— Так-то оно так, однако приходит век всеобщего просвещения. Техника усложняется, повышаются требования к образованию рабочих даже самого низшего звена. Повышение образованности неизбежно приведет к росту самосознания, а значит и появлению новых проблем по уже озвученным мною ранее причинам. Понятное дело, пока империя сильна, пока нахождение в составе великого государства будет давать больше плюсов чем минусов, проблемы не возникнет. Однако рано или поздно обязательно наступит момент слабости, и будьте уверены все они обязательно попытаются воткнуть нам нож в спину.

— Так может всеобщее образование — не такое уж и благо. Вон у французов никак от лишней учености уже десять лет революции с переворотами происходят подряд, — приподнял правую бровь воспитатель. — Либерализм, сейчас, конечно, моден при дворе, однако же не стоит пускаться в преобразования, проблемы от которых вам видны заранее.

— Либерализм? Тьфу-тьфу-тьфу! Семен Романович, то вы такое говорите? Где я, а где либерализм! Я твердо стою на позициях разумного консерватизма, мне бездумный либерализм чужд совершенно!

Разговор этот в итоге затянулся на несколько часов и имел не одно продолжение. Видимо типичному продукту своего времени, классическому образцу российского чиновничества этих лет было крайне интересно общаться с представителем двадцать первого века. Пусть он при этом о происхождении моей души и не знал.

В итоге, я действительно написал на имя императора докладную записку. И как показали дальнейшие события, Александр ее даже прочитал.

— Ваше императорское величество, господа, — я кивнул всем собравшимся и насколько мог бесстрастно принялся развешивать подготовленные к выступлению плакаты и другие наглядные материалы. Поскольку роста мне все еще сильно не хватало, пришлось для удобства использовать маленькую лесенку.

Кроме императора и Семена Романовича в комнате присутствовала целая группа «ответственных товарищей». Поскольку министерская реформа все еще находилась в разработке, а пытаться что-то протолкнуть через коллегии — эти монструозные пережитки былых времен — было чревато только получением мигрени, в этот день были приглашены только члены «негласного комитета». Группы из четырех человек определявших политику империи при раннем Александре. Потом, когда император уже уверенно сам станет на крыло, эту полулегальную организацию упразднят, однако, когда именно это будет я естественно не помнил. Как и не помнил состав комитета, однако тут мне помог Воронцов. Даже не знаю, что бы без него делал.

Именно Семен Романович рассказал мне подробнее о четырех близких друзьях Александра, по максимуму пользующихся плодами недавнего — ну как недавнего, больше года уже прошло — переворота. Кое кого, например Николая Николаевича Новосильцева Воронцов хвалил, как талантливого администратора и вообще дельного человека, кого-то, как Чарторыйского — ругал, поскольку видел в нем человека пустого и, откровенно говоря, талантами обделенного, а, например, насчет Петра Строганова только фыркал. Последний провел молодость во Франции и сохранил к этой стране самые теплые чувства, находясь естественным образом в противоположной Воронцову партии. Звучит как бред, однако в начале девятнадцатого века сановники в России делились не на «правых» и «левых», а на англофилов и франкофилов. Ну еще на либералов и консерваторов, однако с моей точки зрения — убежденного кстати консерватора — и те и другие были кондовыми чурбанами.

В качестве основной темы, которая должна была стать для меня трамплином для прыжка в ряды тех, кто принимает решения, стала демография. Звучит не слишком увлекательно, однако, если покопаться хорошенько можно, извлечь на свет то, от чего волосы у любого нормального человека моментально встанут дыбом.

Закончив развешивать разноцветные плакаты, среди которых в глаза сразу бросались разного рода столбчатые и круговые диаграммы, графики и прочие наглядные материалы, привычные для жителя двадцать первого века, однако, как показало тестирование на Воронцове, отлично действующие на местных.

— Итак, господа, надеюсь никто не будет отрицать, что именно население любого государства является его главной ценностью и его главным ресурсом. Люди — это и подати, и солдаты, и потенциальные великие изобретатели, поэты и многое другое. Сейчас в Российской империи проживает около сорока миллионов душ и, для примера, мы можем позволить себе армию около одного процента от численности населения. Четыреста тысяч: без учета всяких гарнизонов, инвалидных команд и прочего, мы можем выставить на поле боя всего порядка двухсот тысяч штыков. Но что было бы, если бы в Российской империи проживало не сорок миллионов, а например, сто? Видится мне, что даже простое увеличение полевой армии таким нехитрым методом позволило бы нашей стране в последних кампаниях выступить куда как удачнее.

По кабинету прокатился тиха волна шепотков. С одной стороны, неудачные войны с Наполеоном остались как бы в прошлом, повисли на «карме» мертвого императора Павла. С другой — все равно слышать о наших поражениях собравшимся было не слишком приятно. Однако упомянул я их не просто так, мне нужно было добиться у присутствующих эмоционального отклика, поэтому я сознательно немножечко прошелся по больным мозолям.

Сколько я для подготовки к этому докладу перелопатил материала, страшно вспомнить. Пришлось поднимать как признанную государственную статистику, так и самому выезжать на места — правда недалеко, дальше окрестностей столицы меня не отпустила мамА даже не смотря на согласие поучаствовать в этом деле Семена Романовича — для сравнения «бумажных» цифр с реальными. Ну и с людьми, знающими реальную ситуацию в стране пришлось общаться не раз и не два: как с помещиками, непосредственно занимающимися производством товарного зерна и экспортом его заграницу — таких на удивление оказалось не много — так и офицерами служившими на югах во время последних кампаний против Порты и Персии и знающие те места лучше кого бы то ни было в стране. Достаточно только сказать, что подготовка к сегодняшнему дню у меня заняла добрых полгода.

— Для начала давайте посмотрим на таблицу: тут мы видим различные и при этом исчерпывающие факторы изменения численности населения в отдельной взятой стране. Их, как вы видите, делят на естественные и механические.

Все что рассказывал с указкой в руках стоя у доски, можно было прочитать в любом учебнике по обществоведению напечатанному в двадцатом или двадцать первом веке, однако для этих лет собранный воедино и поданный в наглядном виде материал выглядел весьма свежо.

— Давайте для начала остановимся на естественном.

Тут если честно, когда я начал заниматься вопросом, у меня просто опустились руки. Да русские бабы рожали по семь-десять детей за жизнь, однако взрывного прироста численности население это совершенно не давало. Виной тому ужасающая — действительно ужасающая — детская смертность и общая невысокая продолжительность жизни.

До года умирало от четверти до трети всех рожденных в империи детей. До пяти лет доживало меньше половины — сорок-сорок пять процентов всех родившихся. До репродуктивного возраста доживало в среднем около трети всех рожденных детей. При сорока миллионах населения и среднем количестве родов на одну женщину около семи нетрудно подсчитывать — если пренебречь в статистике всяким и там инородцами и прочим мало влияющим на общую картину контингентом, что ежегодно в России умирало ДВА МИЛЛИОНА младенцев! И еще по миллиону детей от одного до пяти и от пяти до пятнадцати. А всего около ЧЕТЫРЕХ МИЛЛИОНОВ!!! При общей численности в сорок. Да просто уменьшение детской смертности в двое с добавлением двух миллионов лишних человек в год даст — я даже взял карандаш и лист бумаги чтобы посчитать — невообразимые пять миллиардов населения через сто лет.

— Так, ну это я видимо хватанул где-то лишку, — сконфужено посмотрел я тогда на итоговое число. — Наверное, так это не работает.