

— Как я могу не волноваться, — снова вздохнула Тилль.

Я помолчала немного, окидывая внимательным взглядом то, что получилось. Мда уж… а не так и мало! Придётся всё же одалживать у старика повозку с кучером. Сразу же отправлю обратно. От Шеппард Мэнор до деревни будет пешком полчаса, не больше. За день можно несколько раз сходить. Справлюсь.

Обернулась к подруге.

— Есть ещё одна мудрость, которой меня научила мама — в любой кризисной ситуации, когда от тебя зависит чья-то жизнь, надо сначала позаботиться о себе. Парадокс, правда? Но когда они с маленьким Олавом жили в том каменном мире, где почти нечего было есть, и у них оставался последний кусок пищи, она всегда делила его пополам. Никогда не отдавала весь сыну, как бы ни хотелось. Знала, что если не будет в порядке она — не выживет и ребёнок, ему просто некому будет помочь. К чему это я…

— Даже не представляю, что творится в вашей бедовой головке.

— К тому, что я совершенно точно уверена, что смогу помочь брату. Где-то рядом разгадка, я почти её «ухватила», я обязательно пойму. Но пока… такое чувство, будто блуждаю в тумане. Пелена путает мысли. Я так устала, так выпита досуха, что сейчас у меня ни одной-единственной идеи, что делать дальше. В общем, эта передышка мне жизненно необходима. Не ради себя — а помочь ему. Надеюсь, чтобы отряхнуться и пойти дальше, мне не понадобится слишком много времени.

Тилль молчала долго. Потом просто подошла и крепко обняла.

— Я попрошу моего душку герцога подать лучшую карету. И слугу пришлю, снести вещи. Дайте помогу упаковать.

— «Моего герцога»? — слабо улыбнулась я. — Может, я чего-то не знаю? Хотя, честно говоря, на твоём месте присмотрелась бы к кандидатуре другого свободного Морригана — Квентин, вроде бы, очень даже ничего…

Она отмахнулась от моей идеи. И ответила неожиданно серьёзно. А ведь я хотела всего лишь пошутить, чтобы разрядить напряжённую обстановку прощания.

— Никогда бы не подумала, что так получится… но знаешь, я всерьёз рассматриваю предложение руки и сердца, которое он сделал мне недавно. Куда там молокососу Квентину, пусть уж меня простит… Как жаль, что настоящий мужчина встретился мне так поздно.

У меня папка с документами выпала из рук.

— Тилль… эм-м-м… но… как же супружеская постель? Ты что же, собираешься?..

Она посмотрела на меня, как на умалишённую.

— Любовь бывает разной, милая! И в разном обличье приходит к людям. Она может быть сладкая, как ягоды первой земляники, и солёная, как кровь. Наша — горькая, как ягоды поздней рябины под снегом. Ты знаешь мою циничную натуру! Для человека, который повидал изнанку жизни, как я, особенно трудно признать… но да, по-моему я впервые чувствую что-то, что можно назвать любовью. И мне страшно! Так страшно открыться и сделать свою душу уязвимой для чувства, которое неизбежно обернётся самой страшной болью утраты. Но кажется, я готова попытаться.

Размышления о словах Тилль вытеснили из моего разума другие невесёлые думы, и дорога до Шеппард Мэнор показалась на удивление быстрой.

Любовь… а с чем сравнить мою?

Мне кажется, в ней было всё — и сладость, и соль, и ледяной холод и нестерпимый жар — и наверное, поэтому так трудно оставить её позади.

Трудно, но необходимо.

Если я хочу снова жить, я обязана вырвать её из сердца. Но что-то мне подсказывает, корни всё равно останутся где-то глубоко, так сильно в меня проросли.

Несмотря на предупреждение Тилль, я не ожидала, каким запустением встретит меня родной дом. Всё-таки, без присутствия людей дома быстро ветшают, как тело без души.

Заколоченные окна, заржавленные замки, которые едва-едва открылись — хорошо, что в конверте с дарственной оказались ключи. Внутри царил ужасающий холод. Насмерть промёрзшие за эти годы стены казались чужими, я просто не узнавала коридоров и комнат, по которым бегала ещё девчонкой. Картины и мебель были завешены белой тканью, дымоходы перекрыты. Дрова нашлись в небольшом количестве, но совсем отсырели и для растопки не годились.

Я выбрала небольшую гостевую комнатку поближе к кухне — своей спальни и покоев родителей пыталась пока избегать, чтоб не бередить душу — и решила приспособить её для жизни в первую очередь. Она была мала, на растопку требовалось не так много. На первое время должно было хватить и хвороста, который я собрала в собственном парке. Заросший и дикий, парк стоял по-зимнему тихий и сонный, и в девственно-чистый снег на неубранных дорожках я проваливалась по колено.

Провизией на несколько дней я оказалась обеспечена с избытком из тех запасов, которые всучила мне в дорогу Тилль. Так что визит в деревню решила отложить.

Лишь когда первые хлопоты были окончены, я осталась наедине с осознанием того, что теперь совершенно точно одна — на несколько миль вокруг — и никто не потревожит моего уединения. Ледяная рука тревоги, сдавившая сердце, немного отпустила. Утихла внутренняя дрожь. Впервые меня охватил настоящий покой. То был покой вымороженного зимнего леса, покой дерева, в котором остановился ход соков — но для меня сейчас даже такой был величайшим благом.