Тим вернулся с виски для меня и чаем для себя и сел на диван. Загипнотизированный видом пара от чашки, он едва ли осознавал, что я говорю.

- Джентльмены, - начал я, - мы собрались сегодня ночью на заседание комитета Кубка Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом.

Тим тупо зевнул и почесал голову.

- Осознавая исключительную важность момента, я хочу торжественно заявить комитету, - продолжал я, - это последнее заседание. Потому что один из участников гонки за Кубок Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом обеспечил себе победу и тем самым заслужил право попытать счастья с мисс Кларой Джордан, пригласив ее на интимную встречу.

Тим наконец проснулся.

- Что ты сказал?

Подняв руку и призывая к молчанию, словно возмущаясь столь грубым нарушением протокола, я повернулся к хартии и очень аккуратно написал в свободную строку под своим именем: «Апартаменты бывшей подруги».

И обернулся к Тиму. Его губы снова и снова беззвучно шевелились, произнося написанные мной слова. Секунд через десять он сдался.

- Нет, не выходит. Я ничего не понял.

- Квартира, Тим. Квартира, где живет бывшая подруга. Это мое А.

- Это жульничество. Это К, а не А.

- Тим, ты не понял. Я и пишу это, потому что это жульничество. И еще одно нарушение правил - я этого не делал. И объявляю об этом заранее. Так что два случая нечестной игры. И потому Роб-судья дисквалифицирует Роба-участника и вручает победу Тиму. Тебе, если ты не забыл, что Тим - это ты. Поздравляю. Таким образом, ты объявлен победителем в Кубке Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом.

Я протянул руку. Тим встал и посмотрел на хартию, его спящий разум пытался угнаться за моими рассуждениями. Я понял, что дальнейшие разъяснения бесполезны. Даже если бы он уразумел, о какой бывшей подруге я говорю, он все равно не понял бы, почему я готов уступить первенство ему. Наконец он сдался, оставив попытки что-либо уяснить, и решил, что может просто насладиться победой. Повернувшись ко мне, Тим широко улыбнулся и пожал мне руку.

- Спасибо, друг.

Через полчаса я стоял на пороге квартиры Ханны. Когда она взглянула на меня, не пригласив войти и, по сути, ничего не сказав, просто стояла и смотрела с вопросительным выражением на лице, я вдруг понял, что сценарий вылетел у меня из головы.

Я считал само собой разумеющимся, что она думает так же, как и я, но теперь я не был так в этом уверен. Я отчаянно пытался придумать что-нибудь умное, что-нибудь остроумное и смешное, что позволило бы мне приблизиться к цели войти и очутиться в объятиях Ханны. Но все без толку. Чем больше я тужился, тем сильнее меня охватывала паника, и в голове крутилась одна мысль - Тим мгновенно придумал бы что-нибудь.

В конце концов Ханна нарушила молчание.

- Что, Роб? Чего тебе?

- Не знаю. Не знаю, что и сказать.

- Попытайся сказать, что думаешь.

- Я… Я просто подумал… Что мне нужно быть с тобой.

Она протянула руку и сжала в ладонях мою кисть.

- Ну вот ты и со мной.

А потом мы поцеловались. Мягким, нежным, но совсем не неуверенным поцелуем. Это был поцелуй двух людей, знающих, что их поцелуи принадлежат друг к другу. Так получилось, что все эти годы, проведенные без поцелуев Ханны, я штурмовал вершину, а теперь, взяв ее, я плавно спускаюсь с другой стороны горы. Тогда было правильно не целовать ее, а теперь правильно ее целовать.

- Извини, - сказал я. - Я тогда не очень хорошо объяснил тебе.

Ханна улыбнулась.

- Ты прекрасно все объяснил. Единственное, что я хотела услышать, - что ты не знаешь, что сказать. Если бы ты придумал какую-нибудь вонючую остроту, я бы знала, что с твоей стороны это не серьезно. Но то, что ты не мог ничего сказать… в общем, это все сказало.

Потом она потянула меня за собой в прихожую и закрыла входную дверь. Мы обнялись, и я почувствовал, как будто держусь одновременно за свое прошлое и будущее. Потом наши губы встретились снова, на этот раз мягкость и нежность взорвались страстью и томлением. Ханна прижала меня к стене, и наши тела слились. Мы соскользнули на пол, целуясь.

А потом мы занялись любовью. Мы раздели друг друга, причем поспешно - нетерпение нарастало, - и занялись любовью. И если бы мог выразить словами свои чувства, я бы написал их. Поэтому прошу вас просто вспомнить свою близость, то, как вы занимались любовью. Потому что я чувствовал тоже самое, занимаясь любовью с Ханной. Если ваши воспоминания близки к тому, что ощутил я, то вы поймете, почему я не нашел подходящих слов.

Поэт, которого я читал когда-то (или это был писатель?), сказал, что иногда, пытаясь выразить что-то словами, мы неизбежно принижаем высокий смысл происходящего.

Кажется, теперь я понимаю, что он имел в виду.

Мы легли в постель и провели почти всю ночь, занимаясь все тем же, но с вариациями и в комфорте. Но тот, первый, раз по-прежнему в моей памяти.

Вот так вот. Я нарушил свое правило «не упоминать собственно о сексе». Да, мой отчет не изобилует подробностями, но, согласитесь, описания того, что с чем стыковалось, как долго и в каком порядке, не много добавят к сказанному, не правда ли? (Если ваш ответ на это «не правда», то вы зря все это читаете.) Я уверен, вы все прекрасно и так представляете.

Нет, что вам действительно нужно знать - это мои ощущения. Ощущения были превосходные, лучше не бывает.

На рассвете я около часа наблюдал за спящей Ханной и мысленно возвращался к Кубку Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом.

Это как старая футболка, к которой так привык, что уже не замечаешь… Все, что я писал насчет мальчишек и их мыслей о сексе, о том, чем они отличаются от девчонок, и о том, что те думают о сексе, - все это правда. Но проходит время, и они вырастают из этого.

Я всегда знал, что со мной это тоже случится. Просто не знал когда, где и как. А теперь знаю.

Я понял, что чем взрослее становился, тем меньше говорил о Кларе Джордан и тем больше о Кубке Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом. Гонка стала горнилом, в котором я разжег свою энергию, катализатором, ускорившим приближение дня, когда я наконец успокоился, удовлетворенный и уверенный в том, что знаю и видел все, чем может одарить тяга к приключениям (а она может одарить многим). И отправной точкой для меня стала Клара, ее обаяние и загадочность. И меня, как и Тима, охватило страстное, голое (иногда буквально) возбуждение, вызванное этим вызовом. Но эта гонка исчерпала себя. Моя дорога невоздержанности привела к тропе мудрости.

В какой-то момент я онемел, но, по словам Ханны, был самым красноречивым, - этого не могло произойти с кем-то другим. Сара, как я ни любил ее, ждала бы от меня остроты. И это значит, что она не была для меня той единственной. Мы не понимали друг друга по-настоящему, так, как понимали с Ханной. Может быть, то, что Ханна являлась частью Крисиханны, не позволяло мне увидеть это раньше. Но теперь я вижу.

Помните, что я написал в тот вечер после прыжка с парашютом? О том, что переживаешь какое-то событие, фрагмент жизни, а потом переходишь к другим?

Ну вот, теперь я чувствую примерно то же самое. Je ne regrette[50] ни об одном событии в моей половой жизни. Сказать по правде, я бы жалел, если бы их не было. Но теперь с этим кончено. Пора перейти к чему-то новому.

Люди остепеняются в разном возрасте и по разным причинам. Джеймс и Люси всегда были счастливы друг с другом. Саймон сомневался насчет Мишель, но в конце концов преодолел сомнения. Грэму пришлось подождать, но, возможно, и он наконец нашел человека, сумевшего увидеть в нем что-то хорошее, чего не замечали остальные.

А Тим? Он все еще не дозрел до этого, хватается за все, что попадается. Когда-нибудь и он угомонится. Но не сейчас. Следующей у него на прицеле окажется, конечно, Клара Джордан. Я по-прежнему понимаю, почему она показалась мне обаятельной. Потому - и только потому, - что я ничего о ней не знал. Чем дольше она оставалась в нашей конторе, тем больше я понимал, что в ней нет ничего, что вызывало бы мой интерес - и сам я явно не вызывал ее интереса. И потому ее обаяние исчезло. Но это не означает, что она перестала быть симпатичной (боже, целая жизнь прошла с тех пор, когда я писал свои первые впечатления).