— Эмм… Вам не кажется, что это как-то… — Барклай сделал неопределённое движение рукой в воздухе, — слишком?

— А обычный чеснок не слишком? Михаил Богданович, не уподобляйтесь придворным чистоплюям. Врага, пришедшего к нам войной, нужно давить всеми силами. Если враг не сдается, его уничтожают, никаких «слишком». Вот возьмите ящик с минами, тут их два десятка, испытайте, подумайте, только осторожно, чтобы самим пальцев не лишиться. И да, есть у меня еще одно к вам дело, хотя это не совсем к вам скорее вопрос по ведомству Гурьева Дмитрия Алексеевича, но…

— Что у тебя по ведомству моего министра финансов? — Сзади неслышно подошел Александр, заставив меня вздрогнуть.

— Есть… Есть информация из Парижа, непроверенная и не слишком богатая, по правде говоря, на подробности, — аккуратно подбирая слова начал я, — что перед вторжением в Россию Бонапарт готовит массовый вброс поддельных ассигнаций для подрыва устойчивости нашей финансовой системы.

— Неприятно, — отреагировал на новость Александр, откуда у меня такие сведения он спрашивать не стал. — Это действительно нужно с Дмитрием Алексеевичем разговаривать, возможно удастся что-то придумать.

Не смотря на все мои действия и на затянувшуюся на лишний год войну пятой коалиции к середине одиннадцатого года стало очевидно, что оттянуть вторжение Наполеона хоть бы на год вряд ли получится. Отношения между двумя странами стремительно ухудшались буквально день ото дня, и были на этот понижающийся тренд как объективные причины, так и субъективные.

К объективным совершенно точно нужно было отнести экономику. Наполеона жутко раздражала наша внешняя торговля с «нейтралами» — читай с той же Англией, — от которой мы отказаться просто не могли. Причем если в балтийских портах еще пытались соблюдать какие-то приличия, действительно принимая суда только под флагами нейтральных государств и арестовывая каждый год десятки нарушителей, слишком халатно подошедших к тому, чтобы выправить положенные бумаги, то на севере уже и приличиями никто не заморачивался: торговали чуть ли не в открытую.

Кроме того, во весь рост стоял вопрос герцогства Варшавского как возможного ядра возрожденной Польши. Александр считал действия по возрождению польской независимости прямой угрозой границам Российской империи и при каждом удобном случае пытался выбить из Наполеона гарантии не превращения герцогства в полноценное государство. Французский император вроде бы и сам таких планов не имел, однако на эти заходы отвечал уклончиво, оставляя себе место для маневра.

Были и другие причины предполагать, что отодвинуть войну не получится. Кроме неудачного сватовства к русским принцессам, без сомнения ударившего по самолюбию корсиканца, были и прочие неприятные инциденты. Так весной 1811 года были оккупированы северогерманские владения герцога Ольденбургского, родственника и просто близкого семье Романовых человека. Особого практического смысла в этом не было, а попытка Наполеона объяснить свои действия недопущением контрабанды из Англии звучала крайне неубедительно, поэтому все выглядело как нанесение намеренного оскорбления лично Александру.

В свою очередь русский император с распростертыми объятиями принимал всех беженцев от «кровавого» Наполеоновского режима, демонстративно принимая таких людей на службу и осыпая их милостью. А в Твери, где жила не ставшая императрицей Франции Екатерина Павловна практически в открытую формировался политический антинаполеоновский кружок, что тоже было известно буквально каждому в столице. Очевидно, что долго так продолжаться не могло, а все мои попытки повлиять на Александра, чтобы он не «лез в бутылку» и постарался по возможности смягчить ситуацию натыкались на глухую стену. Ко внешней политике меня все так же практически не подпускали. Справедливости ради стоит сказать, что среди столичных жителей, принадлежащих к высшему свету, наверное, только я был откровенным «голубем», считавшим, что война в любом случае не принесет нам ничего хорошего. Все остальные были настроены куда более решительно и усиленно обрабатывали в соответсвующем ключе императора.

О том что война с Россией на будущий год — дело решенное, стало известно осенью 1811 года. Сразу по нескольким каналам, в том числе и от моего личного агента Толстого-Американца пришли сообщения, о начале подготовки французской армии к кампании против России, запланированной на следующий год.

Федор Иванович вообще неплохо развернулся в Париже, собрав вокруг себя целый кружок из недовольных российской властью и вроде бы сумев даже подсесть на самообеспечение: прососаться к бюджету Французской империи. После этого он стал налаживать переписку с кое какими Российскими дворянами, прощупывая их на предмет лояльности действующей власти, после чего отчеты с полученной информацией отправлял мне. Ну а я пока что их придерживал, аккуратно подшивая в папочку с компроматом. Настанет день, когда этими бумагами можно будет воспользоваться с максимальной выгодой.

Из других интересных событий в Швеции наконец определились с наследником престарелого короля Карла XIII.Им стал его незаконнорождённый сын Густав, достаточно известный в стране военный и дипломат.

В Испании все было как у Ремарка «без перемен», в США к власти пришли ястребы и начали готовиться к войне за освобождение Канады, а Южная Америка во всю полыхала в попытке отделится от метрополии. В мире было не спокойно.

Утром я проснулся, неохотно вылез из-под одела, нашарил ногами тапочки и по привычке подошел к окну. На улице все было белым бело. Ночью выпал снег, скрыв под собой грязь, мусор и прочее не слишком приятное глазу…

1 января 1812 года. Я в этом мире уже пятнадцать с половиной лет, в июле будет шестнадцать. Александр обещал мне на совершеннолетнее отдать Михайловский замок, там уже даже потихоньку начались ремонтные работы: со времени смерти Павла он стоял, по сути, заброшенный.

Приход нового года заставил мысленно подвести предварительную черту под всем что было сделано в новой, неожиданно свалившейся на меня второй жизни.

Много ли я успел сделать за это время? Не так чтобы очень. Наверное, сделать можно было бы гораздо больше. Вот только позиция несовершеннолетнего ребенка, пусть даже великого князя, не слишком располагает к масштабным преобразованиям. И так уже то, что войны с Турцией и Персией закончились гораздо раньше, сэкономило нам миллионы рублей и тысячи солдатских жизней, а длившаяся на год дольше война в Европе уменьшила количество потенциальных захватчиков, вторжение которых мы ожидали уже летом, суммарно тысяч на сто. Ну или хотя бы снизило их качество: набрать новых рекрутов дело-то нехитрое, но опытных бойцов полноценно они заменить все равно не смогут.

На улице по пушистому еще не слежавшемуся снегу брели куда-то работяги, иногда проезжали запряженные лошадьми сани. Не смотря на дату, впрочем, Новый Год тут праздником не считался в отличие от Рождества, люди сновали под окнами Зимнего вполне активно.

Многое было сделано, открыто, изобретено еще больше осталось только в задумках. Та же реформа орфографии, которую мне не смотря на несколько попыток протолкнуть так и не удалось. Пришлось учить правила употребления двух букв «е» и двух букв «и», ничего не поделаешь. Опять же переход на Григорианский календарь было бы разумно провести сейчас и не ждать прихода большевиков. А вообще, какую сферу жизни не возьми — везде нужно было срочно что-то делать, реформировать, внедрять новшества и так далее. Благо пока еще Российская империя от остальной Европы не отстает — ну или отстает незначительно — поэтому не нужно бежать впереди паровоза, достаточно бежать наравне с ним. Кстати, паровозы тоже пора потихоньку начинать изобретать…

Неожиданно решился половой вопрос. Вернее, была снята его острота. В рабочем угаре я не сразу заметил, что среди моей прислуги, где раньше были только мужчины и женщины почтенного возраста, неожиданно появилась пара молодых и вполне симпатичных девушек, не стесняющихся вести себя чуть более свободно, чем это позволялось правилами приличия. По меркам двадцать первого века их бы назвали чопорными занудами, а тут все видится несколько иначе. Как говориться слово за слово и оказалась одна из них в моей постели. Что сказать… Разницы между женщинами двадцать первого века и девятнадцатого почти нет, разве что волос в разных местах побольше. Ну и в общем, мне потом Воронцов признался, что это он устроил, чтобы какого-либо непотребства не допустить. Секс же с прислугой тут непотребством не считался, тем более что девушки были вольнонаемными и даже замужними не смотря на невеликие свои года. Это великий князь тут в шестнадцать становится совершеннолетним, обычная крестьянская женщина к этому времени уже может трех детей иметь. Или четырех.